Горы подлой империи, большая история для маленькой девочки и АУЕшники, которых нет: как всегда по пятницам, непреклонные редакторы «Горького» рассказывают о новинках.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Илья Зданевич (Ильязд). Восхищение. М.: Гилея, 2022

«Я воссоздал окружение гор подлой империей (это вся проблема быта горного крестьянства), — я полагаю, что это мой вклад в общее дело», — писал Илья Зданевич в письме к сотрудникам советского издательства «Федерация», где он надеялся напечатать свой роман «Восхищение» (1927, перв. изд. 1930).

Естественно, шедевр Ильязда не мог быть опубликован в Советском Союзе даже с пометкой о том, что автор — «попутчик». К тому моменту борьба с формализмом еще не перешла в открытую фазу, но ультрамодернистской прозе эмигранта Зданевича уже явно не было место на родине ее автора — прогрессивные издательства закрывались одно за другим под натиском «напостовцев».

Действие «Восхищения» разворачивается в неназванном краю, в котором без труда угадывается Южный Кавказ (правда, в предисловии к одному американскому изданию романа публикаторы допускают курьезную ошибку, указывая местом действия Балканы). По горной дороге идет монах. Идти ему осталось недолго: его убьет, столкнув в пропасть, некий Лаврентий — молодой человек, дезертировавший из армии, потому что не хотел убивать по приказу. Далее он поселяется в деревушке, где убивает уже по зову сердца, затем вступает в террористическую организацию и так далее и тому подобное.

«Восхищение» — эпос о смерти и разложении (фабула романа нередко трактуется как аллегория жизненного пути футуризма). Нынешнее издание содержит интереснейшие допматериалы: помимо переписки с «Федерацией», это рецензии на роман за авторством Бориса Поплавского и Святополк-Мирского, списки организаций, в которые Ильязд передал роман, а также переписка писателя с братом Кириллом. Иллюстратором настоящего издания выступил Борис Констриктор.

«Все паря у разбитой двери, Лаврентий размахнулся и бросил коробку с мылом. Та описала в воздухе великолепную дугу и упала на гроб. И еще ничего не услышал Лаврентий, а увидел, что катафалк подбросило, вместе с уцепившимися за него людьми, к небу. А потом долетел взрыв такой силы, что удивительно было, как это устояли дворцы. Стражу смело без следа. Выскочившие откуда-то зобатые копошились в разбитом гробу. Через мгновение они уже убегали прочь. Вдогонку им раздались поздние выстрелы

И вдруг Лаврентий узрел, что неподалеку стоял на углу, топорщился, извивался и облизывал губы двойственным языком василиск.

Лаврентий снова взмахнул крылом и бросил вторую бомбу».

Борис Локшин. Кинотеатр повторного фильма. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Содержание

Кинокритик Борис Локшин в предисловии к сборнику своих эссе пишет: «Это мой собственный, мой личный Кинотеатр повторного фильма. Истории, которые я про него рассказываю, — это, в сущности, моя собственная биография. Это моя жизнь. Это кино про меня».

Но не надо пугаться. На самом деле в этом собрании заметок о классике мирового кинематографа постоянные вкрапления личного опыта служат лишь фоном для увлекательного и чрезвычайного наблюдательного повествования о том, как фильмы меняют не только отдельного человека, но и нашу общую реальность. И о том, как объективная реальность, меняясь, вместе с тем меняет и наш взгляд на вроде бы давно изученные и понятые вещи.

«Кинотеатр повторного фильма» — книга типично синефильская: автор с равным интересом пересматривает официальную советскую классику и «Эммануэль» Жюста Жакена, «Психо» Хичкока и «Мистерии организма» Душана Макавеева, при этом непринужденно вворачивая «актуалочку» вроде какого-нибудь «Хода королевы».

Мысль о том, что произведения искусства хранят память и о том, кто их воспринимает, скажем так, не нова, однако в исполнении Бориса Локшина жанр «пресыщенный синефил пересматривает любимые картины» играет приятными интеллектуальными красками. Чтение в некотором роде эскапистское, если не сказать гедонистическое, но тем и привлекательное.

«Наверное, нет такого явления, которое так оскорбляло бы и возмущало человека русской культуры, как американская кинематографическая „клюква“. В упрямой повторяемости одного и того же набора клише нам видится какое-то издевательство, какой-то скрытый вызов, граничащий с русофобией. Почему, например, это проклятое Na zdorovye! переходит столько десятков лет из одного фильма в другой? Кому там еще не объяснили? Зачем это нужно? Нарочно они, что ли?

На самом деле, конечно, нарочно. На русского культурного человека всем в Голливуде глубоко наплевать. Как и на реальную Россию. Зато та „клюквенная“ Россия, которую тут создавали начиная с 1920-х годов, гораздо понятнее и реальнее, чем настоящая. Кино — это вообще гигантский бабл. То, что внутри, гораздо важнее того, что снаружи».

Эрнст Гомбрих. Маленькая всемирная история. М.: Альпина нон-фикшн, 2022. Перевод с немецкого Тамары Эйдельман*Признана властями РФ иноагентом.. Содержание. Фрагмент

Эрнст Гомбрих широко известен как автор знаменитой «Истории искусства», тонкий аналитик художественных произведений и проблем их восприятия. Современники восторгались широтой его эрудиции, и первая книга историка, выросшая из его докторской диссертации, возможно, лучшее тому подтверждение.

«Маленькую всемирную» историю Гомбрих сочинил как книгу для чтения маленькой девочке Ильзе, дочке своих друзей. В это сочинение исследователь вместил историю от неандертальцев до сжатого изложения «событий, которые я сам пережил» (дело заканчивается крахом СССР). Учитывая, что книга впервые появилась в 1936 году, не удивляет, что повествование центрировано вокруг Западной Европы и сохраняет подробность до конца Первой мировой. Россия, Китай или Латинская Америка возникают на этих страницах не многим чаще, чем неандертальцы.

Но вместе с тем эти понятные издержки не делают книгу менее обаятельный: это действительно отличный учебник по истории для детей, который написан с любовью к жизни, интересом к человечеству и готовностью открыто обсуждать самые неприглядные страницы истории. Эти добродетели, определенно, заслоняют недостатки европоцентричности.

«Летний дворец в Пекине лежит в развалинах, а из японских гаваней выходят корабли, и на мачтах у них развеваются флаги с изображением восходящего солнца. Уже громыхает гроза мировой войны. По земле стелется ядовитый газ. А под открывающимся нам куполом звездного неба огромный телескоп позволяет взгляду ученого достичь невероятно далеких звездных миров. Но под нами и перед нами все в тумане, в непроницаемом тумане».

Дмитрий Громов. АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Содержание

В августе 2020 года Верховный суд Российской Федерации признал АУЕ «экстремистской организацией» и запретил деятельность этого «международного общественного движения» на территории страны. Некая странность заключалась в том, что т. н. АУЕ не обладает признаками организации или общественного движения — и, строго говоря, является не вполне понятным феноменом.

Развеять эту непонятность, а заодно и прояснить действия российских судей взялся антрополог Дмитрий Громов, который выпустил результаты своего исследования в формате книги. Как и любой хороший исследовательский отчет, это не очень увлекательное, но зато в высшей степени информативное чтение.

Автор рассматривает АУЕ как кейс моральной паники, за которым стоит вполне реальная проблема — криминализация молодежи. С этой целью препарируются имеющиеся свидетельства — с момента первого упоминания аббревиатуры вплоть до новейших употреблений, анализируются факты из СМИ, проводятся исторические сопоставления, например, с «группами смерти» и люберами.

В финале автор объясняет, почему борьба с АУЕ — это плохая затея: когда российские силовики борются с выдуманными сущностями, уголовные дела заводятся вполне реальные.

«Вор в законе Е. П. Васин (Джем) известен, помимо прочего, тем, что в 1990-е годы проводил в Комсомольске-на-Амуре работу с подростками, склонными к криминалу. Например, они вывозились в летние лагеря; многие пополнили ряды преступной группировки, которой руководил Васин. Участники группировки „Охватили все, даже школы: старшеклассников обязали делать посильные взносы в общее дело“. Версия о том, что именно деятельность Васина положила начало обработке молодежи со стороны криминалитета и возникновению „движения АУЕ“, воспроизводится в Интернете очень часто».

Наум Клейман. Этюды об Эйзенштейне и Пушкине. М.: Музей современного искусства, 2022. Содержание

По большому счету о любой новой книге Наума Клеймана достаточно сказать, что это новая книга Наума Клеймана, но относительно этой можно также добавить, что ее составили тексты (автор называет их аналитическими этюдами), писавшиеся в течение пятидесяти лет; что первые две ее части посвящены «Броненосцу „Потемкин“» и «Ивану Грозному», третья же — и это несколько неожиданно — «Евгению Онегину»; а также что появление этой последней части в данной книге отнюдь не относится к числу причуд великих. В предисловии Наум Ихильевич рассказывает о выработке собственного исследовательского метода, кинотекстологии, необходимость в котором возникла постольку, поскольку на протяжении жизни ему приходилось заниматься и реконструкцией фильмов, и публикацией теоретического наследия Эйзенштейна. Поняв, что кинотекстология невозможна без усвоения наработок обычной текстологии, Клейман отправился учиться к Сергею Бонди, крупнейшему специалисту по рукописям Пушкина (наглядное представление о его работе дает прекрасный советский документальный фильм 1961 года), и в результате Наум Ихильевич не только овладел текстологической премудростью, но и сам стал время от времени заниматься рукописным наследием нашего всего. Разумеется, при таком подходе анализ неизбежно оборачивается микроанализом, под лупой рассматриваются кадр за кадром и слово за словом, поэтому чтение «Этюдов об Эйзенштейне и Пушкине» — развлечение не для слабаков, имейте в виду.

«В сцене расстрела на юте есть персонаж, расположенный выше капитана на „пьедестале“. Это корабельный священник. Он появляется в решающий момент — перед выстрелом — на верхней палубе, над трапом, с распятием в поднятой руке. По господствующей идеологии власть небесная выше власти земной, принцип милосердия выше закона насилия. Но, протягивая распятие, поп не останавливает готовящееся убийство, а благословляет его: служитель культа — прислужник палачей. Поэтому попа в сцене расправы с офицерами низвергнут (назвав халдеем, то есть язычником!) в люк — „в преисподнюю“».