Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Энтони Уильямс. Христианские левые. Введение в радикальную и социалистическую христианскую мысль. М.: Новое литературное обозрение, 2023. Перевод с английского Владислав Федюшин. Содержание. Фрагмент
«Левое христианство» — кажется ли это словосочетание сегодня чем-то необычным? Если да, то это уже симптом того, что современное христианство, в том виде, как оно явлено в публичной сфере, представляет собой преимущественно правое явление, точнее, легитимирует правые дискурсы или безропотно эксплуатируется ими. Когда патриарх Кирилл транслирует мессианские нарративы о России как последнем «острове» (свободы ли, нравственности ли), окруженном «бесовщиной Запада», и на этом основании призывает молиться за «власти, президента и воинство наше»; или когда Дональд Трамп фотографируется с Библией в разгар протестов Black Lives Matters, вызывая у своих избирателей-евангеликов восторженные ассоциации с «установлением Царства Божьего в мире» — все это примеры, во-первых, политической востребованности религии, а во-вторых, конвейерного производства различных версий «правого христианства».
«Христианские левые» Энтони Уильямса — это широкая панорама дискурсов левого христианства на европейском и американском континентах с середины XIX века по сегодняшний день. В этом кроется и сила, и слабость книги. С одной стороны, она ценна уже лишь потому, что материал, с которым работает Уильямс, практически не представлен на русском языке. С другой же, текст балансирует на грани каталогизации (для некоторых читателей это может стать плюсом): различаются имена людей, групп, традиций, но изложение довольно-таки монотонно, а говоря проще — скучно. При этом исследование не вполне сбалансированно: например, два внушительных раздела объемом почти 90 страниц посвящены христианскому социализму в Великобритании, тогда как, скажем, феминистской теологии освобождения отведено лишь 11. Отчасти такое деление обусловлено исследовательскими симпатиями Уильямса, которые, впрочем, до последней части книги никак не проговариваются. Христианские левые для него — это прежде всего те, кто, апеллируя к Священному Писанию, борется за социально-экономическое равенство, например за сокращение или уничтожение разрывов в качестве жизни, вызванных капитализмом. И хотя этот фокус левой мысли, с точки зрения Уильямса, сегодня уступил место другому — фокусу на равенстве идентичностей (сексуальной, расовой и т. д.), автор относится к социально-экономической традиции как к более аутентичной. Но — обо всем по порядку.
Книга преследует две главные и взаимосвязанные цели:
1. Разоблачить стереотип, что христианство — это аполитичная или просто конформная по отношению к власти идеология. Ницшеанские или марксистские представления о христианстве как убежище для тех, кто не способен на революционное действие, являются хоть и расхожими, но как минимум не исчерпывающими.
2. Показать, как левое христианство становится источником для разнородного политического праксиса — например, масштабной борьбы против расовой сегрегации и угнетения чернокожих при Мартине Лютере Кинге; или становления таких партий, как британские Лейбористы или Социал-демократы (СДПГ) в послевоенной Германии.
Этика кооперации против духа капитализма
Остановимся на сквозных идеях, которые, согласно Уильямсу, объединяют левых христиан разных эпох и конфессий. Прежде всего речь идет о критике капитализма, в которой особенно преуспели христианские левые в Великобритании. Для них капитализм — это система, поощряющая угнетение и умножающая неравенство, это экономика без человеческого лица, в которой одни люди обращают других в инструменты ради получения прибыли. Уже только поэтому, говорит Уильямс, христианский социализм, исходящий из отношения ко всем людям как к детям Божьим, изначально равным в своих правах и потребностях, не мог принять бесконтрольный капитализм, возводящий право сильного в ранг нормы.
Это ясно видно в словах заметного представителя этого направления Сэммюэля Кибла, которые приводит Уильямс:
«Никакая система, основанная на беспринципной конкуренции, на отношении к человеческому труду как к простому товару, а к людям — как к простым „пешкам“ в игре по добыванию денег; основанная на использовании бедности и нужды одних и невежества других; пользующаяся законом силы, а не права, — никакая подобная система <...> не может называться христианской».
Привить экономике моральные цели, «приложить к промышленности учение Нагорной проповеди» — или, говоря конкретнее, устранить бедность, сократить число голодающих и систематически заботиться о престарелых, бедных и больных — вот цели христианского социализма в Великобритании конца XIX века.
Именно эта задача — христианизация социально-экономической реальности через культивацию практик кооперации и взаимопомощи — звучит от британских левых христиан и сегодня. Один из примеров Уильямса — «Синие лейбористы», наиболее консервативная группа внутри Лейбористской партии. Уильямс уделяет особенное внимание одному из ее представителей Адриану Пабсу. Последний считал, что альтернативой капитализму должна стать «гражданская экономика», цель которой — «инкорпорировать в рынок моральные принципы, а не просто ограничить и зарегулировать его, позволив ему функционировать в соответствии с принципами аморальными». Как можно этого добиться? Например, отвечает Пабс, выдачей лицензий только компаниям, которые тратят деньги на социальные проекты и благотворительность. Особую роль в «гражданской экономике», согласно Пабсу, должны играть негосударственные организации, ведь христианская этика, направленная на угнетенного, бедного и больного, должна не насаживаться «сверху», а быть плодом усилий каждого члена общества.
Исполнение Царства
Другая сквозная черта, без которой немыслим феномен левого христианства — это политизация идеи Царства Божьего. Как пишет Уильямс,
«Царство, утверждают сторонники левого христианства, представляет собой не отдаленное эсхатологическое обещание — „пирог на небе, когда мы умрем“, — но, как показал на своем примере Христос, нечто, за что следует бороться и чего следует добиваться здесь и сейчас».
Образ общества, где практики любви к ближнему превалируют над практиками эксплуатации и угнетения, «где люди работают уже не друг против друга, а друг для друга» для левых христиан невозможен в отрыве от образа Царства Божьего. Разумеется, многие христианские социалисты «срывались» — размывали границу между трансцендентным Царством и будущим строем социализма, полностью приравнивая второе к первому. Однако подобный утопизм был осужден одним из главных теологов XX столетия — Паулем Тиллихом. Согласно Тиллиху, между Царством и конкретным социально-политическим строем должно сохраняться напряжение:
«Царство Божье всегда будет оставаться трансцендентным, но оно выступает как суд над данной формой общества и как норма — для общества грядущего».
Тиллиховская трактовка Царства Божьего как суда над любой наличной формой общества, как критерия справедливого и несправедливого закона нашла одно из своих воплощений в деятельности Мартина Лютера Кинга (примечательно, что Кинг защитил докторскую по теологии Тиллиха), а именно в обоснованных им актах гражданского неповиновения «несправедливым законам», которые оправдывают расовую сегрегацию и поощряют неравенство. Кинг не возражал, когда вдохновленные им акции ненасильственного протеста — бойкоты ресторанов и автобусов, сидячие забастовки и марши солидарности — называли «экстремизмом», но с одной оговоркой: это экстремизм во имя любви, экстремизм во имя общества, в котором объявят «вечную враждебность к бедности, расизму и милитаризму».
На вопрос, какими методами допустимо добиваться свободного и справедливого общества, похожего на Царство Божье, более радикальный ответ дали движение Black Power и «черная теология» Джеймса Х. Коуна. Реагируя на убийства чернокожих активистов (в том числе Мартина Лютера Кинга в конце 1960-х), эти движения отвергли принцип ненасильственной борьбы и заменили его на противоположный: «полное освобождение чернокожих от белого угнетения любыми средствами, которые чернокожие сочтут необходимыми».
В рамках этого текста мы не можем охватить все направления левого христианства, рассмотренные Уильямсом, упомянем лишь еще об одном — теологии освобождения. Зародившись в Латинской Америке в 1970-х как бескомпромиссная критика колониализма и борьба за освобождение — изначально только экономическое, т. е. освобождение от бедности, — теология освобождения была адаптирована к другим контекстам и культурам, от ЮАР до США. Ее последующие ответвления фокусировались на освобождении христианских общин от патриархата, мизогинии и гомофобии. Конечно, в таких теологиях существенно изменился сам теологический метод, в частности отношение к Библии. Ведь если христианские социалисты могли подкреплять свою борьбу за новое общество многочисленными притчами и событиями из Писания, то, скажем, квир-теологам делать это уже сложнее. Единственным выходом для них оказывается отказ от пиетета перед Писанием: теперь Библия — не авторитет в последней инстанции, а ресурс для построения более инклюзивной теологии. Такой взгляд на Библию — отправной пункт в методологии квир-теолога Дэвида Гэри Комстока, также упоминаемого Уильямсом.
В последней главе, рассмотрев полуторавековую эволюцию левого христианства, Уильямс ставит вопрос о том, насколько оно актуально сейчас. Автор констатирует, что востребованность христианства у современных левых стремительно падает по двум причинам: во-первых, их все больше заботит вопрос идентичностного равенства и все меньше — экономического.
«Сегодня в центре левой политики не лежит ни миссия социализма — преодоление капитализма, — ни социал-демократическое стремление к его регулированию. Вместо этого в политике „господствуют вопросы идентичности“, а угнетение превратилось из экономической категории в психологическую. Главной проблемой в ней стало непризнание (главным образом сексуальной, но также и расовой) идентичности».
Во-вторых, именно фокус левых на проблеме (не)признания идентичности дает повод видеть в христианстве свод нормативных и потому репрессивных сексуальных кодов, которые способствуют дальнейшему угнетению. По Уильямсу, христианство для многих современных левых — это скорее то, от чего следует освободиться.
И все же, согласимся с автором, у левого христианства остается одна важная задача-минимум — «показывать, что христианство не обязательно должно принадлежать правым консерваторам, и с этических позиций выступать за экономическую систему, основанную на справедливости и общем благе».
В заключение замечу, что автор «Христианских левых» не касается традиции левого христианства в православии — это не удивительно, поскольку она до сих пор не воспринята, не проработана и в достаточной мере не проявлена на практике. Так, например, проекты «христианского социализма» отца Сергия Булгакова или «христианской демократии» Федора Степуна и Георгия Федотова, сформулированные в первой половине XX века, показывают, как можно сочетать идеи классового равенства и прав человека с православной доктриной. В современной России они практически забыты, хотя обращение к ним — аналитическое и практическое — могло бы помочь разорвать дискурсивную сцепку между православием и правым консерватизмом, подобно тому, как это не без успеха делает книга Уильямса в отношении западного христианства.