Евгений Водолазкин. Брисбен. М.: Редакция Елены Шубиной, 2018
Гениальный музыкант чувствует, что медленно, но верно охладевает к музыке, хотя внешне у него все в порядке: концерты по всему миру, овации, восторженные рецензии критиков и горы букетов. Кризис — повод вспомнить свою жизнь и рассказать ее первому встречному писателю по имени Нестор, который довольно изящно собран по кусочкам из разных современных российских прозаиков, включая самого Водолазкина. Как и главный герой, собранный из разных российских и не очень музыкантов. Но вернемся к главному герою, который по матери русский, по отцу — украинец, жил в детстве в Киеве в условиях двуязычной многоголосицы, потом перебрался в Россию. Тут прямо напрашивается пафосная трактовка: Водолазкин написал роман о былом русско-украинском союзе, который сейчас заканчивается разводом. Но в романе все гораздо хитрее. Отметим также, что автор по-прежнему находится на таком уровне мастерства, что можно писать великолепно буквально обо всем на свете, даже о самых банальных пустяках.
«Склонение существительного путь. Был такой параграф в учебнике русского языка, изданном для украинских школ. Русские формы — путь, пути, пути, путь, путем, пути — сопоставлялись там с украинскими: путь, путi, путi, путь, путтю, путi. Главное отличие: в украинском путь — она. Грамматический женский род. Однажды Глеб спросил отца, как так получилось, что путь — она. Тому що наша путь, ответил Федор, вона як жiнка, м’яка та лагiдна, в той час як росiйський путь — жорсткий, для життя непередбачений. Саме тому у нас i не може бути спiльної путi».
О. И. Киянская, Д. М. Фельдман. Словесность на допросе. Следственные дела советских писателей и журналистов 1920–1930-х годов. М.: Неолит, 2018
В новой книге, посвященной сталинским репрессиям, собраны материалы шести судебных процессов — над Владимиром Нарбутом, Николаем Эрдманом, Михаилом Вольпиным и другими писателями, поэтами, журналистами.
Для широкого читателя интереснее всего будет ознакомиться с «делом сатириков», жертвами которого стали уже упомянутый Эрдман и его коллеги Владимир Масс и Эмиль Кроткий, обвиненные в сочинении «антисоветских басен». Поэты, работавшие в «Крокодиле», даже не подозревали, что занимаются контрреволюционной деятельностью. Пока кафкианский суд первой волны репрессий не решил иначе.
Массу и Кроткому относительно повезло — для них процесс закончился трехлетней ссылкой. Всего через четыре года сотрудников «Крокодила» начнут расстреливать.
«Принимаю на себя ответственность за все, здесь мною заявленное, а именно: за авторство контрреволюционных басен, за их нелегальное распространение как мною, так и другими лицами, а также за создание особого жанра антисоветской сатиры, являющегося действенным орудием для врагов диктатуры пролетариата.
Записано с моих слов верно и мною прочитано,
В. Масс».
Вера Мильчина. Парижане о себе и своем городе: «Париж, или Книга Ста и одного» (1831–1834). М.: Издательский дом «Дело» РАНХГиС, 2019
Издатель Пьер-Франсуа Ладвока был одним из самых влиятельных интеллектуалов своего времени. Стараниями этого денди, пижона и, прямо скажем, авантюриста выходили многочисленные роскошные издания современных ему поэтов, как посредственных, так и будущих классиков. Им восхищались одни и проклинали другие, не без оснований считавшие его фигляром.
Любовь к жизни на широкую ногу привела Ладвока в долговую яму. Чтобы помочь эксцентричному культуртрегеру, более ста французских писателей решают бесплатно передать издателю по два очерка о современном им Париже. Итогом стало 15-томное собрание «Книга Ста и одного», в которое вошли тексты 173 авторов. Сборник стал бестселлером, открыв новый жанр литературы, который Вальтер Беньямин сто лет спустя назовет «панорамной».
Русское издание разделено на три части. В первой читатель знакомится, собственно, с издателем, из-за которого вся эта история произошла, во второй Вера Мильчина рассказывает об авторах сборника, а третья отведена под избранные тексты из «Книги Ста и одного».
«Сборник Ста и одного имел успех, его покупали, ему подражали <...>. Пресса, дружественная к Ладвока <...>, расхваливая сборник, утверждала, что для трех первых томов потребовалась допечатка тиража <...>. Однако этот успех не спас Ладвока, так как, по выражению мемуариста, те суммы, „которые для любого другого стали бы спасением, в случае Ладвока сгодились разве на то, чтобы поддразнить судебных исполнителей”».
Михаил Ямпольский. Изображение. Курс лекций. М.: Новое литературное обозрение, 2019
Новая книга Михаила Ямпольского, философа и теоретика искусства и культуры, представляет собой расшифровку курса лекций, прочитанного в Московском Манеже в 2015 и 2016 годах (правда, как признается сам автор во вступлении, расшифрованный текст ему пришлось полностью переписать, оставив нетронутой лишь общую канву). Читать тексты Ямпольского чаще всего непросто: они насыщены тематически, вариативны в плане метода, сложны по аргументации и полны самого разнообразного материала, в котором далеко не всегда можно сориентироваться без дополнительных усилий. Поэтому особенно приятно видеть опубликованными его лекции, посвященные изображению: рамки университетского курса вынуждают автора излагать сложный материал как можно более последовательно, ясно и даже в какой-то мере его популяризовать.
Задачей Ямпольского в этих лекциях было уйти от искусствоведческих подходов к изображению, поскольку они хотя и обновляются, но по-прежнему связаны с давними традициями (особенно с платонизмом). Чтобы поставить эту проблему иначе, автор обращается к наработкам самых разных наук, в том числе биологии и антропологии. Изображения, как говорит Ямпольский, «основополагающий аспект всего живого», без них не могла бы эволюционировать жизнь на Земле — они занимают важнейшее место, располагаясь между адаптирующимися друг к другу миром и живыми существами и помогая им коммуницировать. Живые существа самораскрываются, реагируя на окружающую их среду, и в этом самораскрытии возникают изображения. Одним словом, главное в изображении не то, что оно что-то изображает, а то, что оно помогает человеку взаимодействовать с миром. Такой подход позволяет автору по-новому взглянуть на множество привычных нам и не вызывающих вопросов вещей — ну и, конечно, в этой замечательной книжке вы встретите массу незнакомых имен, идей и теорий, складывающихся в сложную, но весьма непривычную и увлекательную картину.
«Самое удивительное в живописи — это то, что мы смотрим на холст, на мазки, на краски и видим картинку, которая отделяется от этих рам, холста и красок. Мы можем смещать внимание от мазка и холста к изображению, которое как бы приобретает автономию и становится независимым от своего носителя. Я в этой связи хочу опять вспомнить оппозицию взгляда и глаза. Взгляд — это то, что всегда обращено к нам, то, что нас касается. Сартр говорит о том, что взгляд лежит у нас на лице. Глаз находится в лице человека, которого ты видишь, а взгляд — прямо на тебе».
Джорджо Агамбен. Автопортрет в кабинете. М.: Ад Маргинем Пресс, Музей современного искусства «Гараж», 2019
Вал переводов Агамбена, случившийся в последние годы к большому удовольствию любителей сложных теоретических текстов, продолжается: наконец за этого автора взялось и издательство «Ад Маргинем Пресс», выпустив крайне странную на вид книжку «Автопортрет в кабинете» — в ней нет титула и т. п., текст начинается прямо на лицевой стороне обложки, а заканчивается на оборотной (внутри она симпатичная, со множеством иллюстраций и фотографиями, сделанными самим автором). Из переведенных на русский язык работ Агамбена, эта наиболее личная и поэтичная — и в то же время хаотичная и фрагментарная. Мы читаем заметки философа, отражающие ход его мысли, неустанно скачущей с одного предмета на другой. Философ сидит в своем кабинете и размышляет сразу обо всем: об ангелах, вечности, этимологии латинских слов, предметах обстановки, на которые падает его взгляд, вспоминает судьбоносную встречу с Хайдеггером, знакомство с Пазолини, который пригласил Агамбена на роль Филиппа в фильме «Евангелие от Матфея», — и множество других эпизодов из своей жизни, сопровождая их смутными импрессионистическими рассуждениями немолодого человека (впрочем, как утверждает Агамбен, душе его все еще лет девять). И хотя связных историй о своей жизни, похожих на то, что мы называем «воспоминаниями», автор рассказывает гораздо меньше, чем хотелось бы, составить по этой небольшой книге представление об этом необычном мыслителе, эрудите, библиофиле и любителе посидеть в кабинете вполне можно — а заодно можно узнать множество ни к чему не обязывающих, но впечатляющих мелочей. Например, Хайдеггер во время визита в Прованс в 1966 году (он вел там семинары) развлекался, наблюдая за петанком, любимой игрой французских пенсионеров:
«На другом изображении, опубликованном во французском журнале, надпись гласит: „Хайдеггер и Рене Шар среди играющих в шары”. На небольшой площади в Ле Торе Хайдеггер любил наблюдать за тем, как местные жители бросают свои „петанки” <…> В то время я, как писал другой поэт, был заключен в очерченный мелом круг и, стоя на одной ноге, жаждал только одного — выйти, выпрыгнуть из него. В воспоминании я словно возвращаюсь внутрь этого круга, который теперь, напротив, кажется мне невероятно счастливым».