Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Алла Горбунова. Ваша жестянка сломалась. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2023
В 2020 году премию «Новая словесность» («НОС») получил цикл Аллы Горбуновой «Конец света, моя любовь» — проза местами страшная, а местами ностальгически-нежная. Это противоречивое сочетание отражено уже в названии, это же сочетание во многом и делало сборник уникальным высказыванием о постсоветской России девяностых — нулевых годов. С тех пор у Аллы Горбуновой выходит примерно по книге в год, однако новая, под названием «Ваша жестянка сломалась», сильно отличается от предыдущих. Здесь почти нет былой лирической героини, нет ностальгии, зато есть завораживающая даль свободного романа и подчас сомнительные образы.
Все начинается с любопытной рамки, своеобразной инструкции по применению, где читателю от второго лица предлагают надеть некую клипсу-кристалл и желают «преображающего и открывающего новые смыслы нейрошторма». Звучит пафосно, но детали добавляют иронии: договор, лежащий на стойке администратора, кушетка, клипсу «можно и на палец прицепить» — все это выглядит как намеки, что не стоит воспринимать инструкцию слишком серьезно. Завязка же самого повествования похожа на смесь фильмов «Малхолланд драйв» Дэвида Линча и «Она» Спайка Джонса. Женщина по имени Алина когда-то была талантливой студенткой, подавала надежды в науке, а потом вышла замуж и стала домохозяйкой. Однажды ей звонит ухажер университетских времен, ныне относительно успешный ученый, и предлагает поучаствовать в эксперименте с их новым изобретением: «Мы создали машину, которая знает всю правду обо всем, машину, которая обладает абсолютным знанием». Алина относится к предложению скептически, но решает попробовать с этой машиной пообщаться. Быстро выясняется, что ухажер не то чтобы соврал. Машину зовут Елена, и она при помощи информационного «нейрошторма» действительно открывает каждому, кто вообще способен выдержать общение с ней, нечто невыразимое, навсегда преображающее его личность.
Да-да, «нейрошторм» читателю уже обещали во вступлении. То есть текст будто бы пытается уподобиться действию описываемой в нем машины по имени Елена. И он тоже хитро устроен: в романе показано несколько версий одного и того же сюжета, а также противоречащие друг другу картины мира разных людей, пообщавшихся с Еленой. Большинство персонажей в результате такого общения получают собственный образ правды и уверены в том, что знают путь к тому, как открыть ее всему миру. Ларс фон Триер снимает добрый фильм о белом барашке — кино, представляющее собой «чистую радость» и «бессмертное ликование». Мама-дельфин, потерявшая детеныша, поет скорбную песнь, благодаря Елене понятную для людей, и подтверждает эзотерическую теорию доктора Джона Лилли о цивилизации дельфинов. Дочь Муаммара Каддафи пророчит, что скоро мир изменится, и с помощью Елены готовится к тому, чтобы вернуться и «победить зло», убившее ее отца. Роршах из «Хранителей» собирается мстить преступникам по всему миру, утверждая при этом, что его ненависть — тоже любовь, а поэт и оператор котельной Дмитрий Григорьев, напротив, никакого откровения не испытал, да и не очень-то в нем нуждался. Образ Елены напоминает толкиновское кольцо Всевластия, только доброе. За редкими исключениями у каждого оно усиливает какие-то уже имевшиеся способности и каждому при этом меняет восприятие, дает новую глобальную цель.
Вымышленные персонажи и животные действуют наряду с образами реальных людей, чьи подлинные цитаты адаптируются применительно к сюжету. В романе много подобных смелых приемов. Картины мира героев не то чтобы дополняют друг друга — скорее наоборот, и создается эффект то и дело опровергающего самого себя повествования. Например, следом за вступительной историей, где Артур был ухажером Али, идет глава, в которой все наоборот: Аля — сумасшедшая, некогда влюбленная в Артура, а Елена — новейшая разработка в области психиатрии, и с ее помощью Алю пытаются вылечить. После чего появляется третья версия той же истории, и переход к ней выполнен в духе фантастической мистерии:
«Дальше — звук зажеванной пленки, и мир, видимый из машины, в которой сидят эти двое, начинает удаляться и таять. Майский день, деревья под начинающейся грозой, шоссе, которое в итоге должно привести к „Ленте“, отодвигаются все дальше и дальше, уплывают вдаль, пока не оказываются где-то далеко-далеко, внутри мыльного пузыря, плавающего в черной пустоте, который сжимается в точку. Остается пустой черный экран, на который падают капли дождя. Постепенно звук падающих капель переходит в фрагменты музыки из „Bach to Chaos: Chaotic Variations On A Classical Theme“ — вариации, созданной путем ассоциирования музыкальных нот фрагмента музыки из Прелюдии Баха с координатами x аттрактора Лоренса».
Хаотичные вариации на классическую тему — именно так можно описать и сам роман, где важную роль играют недоступные человеческому восприятию, но доступные Елене связи между вещами. В том числе это ошибки, искажения, неизбежно возникающие во Вселенной и создающие, по сути, новые измерения с новыми системами связей. При помощи Елены они могут переплетаться между собой в подобие единого хора, могут, встречаясь, взаимно нивелировать друг друга, лишая таким образом смысла саму Елену. Это нарочито неправильная и красивая в своей неправильности композиция, где нет единого сюжета, а есть постоянно меняющийся художественный мир, порой отрицающий сам себя. Он, как можно заметить из цитаты выше, демонстрируется подчеркнуто кинематографично, в настоящем времени, словно подробный сценарий масштабного клипа. А классическая тема — поиск правды, гармонии и божественной любви — пронизывает весь текст. Неслучайно Алла Горбунова говорила на презентации, что именно из рассказа на тему поиска правды и родилась ее книга.
Роман оригинален как интеллектуальный аттракцион, но как художественно изложенная история не всегда убедителен. Например, многим героям трудно сопереживать. Некоторые служат говорящими головами, транслирующими какую-то концепцию, иные вовсе напоминают ожившие стереотипы. Так, коренной американец оказывается бродягой, а его дар от Елены — понимать язык животных, прям как у мальчика Якари из швейцарских комиксов. Священник англиканской церкви после общения с Еленой изгоняет демонов и видит спасение в экзорцизме. Коллега доктора Менгеле, когда-то скрывшийся из нацистской Германии, пообщался с великим разумом, но почему-то все равно оправдывается наивными аргументами из разряда «мы просто занимались наукой» — в тех же «Благоволительницах» Литтелла похожие герои вели себя интереснее.
Елена делает людей лучше в основном на словах, вместо ярких поступков чаще упоминаются намерения, декларации, проповеди, чьи-то пересказы. Богиня-судья Маат, с которой в книге нередко ассоциируют Елену, олицетворяет, по сути, все ту же авраамическую систему ценностей, с грехом, покаянием, высшим судом, смертью и воскресением. Если воспринимать повесть Горбуновой как мистическую историю о правде, единой в бесконечности своих разных лиц, то чем-то «Ваша жестянка сломалась» напоминает «Остров» Хаксли, где вроде бы все люди пришли к гармонии, отсутствию конфликтов и комплексов, но где совершенно не хотелось бы жить. С Еленой и ее откровениями иметь дело тоже не очень хочется. Возможно, проблема в том, что Елена, сколько бы ее образ ни сливался с образом Алины или Маат, так и остается в первую очередь абстрактным «богом из машины». А это, как известно из древнегреческой драмы, прием, возникающий в ситуации безысходности.
В некотором смысле повесть и выглядит как молитва «богу из машины», как отчаянный призыв, чтобы он явился и вывел мир из состояния катастрофы. На это, например, откровенно намекает название. Фраза «ваша жестянка сломалась» — явно не о том, как познать истину; скорее о том, что все пошло не так. И тогда кажется, что лучше всего воспринимать эту книгу как игру, которая проводит по лабиринтам из разных дискурсов, чтобы в конце поставить читателя перед лицом несостоятельности, невозможности какой-то окончательной истины. Но и тут стоит быть осторожнее. У Аллы Горбуновой получился подлинно психоделический роман — в том смысле, что в плотном потоке версий, теорий и образов, в пространстве абсолютной творческой свободы читателю в любом случае приходится собирать собственный пазл. И читатель неизбежно оказывается в одном ряду среди персонажей, которые общаются с книгой-Еленой, открывают для себя что-то новое или ничего не открывают, но так или иначе участвуют в этом эксперименте. И это уже по-своему уникальное литературное явление, отчасти сродни романам-пазлам Хулио Кортасара. Всякая интерпретация здесь будет особенно уязвимой, а читать книгу или нет — прежде всего вопрос любви каждого к интеллектуальным аттракционам и литературным экспериментам.