Адам Туз. Крах. Как десятилетие финансовых кризисов изменило мир / Под научной редакцией А. Белых. М.: Издательство Института Гайдара, 2020. Перевод с английского Н. Эдельмана
Третья книга английского экономического историка Адама Туза, посвященная глобальному кризису 2008 года и событиям последующих десяти лет, по объему не отличается от двух своих предшественниц — «Всемирного потопа», где речь шла о переустройстве Европы после Первой мировой войны, и «Цены разрушения» об экономике нацистской Германии. «Крах» — такой же увесистый том плотно насыщенного цифрами и графиками текста, и, хотя материал этой книги хронологически далек от того, о чем Туз писал прежде, свою репутацию автора, отвергающего сложившиеся интерпретации истории, он лишь укрепил. Главный тезис «Краха», написанного по горячим следам Брекзита, действительно ставит под принципиальное сомнение общераспространенный взгляд на причины кризиса 2008 года. Вину за то, что глобальная экономика оказалась в состоянии затяжной турбулентности, принято возлагать на США, однако Туз уверен, что не меньшая ответственность за кризис лежит на «старой доброй» Европе.
Рулит не только Америка
Свой анализ истоков кризиса Туз начинает со второй половины сентября 2008 года, когда после краха инвестбанка Lehman Brothers в Совете управляющих Федеральной резервной системы в Вашингтоне принимались экстренные и, как оказалось в дальнейшем, весьма эффективные решения о вливании сотен миллиардов долларов в мировую финансовую систему, а почти одновременно в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке проходила 63-я сессия Генеральной ассамблеи этой организации. Именно там впервые и прозвучали высказывания, которые быстро стали восприниматься как основное объяснение причин кризиса: все случившееся — результат глобальной финансовой гегемонии США, которые взяли на себя слишком много. Во время генассамблеи ООН, напоминает Туз, такую позицию высказали самые разные люди — от левых лидеров развивающихся стран наподобие тогдашнего президента Аргентины Кристины Фернандес де Киршнер до правого французского президента Николя Саркози, который с трибуны ООН заявил, что теперь мы живем в многополярном мире.
К 2008 году, признает Туз, Америка действительно проиграла сражение за мировую гегемонию, а финансовый кризис окончательно создал впечатление катастрофы — наступила суровая историческая развязка. Но верно ли возлагать всю вину за кризис на США? По большому счету, книга Адама Туза и является развернутой попыткой ответа на этот вопрос. Ораторы, выступавшие в ООН в сентябре 2008 года, были правы, признает Туз: финансовый кризис 11-летней давности в самом деле предстал в качестве очередного признака угасающего господства Америки. Но для того, чтобы понять суть дела, уточняет автор «Краха», нужно сделать то, что не смогли участники того заседания Генеральной ассамблеи ООН, — разобраться в экономике мировой финансовой системы.
«Это чисто техническая задача, порой требующая холодного ума. Значительная часть материала, содержащегося в данной книге, рассматривается с ледяной отстраненностью. И это сделано сознательно», — предупреждает Туз читателя в самом начале книги и тут же представляет ему свою ключевую мысль:
«Простая идея, получившая столь широкое распространение в 2008 году, — идея о том, что по сути своей это был американский кризис или даже англосаксонский кризис и в таковом качестве он стал ключевым моментом в процессе крушения американского однополярного могущества, — на самом деле глубоко ошибочна... В реальности данный кризис был не американским, а глобальным, имея в первую очередь североатлантическое происхождение. При этом данная идея спорным и сомнительным образом создает впечатление, что вся мировая финансовая экономика завязана на США как на единственном государстве, оказавшемся способным дать ответ на вызов, брошенный кризисом. Эта способность имела структурное происхождение, ведь США — единственное государство, способное генерировать доллары. Но свою роль при этом также сыграли предпринятые шаги, политический выбор — положительный в случае Америки, катастрофически отрицательный в случае Европы».
Личность и наличность
Такие хорошо известные события, как бум субстандартной ипотеки в США, надувание пузыря ипотечных деривативов и крах Lehman Brothers, после которого исходно американский кризис и приобрел глобальный масштаб, были, как показывает Туз, далеко не всеми предпосылками для катастрофы 2008 года — точнее, все эти события касались не только Америки. Например, в наиболее рискованном сегменте секьюритизированного ипотечного бизнеса задавали тон не американцы и даже не азиаты, а европейцы — в общей сумме нестандартных ненадежных ипотечных ценных бумаг, которые не поддерживались государственными агентствами США Fannie Mae и Freddie Mac, на европейских инвесторов приходилось порядка 30 %. Ведущим игроком на Уолл-стрит был немецкий Deutsche Bank, а в целом о масштабе проникновения немецких финансовых институтов на американские финансовые рынки говорит тот факт, что особую активность в авантюрах с деривативами проявляли региональные германские банки (Landesbanken). Не отставали и англичане: в 2007 году из Великобритании в США поступило примерно вдвое больше денег, чем из Китая. В конечном итоге, напоминает Туз, истоки этой ситуации следует искать еще в 1950-х годах, когда начала формироваться система евродолларов, фактически уничтожившая границы в североатлантической финансовой системе.
Но когда в 2008 году разразился шторм (а все условия для этого сложились еще за два-три года до этого), в среде европейских политиков, подчеркивает Адам Туз, наблюдалось ощутимое злорадство. Например, немецкий министр финансов, член СДПГ Пер Штайнбрюк незамедлительно объявил в бундестаге, что кризис возник в Америке, но Германия им пока не затронута, — как тут не вспомнить прозвучавшее в те же дни знаменитое высказывание тогдашнего российского министра финансов Алексея Кудрина о России как «тихой гавани» посреди всемирного финансового шторма. Но если российские власти вслед за американскими уже осенью 2008 года предприняли без преувеличения колоссальные усилия по спасению тонущих банков, а затем и предприятий реального сектора, то европейцы, настаивает Туз, слишком долго делали вид, что американский кризис — дело американцев. И в итоге спустя пару лет получили собственный, куда более затяжной кризис, который лишь продемонстрировал системные управленческие проблемы Евросоюза. Вопреки трактовке, популярной по обе стороны Атлантики, кризис еврозоны не был отдельным событием иного типа — он непосредственно вытекал из потрясений 2008 года, считает Туз.
Беспомощность громогласных европейских политиков в разрешении проблем Греции с ее микроскопической долей в экономике ЕС в самом деле резко контрастировала с решительными действиями председателя ФРС Бена Бернанке — «этого тихого маленького человека», которому «вскоре предстояло занять несоразмерно большое место в глобальной экономической истории и послужить необычным, но весьма важным примером того, что „у истории можно чему‑нибудь научиться”». В отношении же лидеров стран Европы Туз не жалеет сарказма. Вот характерный образец его стиля в описании второго саммита «Большой двадцатки» в Лондоне в 2009 году, на котором обсуждался глобальный кризис:
«Когда тем вечером лидеры „Большой двадцатки” встретились в Букингемском дворце, собрание превратилось в причудливую демонстрацию напыщенности. Когда Саркози не работал на публику, он демонстративно разговаривал по сотовому телефону. Кристина Фернандес де Киршнер из Аргентины повторяла свои вашингтонские антикапиталистические выпады. Сильвио Берлускони из Италии шумел, отчаянно пытаясь привлечь внимание Обамы. Все остальное время он клевал носом. Меркель была невозмутима и почти неподвижна. Китайцы ни на шаг не отступали от своих позиций. Некоторые лидеры были не способны бегло говорить по-английски и слабо разбирались в существе вопроса. И поверх всего этого метал громы Гордон Браун, оставшийся без сна и находившийся на грани психоза, который вскоре сменила тяжелая депрессия. В качестве председателя на закрытой сессии Браун, по всем отзывам, вел себя настолько властно и возбужденно, что, по мнению некоторых свидетелей, это уже выходило за рамки приличий. Но Брауну повезло иметь такого любезного и заинтересованного помощника, как Обама».
Как известно, роль личности в истории особенно проявляется в ее переломные моменты, и кризис 2008 года, дает понять Туз, действительно продемонстрировал истинное лицо политиков и администраторов глобальных финансов. Неудивительно, что, пожалуй, единственным европейским политиком, к которому автор «Краха» относится с нескрываемой симпатией, оказывается председатель Европейского центробанка Марио Драги — однокашник Бернанке по Массачусетскому технологическому институту, который всего через несколько месяцев после вступления в должность в ноябре 2011 года выступил в роли спасителя евро.
Летом 2012 года, когда еврозона уже находилась в глубоком кризисе и «мозговом ступоре», по определению тогдашнего премьер-министра Италии Марио Монти, именно Драги, по версии Туза, стал тем человеком, который взял на себя ответственность в последней инстанции. «Когда люди говорят о хрупкости евро, о возрастающей хрупкости евро и даже о кризисе евро, очень часто государства, не входящие в зону евро, и их лидеры недооценивают объем политического капитала, инвестированного в евро. В рамках своих полномочий ЕЦБ готов сохранить евро любой ценой. И поверьте мне, этого будет достаточно», — эта «словесная интервенция» Драги в ходе его выступления в лондонском Сити оказалась переломным моментом в непозволительно затянувшемся европейском кризисе.
Однако шаг, который предпринял Драги, — этот «бывший сотрудник Goldman Sachs, наемный представитель глобального финансового сообщества, „друг Бена”, интернационализованный горожанин-итальянец, а не немец из провинции», — фактически, как полагает Туз, не просто снял с повестки дня вопрос о закате гегемонии США, а еще и подчеркнул, кто тут на самом деле главный.
«Перед лицом кризиса эпохальных масштабов администрация Обамы на свой манер предъявила миру образец гегемонии XXI века, — резюмирует автор „Краха”. — При этом обошлось без спешки и шумихи, характерных для времен плана Маршалла, но результаты носили принципиальный характер. Америка не только подавала пример своими программами стимулирования отечественной экономики и монетарной политикой. ФРС посредством тонкой дипломатии и крупномасштабных программ по предоставлению ликвидности помогла Европе преодолеть самый глубокий кризис со времен Второй мировой войны. Ответом на него стала американизация... Глобальная экономика уцелела, а Америка навязала миру новую разновидность либеральной гегемонии. Европа возобновила решительное движение к Соединенным Штатам Европы, которое она начала под американским руководством в 1947 году. Центристско-либеральный кризисный менеджмент взял верх. В новом американском столетии разнообразию, открытости мира и технократическому прагматизму предстояло идти рука об руку».
И Украина тоже
Для российского читателя книги Туза наиболее интересной ее частью, вероятно, станет глава, посвященная кризису на Украине 2014 года. Изложение Тузом ряда событий пятилетней давности не слишком отличается от расхожей западной версии (присоединение Крыма состоялось исключительно благодаря появлению там «кое-как переодетых российских военнослужащих», малайзийский «Боинг» сбили, конечно же, «донбасские сепаратисты» и т. д.), но их интерпретация, в конечном итоге, оказывается в пользу России. Как и в случае с расползанием финансового кризиса, Туз возлагает основную долю ответственности за случившееся на Украине на руководство Евросоюза.
Вовсе не американцы довели дело до открытого кризиса в отношениях между Россией и Западом, утверждает автор «Краха» — всему виной были главные союзники Америки, европейцы: «Впоследствии ЕС утверждал, что „случайно вляпался” в украинский кризис. Эти слова находились в одном ряду с простодушным заявлением о том, что „ЕС не занимается геополитикой”. Возможно, оно отражает наивность некоторых должностных лиц из Брюсселя, но это никогда не было правдой. Было бы более честно сказать, что европейские национальные государства не были согласны с той геополитикой, которую за них проводил ЕС. Франция и Берлин были всей душой за разрядку в отношениях с Москвой, Польша и Швеция — нет. При активной поддержке со стороны НАТО „новые европейцы” продвигали программу „Восточное партнерство”, адресованную постсоветским государствам. В Варшаве и Риге ни для кого не было секретом, что эта программа, как и Транстихоокеанское партнерство, представляло собой де-факто политику сдерживания. В том, что касается Польши, приоритеты были очевидны. Как выразился президент Бронислав Коморовский, „мы не желаем когда-либо снова иметь общую границу с Россией”».
Весомость аргументации Туза — более того, ее правота — становятся понятны, если вернуться даже не в 2014-й, а к российско-украинским газовым конфликтам 2008–2009 годов. Тогда некоторые весьма проницательные российские аналитики без тени политкорректности говорили, что единственным правильным решением, которое позволило бы навсегда забыть о проблеме украинского газового транзита, было бы управляемое Россией и Евросоюзом разделение Украины как минимум на два государства, тяготеющих к разным центрам влияния — и цивилизационно, и, что самое главное, экономически. Была ли готова к этому Россия — отдельный вопрос, но с учетом сказанного Тузом о европейских политиках того, что на такой сценарий точно не пошла бы Европа, нет никаких сомнений. Хотя параллели между Украиной и Польшей конца XVIII века — таким же несостоявшимся государством, которое в итоге просто пришлось разделить между соседними державами, — к 2014 году стали совершенно явными.
Сегодня мало кто вспоминает, что Украина была одной из немногих стран мира, которым за несколько лет после шока 2008 года так и не удалось выйти на траекторию устойчивого экономического роста (если не доверяете статистике, просто посмотрите список украинских промышленных предприятий, развалившихся до «евромайдана», который лишь доломал то, что и так дышало на ладан). Только во второй половине президентства Виктора Януковича там худо-бедно замаячило восстановление экономики, но было уже поздно: радужные абстрактные показатели роста ВВП после нескольких лет безостановочного спада — слишком слабое утешение для людей, которые хотят жить лучше здесь и сейчас. В напоминании о долгосрочных причинах событий пятилетней давности — еще одно несомненное достоинство книги Туза: украинскую катастрофу 2014 года он напрямую выводит из непреодоленного экономического кризиса 2008-го, практически не принимая во внимание пресловутые «европейские ценности». Да и какие тут ценности, если Европа и прочие внешние кредиторы воспринимали Украину как легкую возможность подзаработать — здесь Туз ни на шаг не отступает от заявленной в начале книги беспристрастности.
При всей неприязни к европейским политикам Туз не замалчивает и роль США в эскалации украинского конфликта, напоминая о быстро ставшей достоянием СМИ фразе представительницы Госдепа Виктории Нуланд в беседе с американским послом на Украине Джеффри Пайеттом: «Думаю, будет здорово все это [свержение Януковича] устроить и привлечь к этому ООН — и ***** ЕС». Чем могла ответить Москва? — на этот вопрос Туз дает ответ, полностью укладывающийся в официальное российское объяснение дальнейших событий: «Для России кротко смириться с этим исходом было бы еще хуже, чем если бы Янукович все-таки подписал соглашение об ассоциации с Евросоюзом. В ночь с 22 на 23 февраля Кремль решил действовать». Можно лишь добавить, что действовать начал не только Кремль — в тот же самый момент решение о неподчинении новым властям в Киеве было принято депутатами в Севастополе, откуда, собственно, и началась «крымская весна».
Трамп не наш
Из всего сказанного выше может сложиться ощущение, что Адам Туз — безоговорочный сторонник американского миропорядка или даже удачно маскирующийся неолиберал. Кстати, любопытная деталь: на протяжении всего почти 800-страничного «Краха» многократно обвиненный во всех смертных грехах неолиберализм упоминается всего пять (!) раз. Это, разумеется, не означает, что вклад неолиберальной идеологии в приближение глобального кризиса не стоит принимать во внимание. Другое дело, что для Туза идеологическая ориентация политиков вообще мало чего стоит. Тут можно вспомнить еще одного замечательного британца, Анатоля Ливена, который в одной из своей книг рассуждал примерно так: мы прекрасно знаем истинную цену собственным политикам, но почему-то нередко думаем, что в других странах политики действительно пытаются проводить в жизнь те идеи, которые «продают» избирателям.
Прекрасной иллюстрацией этой незатейливой по большому счету мысли в книге Адама Туза выступает, конечно же, Дональд Трамп. С точки зрения рецензента, наверное, было бы ошибкой процитировать здесь самые «хитовые» фрагменты «Краха», но так уж и быть — брать в руки эту книгу ради того, чтобы добраться под конец до главы о Трампе или ограничиться только ею, точно не стоит. Оцените, наконец, шикарную инфографику — любой журналист или аналитик, пишущий о мировой экономике, будет пользоваться книгой Туза как настольной еще долго.
Фигура Трампа — для начала на уровне подтекста — возникает в «Крахе» сразу же после того, как Туз, казалось бы, воспел новую инкарнацию американской гегемонии, все признаки которой он, как мы помним, углядел в разрешении европейского кризиса усилиями «друга Бена» Марио Драги. Но не все так просто: практически сразу читателя, озадаченного этим не к месту оптимистическим поворотом авторской мысли, ждет возвращение к американским реалиям второго срока Обамы — резкому росту социального неравенства, деградации инфраструктуры, деиндустриализации еще недавно мощнейшей промышленной державы мира и т. д. Тут-то на сцене и появляется Трамп.
«Вся разница между мной и безумцем в том, что я НЕ безумец» — эта знаменитая фраза Сальвадора Дали, пожалуй, лучше всего иллюстрирует то, как Туз интерпретирует трамповскую экстравагантность, местами заставляющую усомниться в психическом здоровье нынешнего президента США. На деле же Трамп, нынешним летом отметивший 73-летие, и правда немало жил на свете прежде чем стать политиком — вот как пресловутый феномен Трампа интерпретирует Адам Туз:
«Расовые взгляды Трампа отражали конфликты эпохи борьбы за гражданские права, десегрегации и Нью‑Йорка 1970‑х годов. Его хамоватые манеры и сексизм вызывали в памяти манхэттенские гулянки 1980‑х, на которых трейдеры, занимающиеся облигациями, в тостах называли друг друга „хрен моржовый” [в оригинале big swinging dicks — каждый, как водится, понимает в меру своей распущенности]. Ощущение национального кризиса, на котором строилась кампания Трампа, отражало не столько недавнее прошлое, сколько первый момент, когда современные американцы почувствовали, что мир вокруг них меняется — конец 1970‑х и начало 1980‑х. Травма поражения во Вьетнаме, кризис американских городов и взбучка от рук злых японцев — Трамп и тридцать лет спустя муссировал эти страхи, правда, обращенные на новых врагов: Китай, ислам и беспаспортных иммигрантов из Латинской Америки».
Словом, понятно, почему не далее как три года назад (если кто еще об этом не забыл) избранию Трампа рукоплескали депутаты Госдумы — среди них, очевидно, тоже было немало тех, кто еще на рубеже 70–80-х понял, что мир меняется, и с тех пор неизменно колебался вместе с линией партии. Однако эйфория от победы Трампа над Хиллари Клинтон быстро схлынула: новый президент США не только не отменил антироссийские санкции — при нем их перечень заметно расширился. Не оправдались и ожидания, что Трамп продолжит свой «контрэлитный» курс, благодаря которому он неожиданно победил Хиллари Клинтон, к которой Адам Туз, кстати, не испытывает ни малейшей симпатии:
«Клинтон собиралась унаследовать президентскую должность, в течение двух сроков принадлежавшую демократам. Между тем стране требовались перемены. Пусть даже экономика находилась не в таком катастрофическом состоянии, как заявлял Трамп, но и процветающей ее нельзя было назвать. С тем чтобы все это не стало причиной поражения, Клинтон нужно было активно мобилизовать низы Демократической партии. Но в этом смысле ее постиг полный провал».
Но очень скоро появление в команде Трампа персонажей наподобие выходца из Goldman Sachs Стивена Мнучина, ставшего министром финансов, расставило все точки над i: чтобы все изменить, нужно ничего не менять. Для Адама Туза Трамп — это фигура из «чистого мира власти», где господствует только одна логика: «наезжай или на тебя наедут». Покойные мэтры мир-системного анализа и теории циклов гегемонии Иммануил Валлерстайн и Джованни Арриги наверняка нашли бы что возразить, но, боюсь, аргументы Туза более весомы в той временной перспективе, где нам еще доведется пожить. Из-за широкой спины стоического рационализма Валлерстайна и Арриги нам ухмыляется все тот же сверхчеловек Ницше, с которым так и не удалось совладать идеально-типическому капитализму:
«Популизм Трампа вращался не столько вокруг политики, сколько вокруг чистой реализации власти. Он мог померяться силами с истеблишментом в ходе своей предвыборной кампании, заклеймить председателя ФРС, демонизировать исполнительного директора Goldman Sachs и победить. А после победы он мог рассмотреть кандидатуру Джейми Даймона из JPMorgan на место министра финансов и отвергнуть его в пользу менее известного выходца из Goldman Sachs, который был ему больше по душе. Если вы способны на все это, то вы — однозначно царь горы, и тем более приятно быть царем по воле народа. Все это было необходимо для Трампа, и к этому сюжету он маниакально возвращался снова и снова».
И это была, конечно же, взаимная любовь — или, если хотите, брак по расчету: «Осыпать щедротами тех, кого ранее Трамп обвинял во всех смертных грехах, могло показаться полной нелепостью. Но банкиры не жаловались. Как отмечалось в Financial Times, представьте себе, что вы пришли на бега, поставили 98 % своей ставки на фаворита [т. е. Клинтон], который проиграл перед самым финишем, но вернулись домой с огромным выигрышем. В том, что касалось Уолл‑стрит, оказалось, что игра в политику — это игра в одни ворота. Ни политики, ни Уолл‑стрит даже не вспоминали об озлобленных избирателях, по чьей воле Трамп и попал в Белый дом».
Тем не менее в историю США Трамп уже точно вошел не только своими экстравагантными выходками. Его президентство запомнится как минимум тем, что Штаты впервые за почти полвека вернули себе звание крупнейшей нефтедобывающей державы, и этот новый всплеск добычи сланцевых углеводородов, на которых незадолго до выборов 2016 года чуть ли не ставили крест, способствовал новым достижениям американской экономики. Минувшим летом Штаты показали самый долгий цикл роста ВВП — десять лет без перерыва, что, в общем, подтверждает главный тезис Адама Туза: экстренные меры ФРС 2008–2009 годов были исключительно эффективны, причем вне зависимости от роли личности в истории. Оценил ли это пресловутый простой американец? Ответ мы узнаем уже очень скоро: очередные президентские выборы в США будут главным шоу нового политического сезона.
Биполярное расстройство мир-системы
Адам Туз завершил свою книгу до начала пресловутой торговой войны между Китаем и США, и весьма беглый анализ перспектив американо-китайских отношений можно в самом деле назвать одним из самых слабых мест его работы — гигантскому дисбалансу китайско-американской торговли в ней в самом деле уделено очень малое внимание. Однако сам замысел книги, очевидно, подразумевал невозможность объять необъятное. Российскому же читателю даже те немногие страницы «Краха», которые посвящены Китаю, наверняка будут полезны для понимания того, почему нашумевшие «национальные проекты» так и не удалось довести до ума спустя почти два года после их начала.
Суть дела, опять же, надо искать в том, каким образом был преодолен кризис 2008 года. Как и многие другие государства, Россия пошла по пути заливания кризиса деньгами, которые тогда достались главным образом банкирам. Но и такой катастрофы реального сектора, которую пережила Украина, мы, к счастью, не увидели — путинский мем из Пикалево «авторучку-то верните» на тот момент был, казалось, безупречным решением. Тем не менее, в сравнении с тем, что в это же время делалось в Китае, все эти эффектные жесты сложно назвать системными решениями. Еще раз слово Адаму Тузу:
«Несмотря на то, что полномочия на сбор налогов принадлежат преимущественно центральному правительству, государственные расходы, непосредственно контролируемые из Пекина, с 1990-х годов составляли не более 4-5 % ВВП, что очень мало по сравнению с Америкой или Европой. В Китае 80 % государственных расходов производится на региональном и местном уровнях, чьи расходы с 1994-го по 2008 год подскочили с 8 % до 18 % ВВП, в то время как китайский национальный доход вырос пятикратно. Таким образом, пекинский режим сделал ставку на децентрализацию и косвенные механизмы, которые усиливают его власть и расширяют охватываемую им сферу, хотя при этом искажают и выхолащивают его намерения».
Конечно же, Туз (как и автор этой статьи) не испытывает никаких иллюзий относительно китайской модели роста, однако вслед за Тузом остается лишь признать простой факт: «Совместно с мощными стимулами в виде предоставления ликвидности Федеральной резервной системой США объединенные китайские меры фискального и финансового стимулирования были главной силой, оказавшей противодействие глобальному кризису. Политика этих стран не была скоординированной, но она обратила в реальность идею „большой двойки”: Китая и Америки как мировых лидеров». В общем, если не многополярный мир, о котором вещал Саркози (кстати, чем сейчас занимается этот бывший полицай-президент?), то уж точно биполярный — с чем нас и стоит поздравить: в этом нам еще жить долго. Остается только надеяться, что торговая война не перерастет в нечто большее.
Чем же сердце успокоится? Не поверите, но ответ на этот вопрос — в самой книге Адама Туза есть, причем на самых первых страницах, где он в традиционном для авторов подобных произведений ключе перечисляет людей, без которых данная книга вряд ли бы состоялась. В этом списке благодарностей стоит обратить внимание на такую фразу: «Тому, что я могу говорить всё это, я в значительной степени обязан мудрым советам выдающегося психоаналитика. Его имя я называть не буду, но желаю, чтобы всем повезло так же, как мне».
По мере того, как я продирался сквозь финансовую эзотерику, которой изобилует книга Туза, мне постепенно становился понятен смысл этой фразы — и он даже не в том, что без психоаналитика в мире «высоких финансов» разобраться в принципе невозможно. В конечном итоге, что такое деривативы, можно объяснить и школьнику. Суть проблемы в другом. Если вы порождаете на свет нечто осязаемое, вы получите за это конечный доход — даже если вся нефть мира будет ваша, ее запасы рано или поздно кончатся. Если же вам посчастливилось соприкоснуться с глобальной финансовой элитой, то вам и в самом деле удастся ощутить на себе, что такое бесконечное накопление капитала, о котором так долго говорили критики капитализма. На протяжении всей своей книги Адам Туз рассказывает именно о том, как люди (точнее, совсем небольшое их количество) из просто больших денег делают гигантские деньги, — и что делать с этой системой каждый, видимо, должен решать для себя сам.