Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Эли Зарецки. Тайны души. Cоциальная и культурная история психоанализа. М.: Новое литературное обозрение, 2023. Перевод с английского Андрея Захарова. Содержание
Если верить аннотации, историк культуры и автор «Тайн души» «стремится раскрыть и вновь утвердить освобождающее измерение психоаналитической мысли, не отрицая при этом обоснованности критического взгляда на нее и потребности переосмыслить ее наследие». С этой целью Эли Зарецки, специалист по культурной истории, движется сквозь век психоанализа, начиная с конца XIX века, когда теория Зигмунда Фрейда родилась на закате Викторианской эпохи, и заканчивая порогом нового тысячелетия. По пути он подробно разбирает каждый поворот в истории учения, пытаясь ответить на вопрос, почему же амбициозный проект психоанализа не добился большего успеха. И ему удается найти ответ, правда с оговорками. А кое-где и ошибками.
После шестой я перестала считать. Основная доля приходится на фактические неточности, а также искаженные, неоформленные и странно оформленные цитаты. Приведу пример. Рассуждая о практике и методе Лакана, Зарецки приводит цитату из книги о Фуко: «Обращаясь в 1968 году к бунтующим студентам, он (Лакан) заявил: Как революционер, каждый из вас стремится учить других. Все вы станете такими мэтрами». В оригинале, как мы знаем из 17-го семинара Лакана, было сказано несколько другое: «То, к чему вы, как революционеры стремитесь, это господин. И вы его получите».
Тут следует спросить, по меньшей мере из уважения к труду автора, его упорству в поиске деталей: а какая история обходится без оговорок? Можно ли вообще помыслить себе историю, где не найдется место ошибке? Возможно ли совершенно точная передача знания в гуманитарных дисциплинах? Эти вопросы получают особое звучание из-за предмета исследования: в психоанализе ошибка — двигатель мысли, «гномон», т. е. действительное указание на реальные мотивы действий, на бессознательные желания и влечения. Разумеется, автор знает об этой роли ошибки в теме своего исследования, как и психоаналитики знают, что любой субъект бредит — независимо от регалий, уровня образования и политических предпочтений. В случае с «Тайнами души» мы имеем дело скорее с очень личным толкованием предмета, чем строгой передачей научного знания или глубоким, релевантным для специалистов анализом теории. Однако именно тем, что Зарецки настойчиво предъявляет миру свою собственную интерпретацию, он создает пространство для вопросов, интереса и интерпретаций читателей.
Нежелание Зарецки оставаться в рамках догматических конструкций резонирует с практикой психоанализа, как ее мыслил Фрейд. Рассказывая о путях признания фрейдовского учения и его интеграции в культурную жизнь, историк делает особый акцент на нелинейность, неудачи, трудности в понимании, спотыкания и скольжения нового учения. И в этом Зарецки, безусловно, сближается с самой психоаналитической практикой, которая, как мы уже знаем, уделяет особое внимание оговоркам, оплошностям и другим субъективным образованиям — всему тому, что действительно говорит за субъекта и о субъекте. Если судить по названию книги, историк не прочь выступить в роли психоаналитика психоанализа, вытащить на свет его тайны; психоанализ же, разумеется, выскальзывает, словно субъект на сеансе, оставляя свое место всегда немного пустым.
Цепочка сбоев, которую реконструирует Зарецки, обширна. Сам способ распространения — скорее от субъекта к субъекту, чем через институты — затруднял принятие психоанализа. Мировые войны привели к затуханию фрейдовской практики вплоть до начала 60-х, хотя именно необходимость объяснить подъем фашизма вызвала к ней новый интерес. Вместе с тем на развитие психоанализа влияло противостояние с позитивистской медициной. В итоге по ту сторону Атлантики «лечение речью» приобрело далекие от идей Фрейда формы — из-за излишней рационализации и забвения основ теории. В Европе же психоанализ парадоксальным образом сочетал маргинальный статус с претензиями на культ, что не могло не вызвать недоверия со стороны масс.
Читать про отношения психоанализа и политических систем особенно интересно. Куда бы психоанализ ни приходил, он быстро вступал в конфликт с господствующей идеологией, хотя Зарецки показывает и другой любопытный аспект — вольность, с которой политический истеблишмент пытался присваивать себе учение. Сегодня эта тема особенно актуальна, поскольку напрямую касается вопросов свободы личного выбора — не только сексуальных, но и политических предпочтений, а также права распоряжаться собственным телом. Как показывает Зарецки, называющий психоанализ практикой свободы, эту практику обычно терпеть не могут там, где благом считается не субъект, не частное, а общее и идеологически верное.
Неприязнь — причем не только со стороны политиков — объясняется тем, что психоанализ, в чьей основе лежит жест разоблачения истинных мотивов, распространил свою подозрительность на любые идеалы. К тому же его терапевтической целью вовсе не являются прояснения для субъекта его raison d’être, подобно тому, как это делает религия. Скорее психоаналитик соблазняет пациента на поиск собственных оснований бытия. В отличие от философии, о которой Ницше сожалел, что она никого не огорчила, психоанализ огорчает, утверждая: автономность субъекта — иллюзия, собственное «я» для него непрозрачно. Фрейд указывал, что в третий раз — вслед за Коперником и Дарвином — изымает человека из центра мира. Это изъятие противоречит всем мировоззрениям и всем религиям, призванным дать человеку мир и утешение. Но, как говорит французский психоаналитик Мари Эллен Брюс, традиционалистское умиротворение — это мир огня и кладбищ. Подобно науке, психоанализ безжалостен: он превращает утешение в невротический симптом, иллюзорное удовлетворение, маскирующее реальность противоположных влечений.
Как утверждает Зарецки, психоанализ воспринят наукой как определенное видение мира, а не как равная другим дисциплинам наука о реальности. Зато, как показывают «Тайны души», психоанализ тепло приняли писатели и художники, особенно сюрреалисты, и не только они. Но каждый теплый прием, каждое усвоение становилось новым прочтением, новой интерпретацией, зачастую уводящей все дальше от истока. Согласно книге, психоанализ оказался понят по-разному, но глубоко неверно. Дело в том, что предприятие Фрейда — это не просто «видение мира». Более того, оно наделяет статусом иллюзии все видения мира — религиозные, политические, философские. Фрейд представлял психоанализ как науку, окруженную со всех сторон соперниками, и это, по его мысли, делало его достойным наследником эпохи Просвещения. В числе врагов отец-основатель числил, конечно, религию: цивилизация, которая вверяет свою судьбу спасителю, остается в детстве человечества. Сходный скепсис он питал к подъему массовой политики, будучи уверенным, что массы не могут освободить себя, они всегда ищут авторитета и защиты хозяина, получая в итоге войну всех против всех. Человеческая природа неукротима, прогресс ограничен: «процесс цивилизации был бы на службе Эроса, но агрессивное стремление противостоит этой программе цивилизации».
И все же австрийский психолог возлагал надежды на научный дух и разум, призывая к господству последнего над психической жизнью человека. Проект Фрейда не был реализован, хотя императив господства над психической жизнью специфическим образом воплотился в жизнь. Зарецки, в частности, пишет, что поворотным пунктом для психоанализа стало массовое распространение медикаментов, экономически более эффективных, чем психоаналитическая практика. Медикализация психической жизни соответствует всеобщему запросу на умиротворение и, вообще говоря, вполне отвечает фрейдовской мечте дать научное измерение заботе о душе.
Вопрос о том, чего хотел Фрейд, — выражаясь языком психоанализа, вопрос о его желании, — составляет одну из самых интересных линий книги. От Зарецки не ускользает, что Фрейд явно стремился стать Отцом (по меньшей мере своей дисциплины), а также религиозность раннего психоанализа. Жак Лакан, которому в книге уделено значительное место, провозгласил знаменитый возврат к Фрейду, но вместе с тем стремится избавиться от Веры в Отца, предлагая оставить фрейдовскую фигуру в качестве «древка, мачты, бухты на подступе к новой практике и клинике». Лакан будет говорить, что психоанализ — это инструмент, это особого рода социальная связь, ставящая свободы выбора и личной жизни на первое место. На том же настаивает автор «Тайн души», утверждая необходимость сохранить психоанализ в мире и, что более важно, для мира. Сейчас — когда ненависть к наслаждению другого сочетается с превозношением наслаждения как величайшей ценности, мегаломаническая политика порождает чудовищные конфликты, а многообразные господины всегда готовы оспорить ваше знание о себе, — книга Зарецки способна рассказать о том, как практика психоанализа выживала в не менее, а то и более страшные времена.