Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Давид Фонкинос. Номер два. Роман о человеке, который не стал Гарри Поттером. СПб.: Иностранка, 2023. Перевод с французского Р. Генкиной
В отзывах на книгу Давида Фонкиноса «Номер два. Роман о человеке, который не стал Гарри Поттером» рецензенты наперебой называют текст утешающим и жизнеутверждающим. Нельзя сказать, что это совершенно не так, но складывается впечатление, что о романе пишут в основном очень здоровые люди с крепкими нервами. Как бы то ни было, я к таковым себя не отношу и, возможно, именно поэтому испытал в ходе чтения ряд противоречивых эмоций.
Открывая книжку, мы благодаря подсказкам на обложке и недвусмысленному названию уже хорошо знаем, о чем она: это история человека, который соревновался с Дэниелом Рэдклиффом за право сыграть Гарри Поттера в кино, почти получил роль, но все-таки уступил. Баг такое знание или фича — дело вкуса. В любом случае выбирать не приходится. Точно так же почти невозможно впервые прочесть «Анну Каренину», не зная заранее, под каким транспортным средством окончит жизнь заглавная героиня. Злополучный поезд заехал и в мемы, и в КВН, и в сюжеты киножурнала «Ералаш».
Помнится, когда я впервые взял в руки роман Толстого, то использовал такую уловку: «А давай, — сказал я себе, — представим, что все на самом деле лгут и Анна не погибнет в конце». Убедив себя в том, что так оно и есть, я принялся за чтение, ни капли не сомневаясь, что финал меня ждет другой (кстати, он там и правда другой).
С Фонкиносом такой номер не прошел — история слишком уж основана на реальных событиях, знакомых с детства (были и мы поттероманами). В результате первые семьдесят страниц стали почти пыткой. Вроде пока еще ничего не стряслось: знакомство родителей главного героя Мартина Хилла, его рождение и начало жизни нашего паренька. А я потею и тяжело дышу, словно у меня в руках какой-нибудь Стивен Кинг. Потому что знаю: вот-вот случится непоправимое, и герой «навернется». Это саспенс. Это здорово нервирует.
Возможно ли, оказавшись у стенки в компании ожидающего расстрела полковника Аурелиано Буэндиа, затем без капельки беспокойства телепортироваться в его детство и, завернувшись в плед, наслаждаться цыганскими чудесами? Если вам это удалось, вашу нервную систему надо показывать в музее. Ну а мне пора прикрепить пару скриншотов из фильма «Гарри Поттер и философский камень»:
После того как «точка невозврата» пройдена, читать на некоторое время становится проще, хотя — такой вот парадокс — для Мартина, напротив, начинаются самые трудные дни. Однако спустя некоторое количество страниц замечаешь, что и здесь есть свои заковыки. Похоже, что Фонкинос, как и большая часть его рецензентов, тоже слишком здоровый человек. Найдя классный сюжетный ход со «вторым Поттером», он не придумал ничего интереснее самого этого хода.
«Мне кажется, что у меня украли жизнь. Я и есть настоящий Гарри Поттер», — постоянно думает Мартин. Налицо сложности с психикой, но автор, кажется, не слишком разбирается в ментальных расстройствах, и поэтому вместе с Жанной, матерью героя, занимается отрицанием: нет, у мальчика просто ну такие вот затейливые проблемы по жизни.
Депрессия длиной в двадцать лет, экстравагантное поведение (в детстве Мартин не ходит в школу в те дни, когда выходит новый фильм или книга о Поттере, чтобы всеобщий ажиотаж не задевал его чувства, а во взрослом возрасте отказывается иметь детей, потому что ребенок в будущем может полюбить вселенную Гарри) — к сожалению, это диагноз. Но в этом нет ничего плохого, ведь болеть — это нормально. Психическое расстройство — в современном мире уже не ругательство и не клеймо, правда?
Кажется, Фонкинос в этом не уверен. Когда «второй Гарри» все-таки загремел в психиатрическую клинику, автор не предпринимает никаких усилий, чтобы использовать и этот сюжетный поворот, и само ресурсное с художественной точки зрения пространство, и его пациентов в тексте. Наоборот, он как можно скорее вытаскивает Мартина из больницы, сообщая обескураженному читателю:
«Решительно ему здесь не место. Некоторые из пациентов пытались покончить с собой, другие наносили себе порезы. Тут царил самый жесткий вариант негативного восприятия жизни».
То есть многолетний депресняк, отказ от контактов с внешним миром, сильнейший невроз — это не жесткий вариант? Ну-ну.
Возможно, озвученной проблемы не возникло бы, если бы Фонкинос подошел к созданию книги иначе. В самом ее начале помещено довольно странное предупреждение:
«Хотя некоторые детали романа опираются на реальные факты, автор по мере развития полностью вымышленного сюжета стремился прежде всего дать волю воображению».
Пожалуй, следовало выбрать что-то одно: документалистику или воображение. Попытка усидеть на двух стульях хотя и сделала повествование легким (не считая первых семидесяти страниц) и, следовательно, диванно-комфортным (что в своем роде, безусловно, подкупает), зато здорово обесцветила исходный замысел. Портрет реального человека — если таковой на самом деле существует — наверняка получился бы в разы глубже. Не исключено, что Фонкинос пытался разыскать прототип своего героя, но не преуспел. В книге есть небольшой намек на это:
«В конце октября с Жанной связался один британский журналист, задумавший написать книгу о том, как начиналась эпопея „Гарри Поттера“. <...> Питер Тейлор — так звали журналиста, — естественно, заинтересовался подробностями кастинга и начал поиски другого мальчика. <...> Благодаря регистрационной записи, где значилась фамилия родителей, журналист разыскал Жанну. „Мой сын не хочет об этом говорить...“ — сразу же ответила она».
Окей, раз так, почему бы с головой не уйти в выдумку, сделав сюжет более основательным и серьезным? Ведь то, что произошло с Мартином, — трагедия. Он действительно должен был стать Гарри Поттером, но этот Боливар не мог выдержать двоих. Проблему героя невозможно решить, как невозможно сделать так, чтобы одновременно существовало два Гарри. А значит, его путь — это путь боли, которую не в состоянии залечить ни симпатичные девушки с семейными ценностями наперевес, ни встреча с «богом из машины», то есть самим Рэдклиффом, транслирующим мораль в духе «каждому свое» и «богатые тоже плачут», ни другие жанровые подпорки.
Говорят, критикуешь — предлагай. Чего мне как читателю хотелось бы? Разрыва с поучительной реальностью, ухода во вздорную фантазию, где Мартин — это Гарри, а Гарри в свою очередь — не удобный кумир молодежи с внешностью очаровашки Дэна Рэдклиффа, а живой артхаусный невротик, настоящий человек с оголенными нервами. Власть безумия — с одной стороны, но с другой — восстановление моральной справедливости при помощи болезненного эскапизма.
В конце концов, ведь это так очевидно, что парнишка, который в раннем детстве лишился родителей, а затем десять лет прожил с абсолютно отмороженными родственниками Дурслями, не мог вырасти крутым парнем. Настоящий, «некассовый» мальчик, который выжил, — обладатель глубоких душевных травм, которому впору не мир спасать, а ходить на сеансы к психотерапевту.
Именно поэтому Волан-де-Морт захватил власть над магами уже в конце первой книги: ведь бедный Гарри просто не вывез морально всех приключений, ловя одну за другой панические атаки. А может, и вовсе сбежал из Хогвартса и зажил отшельником в мире маглов, потихоньку проедая родительское наследство и наслаждаясь тем, что никто не пялится на его шрам и не ждет от него «экшонистых» геройств.
Извините за этот поток сознания — но наверняка многие согласятся, что мама Ро создала слишком насыщенный мир, чтобы не возникало желания перекроить его на свой лад. И вполне вероятно, что у кого-нибудь получится не хуже, чем в оригинале.
У Мартина наверняка получилось бы. Его жизнь — готовый высокоорганизованный фанфикшн, только о методах иррационального, а отнюдь не рационального мышления. Если бы только его создатель ему такое разрешил. Увы, Фонкинос не дал добро на это. Он даже не позволил закончить начатую было автобиографию — слишком уж, мол, дорогой, мрачно у тебя получается. Разве так создаются бестселлеры?
Что же делать Мартину, когда автор, словно авторитарный родитель, совсем не слушает героя, таская его за руку, куда вздумается? Как вариант — спрятаться. Если озадачиться и перемонтировать роман на свой лад, сцена с путешествием в Гренландию могла бы стать вполне симпатичным и действительно утешающим финалом. Только представьте себе:
«...моя мечта — Гренландия.
Решительно, Жанна перестала понимать настроение собственного сына, но хотела любой ценой доставить ему удовольствие. Она навела справки, готовясь к поездке, но тут ей попалась статья под названием „Остров безнадежности“. Там уточнялось: „Каждый пятый житель Гренландии хоть раз задумывался о самоубийстве...“ Для восстановления жизненных сил можно выбрать местечко повеселее. Но Мартин, казалось, искренне радовался перспективе такого путешествия, и Жанна согласилась ехать мерзнуть в разгар августа.
Во время одной из экскурсий они оказались одни среди необъятной белизны. И Мартин тихо-тихо сказал:
— Спасибо, мама.
Он только что обрел то, что искал: место на земле, где не чувствовалось присутствия человека».
Конечно, не в моем положении учить чему-то лауреата Гонкуровской премии Давида Фонкиноса, но я, конечно, не удержусь. Мне кажется, человека ни в коем случае нельзя лишать двух важных прав: права на побег и права на безумие. Даже если он всего лишь персонаж вашей книги.