Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Бернхард Шлинк. Внучка. М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2023. Перевод с немецкого Романа Эйвадиса
1
В самом центре Берлина — между Бранденбургскими воротами и бывшим гитлеровским бункером — можно найти знаменитый мемориал жертвам Холокоста. Решение о его установке принималось почти десять лет, а итоговый проект вызвал немало публичных споров, в основном из-за размеров мемориала: многие немцы даже либеральных взглядов не были уверены, что в сердце их столицы должен быть установлен столь гигантский памятник, напоминающий об унизительном прошлом. Тем не менее общественный компромисс был достигнут, а мемориал — установлен.
Основная заслуга в установлении мемориалов и возникновении музеев, обличающих нацистское прошлое, принадлежит немецкому «поколению детей». Они родились в военные и первые послевоенные годы и начиная с 1960-х непрестанно говорили в публичном поле о важности осознания национальной вины «поколения отцов» и необходимости разобраться в истоках этой вины, способах ее преодоления и искупления.
К «поколению детей» принадлежит и немецкий писатель и юрист Бернхард Шлинк.
Почти все ключевые произведения Шлинка так или иначе посвящены отношениям немцев с трудным прошлым. В «Чтеце» (1995) он отразил конфликт «поколения детей», выросших после войны, с «поколением отцов», развязавших войну; в «Возвращении» (2006) показал судьбу молодого человека, который родился во время войны, но вообще не знал отца; а в «Ольге» (2018) изобразил биографию женщины, пережившей испытания двух войн и нацистского террора и тем самым олицетворяющей судьбу Германии в ХХ веке.
Новый роман Шлинка, «Внучка» (2021), внешне ничем не отличается от предыдущих. Прозрачная, серьезная, лишенная иронии манера повествования; линейно изложенная история, главными темами которой становятся любовь, прошлое и родина; герой-интеллектуал, достигший профессионального успеха, но оказавшийся на пороге нежданных перемен.
Отличие нового романа от предыдущих можно найти в его хронологической глубине: Шлинк впервые показывает, как «поколение детей» само превратилось в родителей. Теперь эти адепты национального покаяния спорят о трудном прошлом не с отцами, а со своими детьми и внуками, живущими в XXI веке.
2
Фабула романа поделена на три части. В каждой из них главный герой по имени Каспар — пожилой владелец книжного магазина в Берлине — разбирается в отношениях с женщинами разного возраста, каждая из которых по-своему повлияла на его судьбу. И каждая из них отражает, по замыслу Шлинка, определенную веху немецкой истории.
Завязка романа детективная: Каспар находит свою жену Биргит мертвой, и у него нет сомнений, что она покончила жизнь самоубийством: она оставила ему прощальную записку, а также рукопись недописанного романа. Из этой рукописи мы узнаем ее биографию: дочь солдата вермахта и затем блестящая студентка-коммунистка, она встретила Каспара на съезде молодежи ФРГ и ГДР в Восточном Берлине, влюбилась в него и бежала в Западный Берлин; но, увы, так и не смогла найти свое место на Западе, даже после падения стены, в первую очередь из-за «восточной» идентичности:
«От меня явно ожидали, что, сбежав из ГДР, я должна была сбросить, смыть с себя все „восточное“ — как советское и коммунистическое — и стать такой, как они.
Это был облегченный вариант того, что позже испытали восточные немцы после объединения Германии».
Биргит перепробовала кучу профессий, нигде не добилась успеха и стала медленно, год за годом, спиваться. Ее последней надеждой была работа над романом, но здесь она также провалилась и в конце концов покончила с собой. На примере ее биографии Шлинк отразил печальную судьбу «поколения детей» Восточной Германии.
Детективная линия усиливается, когда выясняется, что у Биргит есть внебрачная дочь Свеня, оставшаяся в ГДР после побега матери на Запад. В рукописи романа Биргит признается, что не нашла в себе сил снова встретиться с дочерью. Каспар делает это вместо нее. Он отправляется на поиски Свени, путешествуя по восточным землям, а мы наблюдаем за новой вехой в истории Германии, наступившей после объединения страны. Можно сказать, что по крайней мере для восточных немцев ничего хорошего не произошло: они осиротели, лишившись родины, и этому посвящена вторая часть книги.
«ГДР никогда не будет страной, о которой мечтали. Ее больше нет. Те, что остались, не могут больше радоваться за нее, те, что уехали, не могут больше в нее вернуться. Их изгнание не будет иметь конца. Отсюда эта пустота. И страна, и мечта утрачены навсегда».
В результате поисков Каспар узнает судьбу Свени: с детских лет она возненавидела отца-коммуниста (от которого забеременела Биргит) и постоянно сбегала из дома, пока не сошлась с группировкой неонацистов. Свою молодость, выпавшую на 1990-е, она провела, участвуя в акциях унижения бездомных и гастарбайтеров, меняя города и любовников, а также подсев на наркотики, пока в конце концов не обзавелась традиционной семьей. Вместе с мужем они стали национал-поселенцами: живут в глухой деревне, соблюдают строгий патриархальный уклад, чтут языческие праздники, борются за чистоту немецкого языка, посылают детей в лесные походы, ненавидят иммигрантов, не доверяют берлинцам, отрицают Холокост, симпатизируют «сильным лидерам» и мечтают о новом рейхе. Грубо говоря, именно такие люди сегодня голосуют за ультраправую политическую партию «Альтернатива для Германии» и обеспечили ей представительство в бундестаге.
В ходе знакомства со Свеней и ее мужем Каспар узнаёт, что у них есть 14-летняя дочь по имени Зигрун, которая, по сути, приходится ему внучкой. Именно этот, третий женский персонаж дал заглавие роману. Каспар внезапно понимает, что Зигрун — это продолжение покойной Биргит и его долг — «заботиться о ее душе», и, быть может, в будущем внучке повезет больше, чем матери и бабушке. Вся дальнейшая история посвящена отношениям Каспара и Зигрун.
До появления внучки — а это происходит только в середине книги — роман балансирует между жанрами: иногда прикидывается детективной историей, иногда — психологической прозой о несчастных женщинах, прозябающих в провинции, что-то в духе Флобера или Чехова. Но появление Зигрун меняет идейное наполнение текста, и роман внезапно политизируется. Автор сталкивает Каспара, интеллигента из Западного Берлина, верного демократическим ценностям, с Зигрун и ее родителями, ультраправыми восточными немцами, которые по любому поводу твердят, что «гордятся Германией». И это столкновение — новая веха немецкой истории, теперь уже современной.
Из-за резкой политизации текста его художественная сила несколько угасает, на первый план выходит ненавязчивая пропедевтика. Каспар и Зигрун постоянно спорят по насущным темам: надо или не надо немцам стыдиться прошлого, принимать или не принимать в стране иммигрантов и т. д. Наверное, ключевая сцена романа рассказывает о том, как дед и внучка посещают музей в помещении бывшего концлагеря Равенсбрюк. Каспар надеется, что под впечатлением от увиденного Зигрун окончательно попрощается с ультраправым мировоззрением родителей. Но, к его сожалению, девочка не доверяет музейным экспозициям.
Таков и ответ Шлинка: возможно, никто никогда не разубедит ультраправых в их конспирологических теориях. По крайней мере, этого не добиться с помощью конструктивного диалога, рациональных доводов, критического мышления. Но есть и иррациональные силы, уверен Шлинк, и они тоже могут влиять на мышление человека. Так, Каспар внезапно вновь обретает надежду на возможную перемену взглядов внучки — благодаря музыке. По ходу повествования у Зигрун обнаруживаются задатки большой пианистки. И именно музыка становится той силой, которая, ничего заранее не гарантируя, потенциально способна вырвать талантливую девочку из убогого национал-поселенческого мира ее родителей.
Шлинк не забывает упомянуть, с каким трепетом окружение Гитлера и сам фюрер относились к музыке, но устами Каспара заявляет, что «в музыке, искусстве и литературе не важно, что немецкое, а что иностранное. Важно лишь, хороши они или нет». Возможно, именно это замечание об универсальном духе искусства способно сыграть важную роль в судьбе подростка, впервые столкнувшегося с пугающей сложностью окружающего мира.
Увы, формат рецензии не позволяет подробно развернуть другие линии романа. Например, пересказать личную историю Каспара, связанную с утратой близких. Замечу только, что политический диалог между ним и Зигрун обрывается в той части, где, казалось бы, должен наступить счастливый финал. И это признак писательского мастерства Шлинка. Благодаря неожиданно наступившей паузе мы понимаем, что нравоучительно-напряженный диалог между дедом и внучкой служил метафорой неудавшихся отношений Каспара с покойной женой. А внезапное исчезновение внучки — как и ее матери или бабушки — подчеркивает скорбную, даже трагическую истину: мы всегда теряем близких дважды, сначала непосредственно, физически, а затем уже — в наших сердцах. Каспар впервые до конца осознает, что потерял жену — навсегда, безвозвратно, — только когда находит в себе силы принять неминуемость расставания с полюбившейся ему внучкой.
3
Романы Бернхарда Шлинка пользуются популярностью у читателей и часто служат материалом для экранизаций. В то же время их нельзя назвать легкомысленными или остросюжетными; проблемы, которые поднимает писатель, неизменно касаются трагических событий истории; кроме того, на страницах его книг часто упоминаются малоизвестные немецкие музыканты, художники и писатели как ХХ века, так и более ранних эпох. Не знаю, в ходу ли такое сравнение, но порой Шлинк напоминает Ремарка: тот тоже придерживался магистральной военной темы, описывал представителей какого-то одного поколения, обращался с этическими вопросами к целой нации и часто сентиментально относился к своим героям.
Зато хорошо известно, что Шлинка регулярно сравнивают с его немецкоязычным современником, также добившимся международного успеха. Это австриец Даниэль Кельман, автор интеллектуального бестселлера «Измеряя мир» (2005). Но если Кельман был и остается писателем-постмодернистом, чей главный инструмент — ирония во всех ее разновидностях (так, в «Измеряя мир» Кельман иронизирует над биографиями великих немцев-просветителей), то Шлинк отдает предпочтение обновленному социально-психологическому роману.
В отличие от социальных романистов прошлого, скажем, Тургенева или Роллана, чьи персонажи спорили насчет мироустройства с прицелом на будущее, герои Шлинка обсуждают современную политику, оглядываясь назад, в прошлое. Это — программное послание нового европейского социального (и тем более исторического) романа, сложившегося на рубеже ХХ—XXI вв.: будущее предопределяется не столько верой в какой-либо его образ, сколько интерпретацией прошлого. Если мы достигнем общественного компромисса в трактовке трудного прошлого, переступив через свои предубеждения, то, возможно, избежим повторения трагических событий ХХ века. Мемориал жертвам Холокоста, установленный в сердце Берлина, который полностью никого не устраивает, но тем не менее необходим всем немцам, — один из таких примеров компромиссной трактовки прошлого.
Шлинк, повторю еще раз, не претендует на статус авангардного писателя. Он отлично понимает, какая скромная роль отведена ему в современной литературе. Но эту роль пожилой писатель с большим мастерством исполняет вот уже более тридцати лет.