Себастьян Барри. Бесконечные дни. М.: Иностранка, Азбука, 2018. Перевод с английского Татьяны Боровиковой
В 2017 году роман Себастьяна Барри «Бесконечные дни» попал в шорт-лист Букера и уступил премию «Линкольну в Бардо» Джорджа Сондерса. Но если это и не самый премированный роман прошлого года, то он точно попал в топ-10: был награжден премией Costa (тем самым Барри стал первым и единственным автором, получившим ее дважды), премией Вальтера Скотта, вошел в десятку лучших романов 2017-го по версии Time. Его издание на русском предваряет такой длинный список похвал, открывающийся с цитаты из Кадзуо Исигуро («удивительное и неожиданное чудо»), что в нем нехитрое дело заплутать. Как бы пугающе ни звучали все эти похвалы и премии, здесь за ними скрывается не роман цветущей премиальной сложности, а книга, моментально и безапелляционно сбивающая с ног и прокатывающая читателя по крутым эмоциональным горкам на протяжении своих 300 с небольшим страниц. Чтобы в конце все-таки вывести его, ошеломленного и запыхавшегося, к свету.
На русский уже переводился один роман Барри, «Скрижали судьбы», причем переводчиком была Анастасия Завозова, и уже там в полной мере проявлялась способность Барри видеть в темной ирландской истории источники парадоксального оптимизма. Героиня «Скрижалей судьбы», Розанна Макналти, — дальняя родственница Томаса Макналти, от имени которого ведется рассказ в «Бесконечных днях». Барри не то чтобы складывает свои романы в одну бесконечную семейную сагу, но частенько пишет про различных Макналти, и таким образом из его романов можно составить историю не столько семьи, сколько народа. Впрочем, многие сюжеты Барри берет из истории своего собственного рода, из анекдотов о родственниках, дальних и близких, которые рассказывала ему мать, великая ирландская актриса Джоан О'Хара. Был в этих рассказах и дальний-предальний прадедушка Томас, который сражался против индейцев в американских прериях, больше о нем ничего не было известно. И вот Барри берет этого Томаса и отправляет в большое путешествие: почти ребенком он бежит в Новый Свет от голода, выкосившего его семью и четверть Ирландии в 40-х годах XIX века. Там, под изгородью, спрятавшись от дождя, он встречает Джона Коула, такого же голодающего ребенка-беспризорника. И начинается их долгая дорога в янки: от танцев в салуне в женских платьях — добровольцами в армию, воевать с индейцами; из увольнительной — в актеры; а из сытой актерской жизни — на очередную войну, уже гражданскую, в плен, из плена, через всю страну к новой фермерской жизни и далее, далее.
«Мы были как две человеческие щепки в безжалостном мире», вспоминает рассказчик, который вовсе не скупится здесь на поэзию. Этот поэтический язык, емкий и краткий, составляет всю соль романа — труднейшая задача для переводчика, и, надо сказать, что переводчик Татьяна Боровикова замечательно с ней справляется. Красоты, которыми щедро одаряет читателя рассказчик, только один — самый первый — признак, что, как бы ни были мрачны события романа, он никогда не погрузится в беспросветную тьму. Полуграмотный ирландец у Барри ни на секунду не теряет способности к острому, тонкому чувствованию каждого момента: даже когда рубит беззащитных индейцев или помирает от голода в конфедератском плену.
Собственно, бесконечное сосуществование ужасного и прекрасного — одна из главных тем романа. Здесь они разделены войной, но даже в слепом ужасе убийства герой находит время оглянуться на величие наблюдающей его природы. Не теряя иронии: так, описывая лагерь для военнопленных, герой показывает, как солдаты присаживаются посрать над ямой для испражнений и их «костлявые задницы светят как луны». Да и сама война разве не звучит как бесконечная шутка: то, что один из героев, сурово истребляющий индейцев, сам индеец на четверть; что герои берут на воспитание девочку-индианку, дочь племени, которое сами и перебили, и готовы за нее умереть; что белые и индейцы тут зеркально колотят друг друга, детей и жен друг друга — и бессмысленность этой резни только проявляет вещи, имеющие смысл. Именно так любовь оказывается сильнее смерти.
Себастьян Барри и обложка зарубежного издания романа «Бесконечные дни»
Фото: Chris Boland / amazon.com
Вообще, романов, где головокружительная краткость человеческой жизни умещалась бы в лаконичную, но исчерпывающую краткость литературной формы, совсем немного. Когда Барри называет «Бесконечными днями» роман в 200 с лишним страничек, это кажется очередной его шуточкой. «Каждому отпущен запас дней, — изрекает очередную мудрость его герой, — и мы тратим их, как забывчивые пьяницы». Но именно когда дни скачут таким лихим галопом, что читатель только поспевай за их ходом, можно осознать в полной мере их иронию и хрупкость. Тем более что Барри тут именно кузнец хрупкого мира. Его герой проходит все свои войны бок о бок со своим единственным другом (и любовником), и хаос зарождающейся Америки становится их единственной возможностью пытать личное счастье: на собственной ферме, воспитывая удочеренную девочку из индийского племени, которое они сами и перебили. В романе Барри восхитительно не имеет значения, кто, кого и когда убивал. Главное — кто, кого и когда любил; и всякий ужас, и смерть, и кровь ведут к открытию любви.
Даже в кровожадном сержанте, в самом отвратительном на вид герое, скрывается практически святой человеколюбец. Собственно, что такое святость — один из главных вопросов у Барри. Способность ли это к человеколюбию или просто горящий, не гаснущий внутри человека огонь? Без фанфар, без всякого пафоса, с иронией — тут невероятно много смешного, — но еще с большей свободой практически каждый выводится тут к свету. Так, его Томас в полной мере может испытать свободу только когда, намазав лицо черной ваксой, выходит в женском платье к огням рампы в любительском театре. Именно в безумии войны и вообще в хаосе зарождающегося американского мира, именно в таком близком соседстве смерти трое героев Барри и могут жить единственным подходящим для них способом.
Майя Лунде. История пчел. М.: Фантом Пресс, 2018. Перевод со норвежского Анастасии Наумовой
Романы про пчел в последние годы можно выделять в отдельный жанр — так, одновременно с романом Майи Лунде на русский была переведена дебютная книга британской писательницы Лалин Полл «Пчелы» — антиутопия, действие которой происходит в пчелином улье. В пчелах нас завораживают сразу две вещи: и сложная организация пчелиного улья с ее иерархиями, сотами и прочей хитроумной структурой, и маячащая на горизонте экологическая катастрофа, которая произойдет после их, казалось бы, неизбежного исчезновения. В романе норвежской писательницы Майи Лунде есть и катастрофа, и пчелиная сложность: когда в ее антиутопическом будущем наступит мир без пчел, сами люди полезут на деревья, чтобы опылять цветок за цветком. Но люди так и не станут пчелами, то есть не смогут принять на себя бескорыстность труда для коллективного блага. Мы трудимся ради себя и своих детей, и, как ни парадоксально, именно в таком человеческом эгоизме кроются причины и для наших катастроф, и для наших побед. Так что «История пчел» — это во всех смыслах наша, человеческая история.
Лунде рассказывает ее через три параллельных сюжета. В первом Уильям Сэвидж, увлекающийся наукой лавочник, восстает из депрессии, чтобы изобрести новый, удобный для добычи меда улей для пчел и заслужить признание сына. Во втором — в современной Америке потомственный пасечник переживает, что сын, мечтая стать писателем, не желает продолжать семейное дело, а тем временем в мире начинают гибнуть пчелы. И, наконец, в третьем сюжете, в конце нашего века, после Коллапса, когда на Земле погибли все насекомые и птицы, китаянка Тао работает опылительницей и живет только ради коротких встреч с сыном. И потеряв сына, готова отправиться далеко-далеко, чтобы его найти, — в самое сердце улья.
По жанру «Историю пчел» можно счесть антиутопией — пчелы вымрут, большая часть человечества, да и всего животного мира, — вслед за ними, остальным придется трудиться в поте лица, чтобы получить хоть немного еды. И при этом определение это только формальное, поскольку ее роман практически лишен тревоги. Да, героям приходится преодолеть сложности, даже пройти через настоящие трагедии, но каждой их неурядице задано разрешение. Вместо движения к катастрофе сюжет в каждой отдельной истории движется если к не счастливому финалу, то хотя бы просвету в окружающей героев тьме.
И потому неудивительно, что «Пчелы» стали бестселлером в Европе: перевод на 30 языков, самый продаваемый роман в Германии в 2017-м. Нас всех не удивить и даже не испугать пессимистичными сценариями, мы и так живем во внутренней готовности к коллапсам самых разнообразных мастей. Роман Лунде тем и хорош, что внешние беды кажутся в нем какими-то мелкими раздражающими неприятностями на пути человека к себе. Можно даже сказать, что автор слишком даже увлеклась этим путешествием, и потому три ее мелодии не складываются в единую симфонию: да, истории трех героев оказываются связаны между собой, но связь эта, возникая в финале, только оправдывает их соседство. Универсальной истории про человечество тут так и не будет.
Зато есть три истории разных людей, каждая из которых по своему замечательная. И, честно говоря, их частные метания в поисках себя и переживания отношений с детьми читателю гораздо ближе любой сложносочиненной симфонии. Потому как, в конце концов, мы индивидуалисты. И ищем в книгах не утопические решения для всех, а отголоски своих собственных историй. В романе Лунде это эхо частной жизни, несомненно, звучит. А остальное — молчание.
Паоло Соррентино. Не самое главное. М.: Corpus, 2018. Перевод с итальянского Анны Ямпольской
Сегодня Паоло Соррентино, безусловно, один из самых заметных европейских кинорежиссеров — «Оскар» и «Золотой глобус» за «Великую красоту», сериал «Молодой папа», завораживающая «Молодость». И всякий, кто видел хотя бы один его фильм, знает, что интересует Соррентино не молодость, а, наоборот, старость. А точнее тот короткий момент над пропастью, между жизнью и еще нет, когда человек успевает оглянуться назад и осознать одним внезапным откровением всю меру упущенных им возможностей.
В кинематографе для этих переживаний у Соррентино есть лицо — великий, без дураков, итальянский актер Тони Сервилло, который с явной невозмутимостью играет и пойманного в ловушку умника в «Последствиях любви», и разочаровавшегося в жизни циника в «Великой красоте». Сборник «Не самое главное» устроен ровно противоположным образом: отталкиваясь от различных лиц, портретов, заснятых фотографом Якопо Беннаси, Соррентино придумывает каждому историю. В самом подходе — писать начисто по живым людям — есть что-то морально сомнительное. Но почему бы не принять здесь Соррентино не столько за писателя, сколько за режиссера, который создает актерам роли, вместо того чтобы искать себе актеров на роль, которая уже написана.
В каждом из этих текстов происходит при этом одна и та же завораживающая вещь: мы наблюдаем портрет, начиная с нарочитых, почти карикатурных деталей, но понемногу все эти герои-анекдоты оживают, их яркие, гротескные истории становятся как-то грустно понятны. Тем более что свою главную тему Соррентино не оставляет и в рассказах: в бой здесь идут одни старики, и даже те его герои, что не стары, заворожены старостью, а те, кому не хватает душевных сил на эту минуту познания, помирают самым нелепым образом, так ничего и не поняв. «Старость — зло, — вздыхает один из героев, — я такого не заслужил». Но в том-то и дело, что глазами Соррентино старость не зло, а единственный возможный момент полноценного существования. Пусть и не счастья, но какого-то смысла в целом абсурдной жизни.
