Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Фэнган Ян. Религия в Китае: выживание и возрождение при коммунистическом режиме. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2022. Перевод с английского Дмитрия Гальцина. Содержание
Даже если ничего не знать о ее авторе, книга «Религия в Китае: выживание и возрождение при коммунистическом режиме» безусловно притягивает к себе внимание. На это есть несколько причин. Прежде всего срабатывает моментальная ассоциация с недавним прошлым России: не исключено, что, познакомившись ближе с историей восточного соседа, мы чуть больше поймем про самих себя. Затем завораживает сквозящий меж слов «выживание» и «возрождение» пафос неких откровений, прежде сокрытых, но будто бы ожидающих читателя на страницах книги (так это или нет, обсудим ниже); всем хочется стать свидетелем какой-нибудь нелегкой истории со счастливым финалом. Наконец, примечательно, что это первая социологическая работа, посвященная текущему состоянию религиозной жизни в Китайской Народной Республике, доступная теперь, через десять лет после публикации оригинала, и русскоязычной аудитории.
Тем не менее стоит держать в уме бэкграунд автора. Фэнган Ян — социолог китайского происхождения, сделавший успешную карьеру в США. В 2014 году он стал первым не-белым (по выражению самого Яна) президентом Общества научного изучения религии (Society for Scientific Study of Religion), а с 2008-го возглавляет исследовательский Центр религии и китайского общества (с 2020-го — Центр религии и глобального Востока). В период с 2015 года Ян трижды получал финансирование от фонда Джона Темплтона, знаменитого своими высочайшими требованиями к отбору соискателей и пафосной миссией «помочь людям привнести в жизнь цель и смысл». Профессор Университета Пердью (США, Индиана), Фэнган Ян именит и, что немаловажно, обсуждаем не последними теоретиками социологии религии. К примеру, на «Религию в Китае» ссылаются такие масштабные авторитеты в области современной социологии религии, как Грейс Дэйви и Нэнси Аммерман, Питер Бергер и Хосе Казанова. Хотя, пожалуй, не стоит переоценивать символический жест в сторону все еще экзотического материала: едва ли кто-то из упомянутых в действительности интересовался положением религиозных дел в современном Китае. Впрочем, рецензенты книги от науки все как один сходятся во мнении, что автор дает чрезвычайно поверхностное описание этих самых религиозных дел, куда более детально погружаясь вместо этого в религиозную политику коммунистического режима КНР, что, конечно, небезынтересно само по себе, но под данным заголовком — обескураживает. Особенно принимая во внимание, что книга написана по результатам многолетней этнографической работы в Китае. Надо отдать должное автору, который не забывает упоминать различные исследования коллег, хотя и не особенно озабочен демонстрацией своей широкой осведомленности — в данном случае Ян жертвует натурой в пользу объяснительных моделей.
Свою книгу Фэнган Ян посвящает почившему отцу, который «стал христианином на смертном одре». С этих строк и далее за институциональным анализом религии и историческим экскурсом в коммунистический Китай всегда будет угадываться что-то личное. Вместе с тем точнее всего жанру повествования соответствует понятие (непрошенный) «политический совет», policy advice. На протяжении всей книги складывается впечатление, что автор адресует свои рассуждения непосредственно государственному аппарату КНР и хочет быть услышанным представителями власти Поднебесной.
Стоит приглядеться к тому, как ловко Ян разменивает все еще главенствующую в социологии религии парадигму секуляризации на «новую парадигму» жизнеспособности (vitality) религии. Действительно, свидетельства из истории Китая последних шестидесяти лет дают благодатную почву для утверждений, что даже форсированная секуляризация и провозглашенный на государственном уровне атеизм не способны изжить религиозное сознание, которое будет продолжать сочиться и увиливать. При этом жизнеспособность религии рассматривается на этих страницах исключительно как производное (целевое или побочное) некоторых, обусловленных идеологией коммунизма, политических решений или как результат их провала.
Например, его теория трехцветного рынка религий будто бы призвана раскрыть глаза правительственным структурам на последствия их политики: «В данной главе дается теоретическое объяснение, почему жесткое регулирование религии приводит не к упадку религии, а скорее к усложнению религиозной жизни — к появлению трех рынков религий, каждый из которых обладает своей собственной динамикой».
И хотя кажется, что автору здесь впору предложить анализ изъянов антирелигиозной политики коммунистического Китая и продемонстрировать ущербность государственного контроля над религиозной сферой, он, напротив, будто бы призывает власть расширять сферу контроля, раскрывая для себя все большее число различных религиозных практик и верований, и тем самым продолжать влиять на устройство религиозной жизни. Пассаж о том, что «в условиях жестких регуляций серый рынок не только масштабен, но и нестабилен», а также является «неуправляемой областью религии» для законодателей и администраторов, звучит неоднозначным руководством к политическому действию.
Другой перспективы на динамику религиозной жизни в Китайской Народной Республике, исходящей как бы «от корней» (bottom-up), в книге не представлено. Определенно книге не хватает звучания голосов с другой стороны — религиозных лидеров и последователей, правозащитников или оппозиционных активистов. Отказываясь от парадигмы секуляризации, Фэнган Ян как бы рекомендует сделать то же самое китайскому правительству, которое до сих пор игнорирует факты, идущие вразрез с аксиомой о религиозном упадке на фоне социальной модернизации. Фактически он предлагает рассматривать религию как жизнестойкую потребность, требующую обслуживания в обществе по аналогии с другими и на тех же принципах рыночной экономики. На кону, по его мнению, стоит репутация и положение Китая на мировой арене: «Если политика ограничительной регуляции в виде запретов и государственного подавления неугодных продолжится и впредь, я не удивлюсь, если она окажется той соломинкой, которая ломает спину верблюду».
Здесь и далее остается не вполне понятно, кем нужно быть (т. е. на какой позиции находиться), чтобы извлечь некое ценное понимание происходящего в предложенной теоретической рамке. Остается сомнительным, насколько удачно и неслучайно здесь задействовано понятие рынка и в чем состоит объяснительная сила этой теории. Допустим, мы последуем за предложением автора применить теорию трехцветного рынка к ситуации в СССР, где «красный» рынок — легитимная часть религиозной жизни, жестко ограниченная и находящаяся под контролем, «черный рынок» — подавляемая часть религиозной жизни, находящаяся под санкциями; а «серый рынок» — все остальное, причудливое и неуловимое. Автор «Религии в Китае» предполагает, что серый рынок религий в СССР был обширным, но как нам выяснить это сегодня, да и какая теперь разница? Был ли там и тогда вообще хоть какой-то рынок (как рынок)?
Вообще говоря, выбранный в книге подход к религии в ключе теории рационального выбора и экономики предложения хоть и широко признан на американском континенте, в других контекстах нередко вызывает раздражение, что подтверждается объемом ответов на критику, представленных в заключительной главе. Однако в данном случае раздражение по существу (о непосредственных заключениях автора) часто затмевается раздражением формальным: заключения автора отсутствуют как таковые, а описание похоже на игру в метафоры из словаря рыночной экономики. Ключевые понятия — рынок религии, экономика дефицита, религиозная олигополия — заимствованы автором и не особенно детально разрабатываются в этой работе, хотя и бесхитростно контекстуализованы. В этом смысле местами манера изложения скатывается в упрощение на грани школярства. Такое же странное впечатление производит глава, в которой автор трудится над гибридным определением религии из Вебера и Дюркгейма, совершенно не пригодившимся ему в дальнейшем развитии темы, хотя сетка критериев, вносящих различения между религией и неполноценными ее субститутами (полу- , квази- и псевдорелигией), может быть взята на заметку для аргументированных споров с любителями сводить все к одному знаменателю.
Для полноценной религии в концепции Фэнгана Яна характерны четыре критерия: вера в сверхъестественное, набор убеждений, практик и наличие организации. Народная религия и магия с неразвитой организацией и многозначными верованиями попадает в категорию полурелигии; квазирелигия не имеет организации как таковой и выражается в феномене гражданской религии, а псевдорелигией является любой -изм, исключающий веру в сверхъестественное. На основе этой категоризации Фэнган Ян делает примечательное заключение о том, что китайские чиновники, будучи сами идеологическими атеистами, остаются невосприимчивыми к тому, что право или свобода религиозного вероисповедания не сводится к вере и даже набору убеждений, а подразумевает также возможности для отправления ритуалов и необходимость поддержания организации. Именно эта ограниченность государственной оптики и ведет к так называемому усложнению религиозной жизни, которую Ян упаковывает в «серый рынок».
В самом начале читатель узнает, что данную работу следует расценивать чуть ли не как предварительную перед по-настоящему амбициозной задачей повторить веберовский анализ протестантской этики в связи с духом капитализма. Ее цель — представить «общую картину метаморфоз религии в условиях коммунистического режима» и предложить набор теоретических инструментов для изучения религиозной жизнеспособности в модернизирующихся обществах.
Так или иначе, книге чрезвычайно недостает сюжетов от первого лица или хотя бы из первых уст. Показательных примеров и живых иллюстраций «выживания и возрождения» религии в Китае в этой книге найти, увы, не придется. Единственное запоминающееся наблюдение социолога описано в самом начале и уж точно не подкрепляет заглавную идею про «выживание и возрождение» религии. Мол, даже в начале 2000-х местные все еще не знают, что по соседству находится действующее религиозное учреждение. Вероятно, автор компенсировал явный недостаток эмпирических данных в «Атласе религий в Китае», собранном уже в 2018 году, но все же читателям данной книги придется кое-где даже поискать пояснения к тем религиозным объединениям и феноменам религиозного характера, о которых в ней говорится будто бы между делом.
Свой эффект производит и то, что это не совсем монография, но сборник ранее публиковавшихся статей, между которыми порой недостает логических переходов. Заканчивается «Религия в Китае» неожиданным и впечатляющим метаанализом распространения собственных идей автора в научном сообществе и вкрадчивым растолкованием несостоятельности критических замечаний в свой адрес, коих оказалось довольно много, со стороны китайских и западных ученых. Возможно, таким образом автор пытается легитимировать все изложенное выше в глазах, опять же, неких фигур, принимающих решения. Что ж, пусть эта книга находит своего читателя.