Пол Коллиер. Будущее капитализма. М.: Издательство Института Гайдара, 2021. Перевод с английского Олега Филиппова. Содержание
«Правильный» капитализм в ретроспективе
Пол Коллиер относится к тем мыслителям, спорить с которыми не то чтобы не следует — просто слишком уж сложно найти адекватную позицию для разворачивания контраргументов. Примерно с тем же успехом можно дискутировать с Иммануилом Кантом по поводу категорического императива или с Адамом Смитом по поводу пресловутой невидимой руки рынка. Дело, конечно, не только в многочисленных регалиях Коллиера — одного из самых титулованных современных экономистов, бывшего руководителя Группы по исследованию развития Всемирного банка, одного из основателей Международного центра роста Лондонской школы экономики, профессора Парижского института политических исследований, кавалера Ордена Британской империи и т. д. и т. п. К этому прилагаются десятилетия работы Коллиера в самых разных странах — от «высшей лиги» до мировой периферии, а также его собственный жизненный опыт, выступающий одним из главных сюжетов «Будущего капитализма». Поэтому сколь бы наивными, самоочевидными или старомодными ни казались некоторые тезисы его книги, для начала стоит основательно вникнуть в ее логику.
Биография Пола Коллиера, родившегося в 1949 году в простой семье потомков эмигрантов из Германии, во многом может служить иллюстрацией тех исторических изменений, которые претерпела мировая капиталистическая система после Второй мировой войны. Масштабная демократизация высшего образования, состоявшаяся в 1950–1960-х годах, позволила уроженцу индустриального Шеффилда после окончания обычной бюджетной школы поступить в престижный Оксфордский университет, полагаясь лишь на собственные таланты. Произошло это незадолго до того, как кризис 1970-х годов завершил период «славного тридцатилетия», особенно остро ударив по «классической» промышленности:
«Я был живым свидетелем углубления новой трещины между процветающим столичным центром и депрессивными провинциальными городами. Мой родной Шеффилд стал хрестоматийным примером депрессивного города. Социальная деградация, которой сопровождался закат его металлургической индустрии, блестяще показана в фильме „Мужской стриптиз”. Я пережил эту трагедию лично: наш сосед стал безработным, а один наш родственник сумел найти только одну работу: чистить туалеты. Сам я между тем перебрался в Оксфорд — город, ставший воплощением столичного успеха: квартал, где я живу сегодня, имеет самый высокий в стране показатель отношения цены жилья к уровню дохода жителей».
В подобном контексте последующие рассуждения Коллиера на темы этики могут показаться слишком уж циничными — но, с точки зрения самого автора, его жизненная траектория как раз показывает, как должен работать капитализм при правильном, так сказать, с ним обращении. Люди его поколения, полагает Коллиер, были свидетелями триумфальных достижений капитализма, обузданного коммунитаристской социал-демократией, но после того, как власть в социал-демократических партиях захватил новый авангард, принесший в них собственную этику и установивший свои приоритеты, несостоятельность капитализма стала такой же очевидной, как успехи, достигнутые им в предыдущий период.
Отсюда и ответ, который Коллиер дает на вопрос о том, есть ли будущее у капитализма. Чтобы это будущее стало привлекательным, нужно внимательно изучить «золотой век» капитализма, закончившийся не так уж давно, примерно полвека назад, когда главное достоинство капитализма — его способность обеспечивать устойчивый рост уровня жизни для всех — оказалось под вопросом. Следовательно, капитализм нужно не «свергать», а «правильно устроить»:
«Реальный смысл существования современного капитализма — это обеспечение массового благосостояния. Может быть, благодаря тому, что я сам родился в бедной семье и работаю в бедных странах, я понимаю, что это вполне достойная задача».
Консерватизм под вывеской центризма
Можно сказать, что Пол Коллиер являет собой практически идеальный тип центристского либерала, чье мировоззрение сформировано работами того же Адама Смита (причем высказанными не только в «Богатстве народов», но и в предшествовавшей им «Теории нравственных чувств» — отсюда и непривычный для экономиста наших дней повышенный интерес к этическим проблемам). Но, как можно легко прочесть между строк «Будущего капитализма», этот типаж сегодня оказывается чем-то вроде уходящей натуры в условиях, когда на рынке идей и политических практик предъявляется устойчивый спрос на различные идеологии и радикальные «простые» решения. Между тем, уверен Коллиер, виновниками катастроф XX века были именно политические лидеры, которые либо страстно верили в ту или иную идеологию, будучи «людьми принципа», либо были популистами и харизматическими вождями (и обычно это были мужчины).
Выход из этой ловушки Коллиер видит прежде всего в отказе от идеологии:
«Нам нужна активная публичная политика, но социальный патернализм в этой роли уже не раз оказывался несостоятельным. Левые исходили из того, что государство лучше всех знает, что нужно делать. К сожалению, это не так... Правые свято верили в мантру либертарианцев о том, что сбрасывание цепей государственного регулирования освободит частный интерес и позволит ему обогатить всех. Тем самым они безмерно преувеличивали магическую силу рынка и, соответственно, игнорировали ограничения, налагаемые моралью. Нам необходимо государство, которое будет активным, но согласится на более скромную роль; нам необходим рынок, свобода которого будет ограничиваться необходимостью социально осмысленной деятельности, имеющей свою прочную основу в моральных принципах... За неимением лучшего термина я называю предлагаемые мной меры, направленные на излечение этих недугов, социальным матернализмом... Я предлагаю вам заглянуть в будущее этического капитализма. Добро пожаловать в лагерь убежденного центра».
Собственно, в этом и заключается главная сложность для критика Коллиера: формулировки в духе «за все хорошее и против всего плохого» оспаривать в принципе сложно. Солидаризируясь с ними, вы фактически признаете, что по существу спорить не о чем. А любая попытка проблематизировать «убежденный центр» — например, в марксистском духе — приведет к предсказуемой реакции: вас назовут радикалом и/или идеологом, а дальше, как говорится, смотри пункт первый. Нарратив марксистской идеологии, подчеркивает Коллиер, пропитан ненавистью, «поскольку он заменяет общую идентичность предельной поляризацией людей, основанной на классовой идентичности».
Еще хуже, вероятно, прозвучат напоминания о том, что апелляция к морали — стандартный ход в арсенале любых авторитарных режимов, которые привычно оправдывают многие свои инициативы «традициями», в том числе этического характера. Здесь можно еще раз дать слово самому Коллиеру: вот как он, к примеру, рассуждает о национальной идентичности — категории если не проблематичной по своей сути, то уж точно от начала до конца социально сконструированной:
«Мы не можем игнорировать тот факт, что наши государства имеют пространственное устройство. Более того, они имеют по преимуществу национальный характер. Однако наша идентичность и сети социального взаимодействия, лежащие в ее основе, становятся все менее территориальными. Можно ли сформировать связи, которые будут достаточно прочными, чтобы поддерживать жизнеспособное политическое образование, но не будут при этом опасными? Это центральный вопрос, на который должны дать ответ общественные науки. От этого ответа зависит будущее наших стран... Наиболее жизнеспособное понятие национальности, возможное в наше время, — это представление о ней как о том, что связывает людей чувством принадлежности к одному месту, идентичность на основе места — это одна из черт, глубоко „вшитых” в нашу душевную структуру процессом эволюции, — в отличие от ценностей, которые были заложены в нас относительно недавно».
Так за фасадом центристского либерализма в книге Коллиера проступает старый добрый консерватизм с его растворением реальных политических противоречий (порождаемых в конечном итоге именно капитализмом) в гуще местных сообществ в духе «двор — единица внутренней политики». С этой точки зрения рассуждения Коллиера об «агрессивном наступлении индивидуализма», а тем более о патриотизме, могут показаться российскому читателю «Будущего капитализма» до боли знакомыми — хотя не все так просто. Например, говоря о патриотизме как альтернативе национализму, Коллиер делает важную оговорку: принципиальное различие между ними заключается в том, как нации относятся друг к другу, а патриотизм, с его точки зрения, «дискурс взаимовыгодного сотрудничества».
Примером современного политика, соответствующего подобному определению, оказывается президент Франции Эмманюэль Макрон: «Он совершенно определенно стремится построить новые взаимные обязательства: в пределах Европы — в экономической области, в рамках НАТО — по вопросам безопасности в регионе Сахеля в Африке, на глобальном уровне — по вопросам изменения климата. Тем не менее Макрон действует в интересах своей страны. Когда итальянская компания попыталась купить крупнейшую верфь страны, он вмешался, чтобы обеспечить защиту интересов Франции. Макрон — не утилитарист. В отличие от национализма, патриотизм не агрессивен, и это отличие принципиально».
Пчелы против меда
Еще одно скрытое в книге Коллиера противоречие заключается в том, что он фактически ставит под сомнение смысл существования тех международных финансовых и политических институтов, с которыми была связана значительная часть его карьеры. Например, автор «Будущего капитализма» открыто признает, что преобразование Европейского экономического сообщества в Европейский Союз, а МВФ — из «кассы взаимопомощи небольшого клуба стран» в глобальный фонд помощи бедным государствам привело к результатам, далеким от первоначальных замыслов. Обе эти организации, констатирует Коллиер, превратились в квазиимперские органы, через которые одни государства диктуют свои требования другим.
Пол Коллиер на Всемирном экономическом форуме, 2013
Вполне самокритично звучит и обращение Коллиера к классовым трансформациям последних десятилетий (без элементов классового подхода при всем критическом отношении к марксизму все же не обошлось). Новым преуспевающим классом в сегодняшнем капитализме, отмечает он, оказываются не собственно капиталисты, а образованные люди, освоившие новые профессии, — и, пока положение образованного сословия стремительно улучшается и тянет за собой общенациональные экономические показатели, менее образованные слои населения находятся в кризисе. Отсюда, собственно, и такие политические эксцессы последних лет, как Брексит, избрание Дональда Трампа президентом США, успехи Марин Ле Пен во Франции и т. д., к тому же углубляющийся раскол по линии качества образования дополняется растущим разрывом между столицами и периферией, которая все больше склонна к радикальным «антиэлитным» решениям. Что бы там ни рассказывали Всемирный банк и МВФ о развитии «человеческого капитала» как способе преодоления неравенства, на деле неравенства в мире за последние десятилетия стало гораздо больше. Так что для «перезагрузки» капитализма, признает Коллиер, мало одних только прекраснодушных призывов, которые выдумывают пиар-службы корпораций или завсегдатаи Давоса — к их числу, несомненно, относится и сам автор «Будущего капитализма», не раз выступавший на Всемирном экономическом форуме.
Решения, предлагаемые Коллиером в качестве альтернативы идеологам и популистам, выглядят вполне изящно и в целом укладываются в рамки все более часто звучащих предложений по налогообложению рентных доходов. Например, возвращаясь к идеям Генри Джорджа, американского журналиста и экономиста XIX века, Коллиер рассуждает о возможности более справедливого перераспределения доходов от постоянного роста земли в городских агломерациях, который сейчас, по сути, присваивается в виде ренты ее собственниками (в качестве одного из характерных образцов которых приводится, конечно же, Трамп). Налог на «агломерационный доход», полагает Коллиер, был бы решением, полностью соответствующим принципам «моральной экономики», и то, что этот вопрос до сих пор не нашел никакого выражения в публичной политике, становится, по его мнению, все более противоестественным.
В XIX веке, отмечает Коллиер политиков больше всего волновала проблема «незаслуженно бедных» — политикам же XXI века следовало бы побеспокоиться о последствиях «дыр» в нашей системе регулирования: сегодня мы имеем многие тысячи «незаслуженно богатых». Но — к чести Коллиера — реалист в его умозрениях чаще берет верх над моралистом: многие из этих незаслуженно богатых, говорит он, сами являются политиками. К тому же, добавим мы, — превосходно умеющими рассуждать на публике о вопросах этики. И нередко именно морализм — а отнюдь не патриотизм — оказывается тем самым последним прибежищем негодяев.