Майкл Шермер. Небеса на земле. Научный взгляд на загробную жизнь, бессмертие и утопии. М.: Альпина нон-фикшн, 2019. Перевод с английского Натальи Колпаковой
Американский историк, популяризатор науки и главный редактор журнала «Скептик» Майкл Шермер спускает читателей с небес на землю: он показывает несостоятельность самых распространенных представлений о жизни после смерти и напоминает, что смысл нашей единственной (увы!) жизни сосредоточен не где-то в заоблачных далях, а в нас самих. Книга, способная не только испортить настроение верующим, агностикам и трансгуманистам, но также всех их хотя бы немного и хотя бы ненадолго утешить.
Шермер подходит к теме с самых разных сторон — рассказывает, как формируется осознание смертности (исторически и в рамках жизни человека), на чем основываются свидетельства о существовании загробной жизни, какие варианты радикального продления жизни предлагает наука (спойлер — никаких). С запальчивостью атеиста, попавшего на съезд религиозных фанатиков, Шермер критикует концепции христиан, иудеев, мусульман, индуистов. Пожалуй, сложнее всего ему приходится с разного рода духовными практиками, пытающимися объединить западную научную и восточную духовные традиции. Признавая определенную пользу аюрведической диеты и медитации, автор указывает, что верифицировать мистические благоглупости о Вселенной как сознании невозможно.
Книге не хватает деликатности и аккуратности: Шермер пишет едко и сбивчиво, игнорируя очевидные композиционные правила. Но, вероятно, именно этот небрежный стиль и устанавливает более интимную связь читателя с рассказчиком. Чтение «Небес на земле» похоже на экзистенциальные прятки: автор заглядывает под стол, кровать и занавеску в поисках притаившейся где-то надежды на посмертное существование, непременно ее находит и вытаскивает на свет научного знания — а на свету такие архетипические, плохо осознанные чувства обычно компрометируют себя сами. Не слишком тактичная игра Шермера помогает ощутить изумление и благоговение перед собственной хрупкостью и чудом единственного, неповторимого существования — я есть, в то время как при любом другом стечении обстоятельств меня могло бы и не быть. Интуитивное желание быть частью чего-то большего вполне понятно, уверен Шермер, но штука в том, что человек уже является частью чего-то большего — человечества, планеты, космоса.
Хью Раффлз. Инсектопедия. М.: Ад Маргинем Пресс, Музей современного искусства «Гараж», 2019. Перевод с английского Светланы Силаковой
Насекомые глазами антрополога: сборник разнокалиберных эссе о неожиданных пересечениях жизней насекомых и людей. Раффлз легко переключает жанровый регистр и меняет масштаб приближения к теме — от просветительской энтомологии, чинного научпопа до лирико-философских этюдов и стихотворений в прозе. «Инсектопедия» заставляет не только пересмотреть отношение к самым мелким и потому, казалось бы, незначительным формам жизни, но и по-другому взглянуть на сущность человека.
Заболевание малярией, бои сверчков в Шанхае, нашествия саранчи, гомосексуальность у насекомых, энтомологические миниатюры фламандца Хуфнагеля, нацистское уподобление евреев вшам, язык пчел, эротические краш-фетиши (то есть давка насекомых женскими ногами) — темы «Инсектопедии» слишком разнородные, чтобы их можно было строго систематизировать. Единственным критерием здесь выступает наличие в эссе насекомого. Оно может быть как главным героем текста, так и виньеткой, но всегда претендует на роль смыслового центра. Сквозной мотив книги — нежелание, а где-то и невозможность человека относиться к букашке как к самоценной форме жизни. Раффлз постоянно задается вопросом: в силу каких обстоятельств одних животных мы наделяем неоспоримым правом на существование, а других — без уколов совести можем шлепнуть газетой или раздавить тапком? Почему немотивированное насилие по отношению к насекомым зачастую остается безнаказанным даже в нашем внутреннем мире?
По Раффлзу, отсутствие эмпатии к насекомым — следствие их непознаваемости для нас, будто нарочитой, враждебной непрозрачности: «Мы просто не можем увидеть себя в этих существах. <…> Это что-то похуже равнодушия. Это глубокое мертвое пространство, где нет ни взаимности, ни чувства сродства, ни подкупающего обаяния». По текстам Раффлза хорошо заметно, что в человеческом восприятии насекомого как такового и не существует, вместо него — зеркало, поверхность отраженной идентичности. В этом смысле «Инсектопедия» — книга вовсе не о мухах, жуках, гусеницах и пауках, а о людях, застывших в их фасеточных глазах.
Петер Бири. Жизненный выбор. О многообразии человеческого достоинства. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2018. Перевод c немецкого Дмитрия Сильвестрова
Томик рассуждений пожилого швейцарского философа как опыт интенсивной и универсальной психотерапии. Попытка определить и изучить человеческое достоинство — понятие вроде бы знакомое, но в то же время трудноуловимое, затуманенное разнообразием индивидуальных трактовок. Петер Бири избавляет его от старомодной романтической дымки, представляя достоинство как критически важную категорию, экзистенциальный стержень человека, от наличия или отсутствия которого зависит не только его самоощущение, но и физическое выживание.
Достоинство, по Бири, всеохватно, оно определяется с помощью трех вопросов-ключей: как обходятся со мной другие? как я отношусь к этим другим? и как я отношусь к самому себе? При этом достоинство, феномен сложный и в своей сложности очень хрупкий, легко поколебать: для этого необязательно испытать предельный опыт, достаточно перестать быть чутким к себе и окружающим — устроиться на нелюбимую работу или начать допекать близкого человека излишней заботой.
В корне всех рассуждений Бири лежит убежденность в том, что человек должен восприниматься не как средство, а исключительно как цель в себе. Ее удобно использовать в качестве камертона при решении спорных с точки зрения морали вопросов — к примеру, унижают ли человеческое достоинство шутливые состязания по швырянию карликов? А проституция или пип-шоу? При этом одна лишь свобода выбора, считает Бири, не гарантирует сохранения достоинства. То есть желание карликов, чтобы их швыряли (и желание женщин — чтобы их воспринимали исключительно как тело), само по себе не может избавить общество от морального зуда.
Книга «Жизненный выбор» при всей сложности заявленной темы написана вызывающе ясно, с простотой и мудростью человека, приближающегося к седьмому десятку. Вместо темных терминов — апелляция к универсальному человеческому опыту, вместо ссылок на философские талмуды — цитаты из хрестоматийной литературы. Начинающаяся как резвый мыслительный эксперимент книга Бири постепенно притормаживает, намеренно повторяется, кружит вокруг одних и тех же тем, превращаясь в своеобразную аутогенную тренировку. Эффект от такой простоты и монотонности — целительный, аналогичный посещению психотерапевта: вроде бы ничего нового, но многое встает на свои места. К пользе психотерапии постоянно возвращается и сам Бири, утверждая, что принципиальным условием сохранения человеческого достоинства является непрерывное познание себя.