Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Армен Медведев. Сослагательное наклонение. Беседы по истории отечественного кино. М.: Киноведческая артель 1895.io, 2023. Содержание. Фрагмент
Как стать Эйзенштейном. Краткий курс. М.; СПб.: Киноведческая артель 1895.io; Искусство кино; Подписные издания, 2023. Под ред. Н. Рябчиковой. Содержание
Качественные и в то же время доступные неспециалистам работы, которые пытаются охватить всю историю российского кино (или, по крайней мере, его самый судьбоносный отрезок, от 1920-х до 1960-х), чрезвычайно редки и дефицитны — так, например, авторитетный очерк Джея Лейды History of Soviet Cinema, вышедший в Штатах в 1970-х и описывающий отечественное кино до наступления оттепели, незаменимый источник в западной академии, все еще ищет путь к российскому читателю. Сходный по масштабу замысла труд Евгения Марголита «Живые и мертвое» вышел в издательстве «Сеанс» одним скромным тиражом, который давно распродан. Вот почему сборник лекций Армена Медведева по истории раннего российского и советского кино «Сослагательное наклонение» — это огромное событие не только для киноведов, но и для всех, кому небезразлична история России. Невозможно в достаточной степени похвалить редактора-составителя этой книги Султана Усувалиева, который пунктуально записывал лекции Медведева, а также коллектив волонтеров-расшифровщиков и редакторов издательства «Киноведческая артель 1895.io» — они проделали фантастическую работу. Можно с уверенностью предположить, что этот внушительный том просто обречен на переиздание.
Второе достоинство книги Медведева — то, что это не учебник в прямом смысле слова, а живая речь непосредственного участника событий, ведь многих фигурантов он знал лично, со студенческих лет, пришедшихся на 1950-е (точно так же и упоминавшийся выше Джей Лейда учился в Москве в 1930-е и был знаком с Эйзенштейном, Пудовкиным и другими классиками советского киноавангарда).
История кино в России — это футуристическая дисциплина, очень редко встречающаяся в репертуарах вузов (что логично — такого рода вузов немного). Может быть, как раз поэтому кино, советское и зарубежное, еще не закомментировано до смерти и выглядит загадочной terra incognita. В то же время мне представляется, что с трагической историей России в XX веке вообще невозможно справиться иначе как изучая историю отечественной литературы и искусства. В своих лекциях Медведев находит чрезвычайно точную интонацию: не игнорируя трагедийность, он акцентируется на сущности художника, рассуждает о том, какими были деятели кино как личности и что они могли бы сделать, если бы их жизнь сложилась иначе, — одним словом, автор говорит о своих героях как о живых, благодаря чему они становятся героями уже нашего времени.
Сам Медведев в интервью «Искусству кино» когда-то сообщил следующее: «Смотреть старое кино нужно. Так же, как читать старые книжки. Во-первых, в кино ярче, нагляднее, чем в литературе, отражается время. Если вы хотите что-то узнать о своем прошлом или о прошлом своих родителей, смотрите старые фильмы. Во-вторых, но это требует уже некого напряжения, ты всегда можешь сопоставить то, что ты видишь на экране в фильме, скажем, 1946 года, с тем, что происходит сейчас, или с тем, что ты думаешь или чувствуешь. Это добавляет определенную выпуклость твоим мыслям и воспоминаниям. Для этого и стоит смотреть старое кино, чтобы была стереоскопия времени». Книга Медведева — как раз такой стереоскоп, который помогает рассмотреть время в кино.
Не менее важна и другая книга, сделанная тем же издательством «Киноведческая артель 1895.io» (в сотрудничестве с «Подписными изданиями» и «Искусством кино»), — «Как стать Эйзенштейном. Краткий курс». В ней тоже опубликован классический (но, как и все хорошо известное, известный немногим) текст Владимира Нижнего «На уроках режиссуры Эйзенштейна» — не рядовое и не узкоспециальное методическое пособие, но скорее феерия артистического пауэрлифтинга. Как и книга Медведева, это конспект лекций и семинаров, прочитанных в будущем ВГИКе, обработанный и подготовленный к печати любящим учеником.
Текст этих семинаров относится к 1933/34 учебному году, то есть к моменту нарастания темпов антиформалистской кампании, когда Эйзенштейн уже вернулся из своего турне по Европе и Америке, но еще до разгрома «Бежина луга» (1937). Интересно поразмышлять о мотивах, по которым Эйзенштейн вернулся в СССР, хотя имел варианты для продолжения работы на Западе: из-за конфликта с Эптоном Синклером ему не удалось завершить фильм «Да здравствует Мексика», в Штатах началась Великая депрессия, а в Голливуде начиналась звуковая эпоха, переход к которой дался нелегко даже мэтрам калибра Чаплина. По всей вероятности, стань Эйзенштейн невозвращенцем, угроза преследования нависла бы над его матерью. Из семинаров, записанных Нижним, можно вычитать и еще несколько мотивов эйзенштейновского возвращения — желание отдать все силы работе, сочувствие левому делу и образованию (требовалось «научить рабочих диалектике») и очень редкий, неказенный патриотизм, гармонично сочетавшийся у режиссера с его вселенским гражданством.
В совместной работе со студентами Эйзенштейн раскрывается не только как эрудит и мастер своего дела, но и как художник с невероятной самоотдачей. Владимир Нижний пишет: «Он считал, что подобно музыканту, который ежедневно тренируется на своем инструменте, режиссер должен каждый день заниматься своим делом. Он требовал от студентов все новых и новых разработок, этюдов, решений. Он говорил, что не всего себя должен отдавать режиссер фильму: всего — это слишком мало. У режиссера должно быть столько наработано, столько нажито, чтобы в фильм могла войти только лучшая часть этого найденного. Тогда получится интересный фильм. Если же режиссер отдаст только „всего себя“, этого будет мало, недостаточно». Этот героический энтузиазм — не просто личное качество Эйзенштейна, он был также и объективным требованием эпохи, ведь профессию режиссера и кинематографиста в СССР еще только предстояло создать.
Всегда законен вопрос: какое отношение к нам имеет текст, написанный на значительной временной дистанции (тем более этот вопрос актуален сегодня, когда кажется, что случившееся пять лет назад произошло в догомеровскую эпоху). В случае с эйзенштейновскими лекциями это не только история его нетривиальных амбиций или того, как создавалась отечественная киноотрасль, но и психологическое описание трудностей, с которыми сталкиваются сегодняшние независимые авторы, издатели, художники, да и вообще всякий обладающий своим видением и желающий делать что-то свое.
Чрезвычайно интересен и обширный вступительный очерк, подготовленный редактором Натальей Рябчиковой, в котором впервые подробно рассказывается о судьбах всех слушателей этого эйзенштейновского курса — многие еще недавно были простыми рабочими, а один из них увлекался гимнастикой и ходил на лекции на руках. При чтении этой книги приходит на ум кантовский очерк «Что такое Просвещение?», поскольку это сходная попытка ответить на вопрос, что такое образование вообще. Кроме того, обсуждаемое издание своего рода пилот, предваряющий многотомную серию — полное собрание эйзенштейновских лекций во ВГИКе, которую исследователи творчества Мастера и его поклонники по всему миру ждут много лет.
Если в заключение коротко порассуждать о значении искусства Эйзенштейна для современного мира, то его наследие можно обнаружить много где — и в рукодельном кино Гая Мэддина, и в хитроумных мизансценах и сюжетах «Футурамы», и в европейском артхаусе (например, братья Дарденны похожи на Эйзенштейна титаническими энергозатратами на сценарной стадии). Современный российский кинематографист традиционно угнетен превратно понимаемыми требованиями рынка, а теперь его еще и еще и накрывает новой волной цензуры, так что именно для работников киноиндустрии Эйзенштейн должен представляться инопланетянином или индийским шестируким богом. Для всех же остальных читателей он может стать примером свободолюбивого, масштабного, проницательного и чрезвычайно работоспособного художника, который опередил свое время — и пока неизвестно на сколько.