Все помнят, что случилось с массовой литературой лет пять назад. Фанфик-семихвостка «Пятьдесят оттенков серого» по роману Стефани Майер «Сумерки» внезапно стал мегабестселлером: то ли благодаря тому, что оживил собственным примером старинный анекдот о порнофильме, где в конце все женятся, то ли благодаря тому, что у грустной присказки «бьет – значит любит» появился неожиданный сиквел. Тогда же, лет пять назад, агент английской писательницы Лизы Хилтон сказала своей подопечной: «Лиза, такое дело, бросай все и займись сексом». Агент предложила Лизе попробовать написать эротический роман, пока на него был спрос. И все бы хорошо, но Лиза Хилтон — историк, искусствовед и автор историко-биографических романов — в тот момент работала над политической биографией Елизаветы I.
Хилтон, конечно, взялась, написала пару тепловатых оргазмов и рукопись отложила, но спустя какое-то время снова принялась за нее, укрепив секс другими сюжетными штрихами (они в тот момент как раз сошли в массовую литературу), а именно — антигероиней и историей об украденной картине. В результате вышел бойкий эротический триллер, который, как призналась Хилтон The Guardian, возненавидели все — начиная от ее агента и заканчивая ее читателями, и в любви к которому даже сейчас, после очевидного коммерческого успеха (права на книгу проданы в сорок с лишним стран, права на экранизацию выкупила Коламбия Пикчерз, продюсирует, на минуточку, Эми Паскаль), не все готовы признаться.
Сюжет: Джудит Рашли работает самым младшим помощником в аукционном доме и мечтает стать хотя бы младшим помощником. Когда ей представляется шанс спасти своих нанимателей от приобретения неверно атрибутированного Стаббса, она хватается за этот шанс… и остается без работы. Но Джудит не только любит искусство, но и, слава богу, просто красивая девушка. Поэтому в роли эскорт-леди она едет в Канны, и далее на всем пути ее будут бренды и трупы, бренды и трупы…
Разумеется, сподручнее признаваться в любви к Зебальду, чем к триллеру, где одна женщина начинает в аукционном доме, а приканчивает мужчин, но есть в триллере «Маэстра» нечто заслуживающее если не любви, то внимания — и это не сюжет без провисаний и не сцены секса без ванилина (хотя это уже дорогого стоит). Важно здесь то, что Хилтон, возможно, ненамеренно, подвела жирную черту под модой на антигероинь, которая захватила жанровую прозу последних пяти лет точно. Сделала она это, не просто воскресив викторианскую прабабушку условной Эми Данн — Бекки Шарп, но и скроив ее из нынешнего материала — статей в глянцевых журналах.
Джудит Рашли — героиня «Маэстры» — в первой половине книги напоминает ожившую it-girl такого журнала, и стремления ее не выходят за пределы типичной глянцевой статьи. Ей бы хорошую строчку в резюме, поверить в себя и платьице, желательно не из «Зары». И вот, когда ты уже смирился с мыслью, что тебя как читателя ждут дальнейшие приключения фотошопа (умная, но бедная девушка попадает в сложную ситуацию и с блеском выходит из нее замуж), как Хилтон начинает этот фотошоп оживлять. Так и не сделав карьеру хорошей девочки, Джудит Рашли пускается во все тяжкие с одной-единственной, но до ужаса правдоподобной мотивацией — «потому что я этого достойна». Результат получился одновременно и нарочито гипертрофированным, и очень финальным: образ, начавшийся с Бекки Шарп из «Ярмарки тщеславия» Теккерея и, если брать ближе, Лисбет Саландер, прошел путь до психопатки Эми Данн и сталкерши-алкоголички Рейчел и наконец вылупился в Джудит Рашли, которая убивает не за идею, а за плащик от Kenzo. Дальше жанровой литературе отступать некуда. За Джудит Рашли только рекламный разворот и четвертая обложка.
Нельзя сказать, чтобы до Хилтон никто не обращался к стилистике глянцевого журнала с целью создать что-то убедительно страшное. Этим материалом грех не воспользоваться — в основном, благодаря тому насколько узнаваема неприкрытая условность глянцевого нарратива на любом языке. Типичный глянцевый, Шишков прости, лонгрид устроен примерно так: автор может сколько угодно стоять в тени мало-мальской литературы, но редактор должен недрогнувшей рукой вписать правильные названия всех упоминаемых им брендов. Отсюда и выходят конструкты вроде «надев неброское платье 3.1 Phillip Lim и черные замшевые лодочки Yves Saint-Laurent, я выпорхнула из дома навстречу приключениям». Узнаваемостью этих конструктов еще в 2000 году воспользовался Брет Истон Эллис, когда писал глянцевый роман о террористах «Гламорама», и нынешний триллер «Маэстра» — это оммаж в первую очередь эллисовскому глянцу на крови, проверенной писательской формуле, в которой отрезанная голова вызывает наиболее бурную реакцию, если ее совместить с клатчем Prada.
Сюжет, который начинается как обычный побег от закона, вскоре перерастает в ничем приличным даже для приличия не мотивированное движение к dolce vita, на пути к которой сплошь и рядом — гамсуновские «цветы и кровь». Грубо говоря, Джудит Рашли хочет жить лучше, и для этого ей приходится (чтобы обойтись без спойлеров) многократно нарушить закон. Однако история Джудит читается, при всем ее устрашающем глянцевом жизнеподобии, как нечто не просто увлекательное, а увлекательное без омерзения. Как было сказано выше, к моменту появления на литературной сцене Джудит Рашли, сцена эта была уже порядком унавожена «плохими девочками» самого разного калибра, и Джудит Рашли — бульонный кубик из всех них, который читательское воображение может легко приправить по своему усмотрению. Джудит может украсть картину, обмануть мафию, избавиться от трупа и втереться в доверие к олигарху: а) потому что у нее вроде как есть внутреннее оправдание — алкоголичка-мать, рабочие районы, тяга к искусству, понимание того, что пока ты добрая, ты очень бедная; но почему-то куда чище срабатывает вариант б). И согласно ему Джудит дерется, потому что дерется, идет по трупам ради шарфика почти по Стриндбергу («Пятьдесят лет за сачок и садок? — Зеленый садок, зеленый!») — от Rykiel шарфик-то, от Rykiel! И это выводит образ антигероини в массовой литературе на новый уровень: когда ты плохая, просто потому что плохая. Один из героев, например, спрашивает у Джудит, почему она ходит в дорогие свинг-клубы, на что та искренне отвечает, что просто любит трахаться, и не нужно тут — как и в жизни, впрочем — искать глубинных смыслов.
В том же самом эссе в The Guardian Лиза Хилтон пишет, что ее удивляет не только ярое неприятие Джудит, но и попытка добавить ее образу глубины и увязать поступки Джудит, например, с феминизмом. Здесь важнее другое — в массовой культуре годами создавался конструкт надувной женщины, которая неумолимо двигалась по направлению к выстраданному счастью (а попадала замуж), и ею могла быть как утонченная и владеющая собой Анна из «Долины кукол», так и миленькая героиня Софи Кинселлы Бекки Блумвуд. Но Джудит Рашли — это ее финальная и самая правдоподобная реинкарнация, которая вдруг ожила и заговорила, не прикрываясь условностями предыдущего жанрового текста (любовь, месть, биологические часики), и вдруг вышло, что так тоже можно. Не нужна любовь, не нужно замуж — важнее всего трезвая голова и упругая кожа, и когда читаешь об этом в журналах — смеешься (и покупаешь баночку с кремом антиэйдж). А потом приходит талантливый биограф и пишет биографию героини этого журнала, и выясняется, что вот это все «Хочу прямо сейчас!», «10 вещей, которые тебе нужны сегодня» и «Оригинальные советы для страстного секса» — материал на самом деле не комедийный, а глубоко остросюжетный: не страшно умереть одинокой и незамужней, не страшно, если твое лицо объедят кошки, — главное, чтобы они твоей плотью не подавились.