Кэрол Аполлонио. Секреты Достоевского. Чтение против течения. Бостон: Academic Studies Press; СПб: БиблиоРоссика, 2020. Содержание
Выход книги Кэрол Аполлонио «Секреты Достоевского. Чтение против течения» (в оригинале она называлась Readings Against the Grain и была опубликована в 2009 году издательством Northwestern University Press) в России приблизительно за год до 200-летия со дня рождения Ф. М. Достоевского, стал весьма неплохой новостью по нынешним временам, таковыми не изобилующим. Тому есть несколько причин.
Во-первых, как продемонстрировал XYII Симпозиум Международного общества Ф. М. Достоевского, прошедший в июле 2019 года в Бостоне (США), наряду со многими достижениями современного достоевсковедения в его развитии есть одна застарелая проблема. Иноязычное и русскоязычное изучение творчества этого писателя — во многом параллельные миры. К сожалению, не так часто приходится видеть у зарубежных исследователей (во всяком случае, у американских и западноевропейских) ссылки на работы российских коллег. То же самое, надо признать, присуще работам российских филологов по отношению к любым иноязычным, и в том числе — хотя это менее простительно — англоязычным достоевсковедам. Именно на хотя бы частичное разрешение этой проблемы и нацелена книга Кэрол. Теперь ее, конечно же, прочтет гораздо больше российских литературоведов, а ее содержательность вынудит их не раз сослаться на построения американской коллеги в их собственных размышлениях о Достоевском.
Во-вторых, американское достоевсковедение сегодня, в отличие от недавних славных его времен, отмеченных появлением работ Джозефа Франка и Роберта Джексона, уже совсем иное. В основном оно не столько занимается самим Достоевским, сколько пропускает через его творчество наиболее популярные культурно-антропологические концепции. И по сравнению, например, с современным китайским или японским достоевсковедением оно не слишком интересуется тем, что и как пишут сегодня о Достоевском в России. В этом отношении «Секреты Достоевского» представляют собой счастливое исключение. На двадцати страницах, которые занимают в этой книге библиография и перечень источников, около половины работ принадлежит российским мыслителям и ученым.
И наконец, в-третьих, книга Кэрол Аполлонио просто хорошо написана и ее интересно читать. Тем более что в ней рассматриваются такие увлекательные темы, как конфликт духа и тела в повести «Бедные люди», плоды признания и клеветы в «Преступлении и наказании», «Христос Гольбейна и исповедь Ипполита» в «Идиоте», матери братьев Карамазовых и так далее.
Больше всего внимания в книге уделено «Бесам». Им посвящены целых два раздела: «Бес сомнения и месть отвергнутого сына» и «О клевете, идолопоклонстве и самозванцах». Например, в первом из них исследовательница сосредоточивается на сюжете, который обычно проходит мимо внимания исследователей: на взаимоотношениях главного «заговорщика» Петра Верховенского с его отцом Степаном Трофимовичем Верховенским. Само по себе это не только уместно, но и важно.
Современные интерпретаторы зачастую увлекаются характерами двух основных героев романа: Петра Верховенского и Николая Ставрогина — и «нечаевской» темой, связанной с убийством Ивана Шатова группой заговорщиков во главе с Верховенским. Между тем для самого Достоевского в центре всего романа действительно стоит Степан Трофимович Верховенский. Недаром именно повествованием о его жизни и смерти начинается и кончается роман. Недаром и рассказу о нем в хронике провинциального повествователя уделено больше всего места.
Это принципиально важно для писателя потому, что главной внутренней темой «Бесов» является нравственная ответственность поколения заговорщиков 1840-х годов, к которому принадлежал сам Достоевский, за заблуждения и ошибки русских социалистов 1860-х, то есть ответственность не в последнюю очередь самого Достоевского. Недаром в Степане Трофимовиче, совмещающем в себе черты Тимофея Грановского и Ивана Тургенева, есть также и до сих пор не замеченные черты самого Федора Достоевского.
Обратившись вслед за Тургеневым к теме «отцов и детей», Достоевский решает ее гораздо более радикально. Вслед за Герценом он изображает русских социалистов 1860-х годов как людей заблудших, которыми верховодят отдельные настоящие «мошенники» (именно так в минуту откровения со Ставрогиным называет себя сам Петр Верховенский).
Кэрол Аполлонио обращает внимание на то, что всей этой «горы трупов», которой заканчиваются «Бесы», могло и не случиться, если бы Верховенский, который, возможно, сомневался в своем отцовстве, хоть сколько-нибудь занимался бы воспитанием сына (сына по закону, если не по крови). А еще автор указывает на внутреннюю противопоставленность этому моменту эпизода с Марьей Шатовой, возвращающейся рожать зачатого от Николая Ставрогина ребенка к своему мужу Ивану Шатову.
Здесь не обойтись без обширной цитаты: «Когда акушерка спрашивает его (Шатова — С. К.), предполагает ли он усыновить ребенка, Шатов удивляется сомнениям по поводу того, что этот сын другого мужчины должен получить его фамилию, а он должен его любить и растить. Здесь Достоевский предлагает ответ на пренебрежение Степана Трофимовича к ребенку его жены двадцать с лишним лет назад. Божественная тайна чуда рождения, которая завораживает Шатова, прямо отвечает на тайну, покрывающую происхождение Петра Степановича, и тайну (конспирацию), которая сопровождает его поступки на протяжении всего романа. Это дает надежду на радость, любовь и возрождение в результате события, в котором вполне можно было бы видеть, по примеру акушерки, лишь первоисточник обмана, тайны, греха и преступления» (с. 196). Браво, Кэрол! Это действительно и верно, и тонко, и «против течения»!
Приведенная цитата показывает, как вообще написана эта книга. Анализируя отдельные примеры, в разборе которых автор проявляет не только завидную для зарубежного исследователя осведомленность, но и замечательную способность постигать литературное произведение, Аполлонио заставляет нас вновь и вновь задумываться над казалось бы давно знакомыми нам страницами и открывает нам новые уровни текста, подходя к нему с неожиданной стороны.
Вот почему тем, кого интересуют до сих пор не раскрытые «секреты Достоевского», эту книгу стоит прочесть самым внимательным образом.
В заключение несколько небольших замечаний. Возможно, книга немного выиграла бы, если бы у ее русского перевода был научный редактор. Перевод Евгения Цыпина, кажется, совсем не плох, но выполнен человеком, не совсем хорошо представляющим себе многие реалии современного достоевсковедения. Вот почему на обложке Кэрол Аполлонио значится как «Председатель Международного общества Достоевского», в то время как она не «Chairman», а «President», и обычно на наших симпозиумах так и переводится на русский язык: «Президент...» Или, например, точно не стоило писать «Мартинсен прав» на с. 183 — ведь речь идет о другой известной американской исследовательнице Достоевского, Деборе Мартинсен. Впрочем, цитируемая ее книга дана в библиографии не в англоязычной, а в русскоязычной библиографической традиции: без расшифровки первого инициала (с. 300), поэтому переводчик не мог столь простым образом уточнить пол цитируемого исследователя.
Но все это, разумеется, мелочи или даже придирки — гораздо важнее то, что на русском теперь можно прочитать еще одну замечательную книгу о Достоевском, причем написанную зарубежным исследователем.