Михаил Майзульс. Мышеловка святого Иосифа. Как средневековый образ говорит со зрителем. М.: Слово, 2019
Существует расхожее убеждение, что современное искусство невозможно понять без сопутствующих экспликаций, в отличие от искусства «классического», к которому можно причислить и средневековые произведения. Дескать, классика наглядна, понятна и говорит сама за себя. Историк Михаил Майзульс, один из авторов бестселлера «Страдающее Средневековье», от этого убеждения не оставляет камня на камне. Он демонстрирует, что обманчиво ясные изображения заминированы массой неочевидных деталей, тайн и символов, понимание которых выводит контакт зрителя с художественным объектом на качественно новый уровень — и помимо прочего помогает осознать, что Средневековье куда ближе, чем кажется.
«В эпоху религиозного противостояния между протестантами и католиками обе стороны активно использовали карикатуру для изобличения противника. И без „звучащих текстов” там было не обойтись. В визуальной сатире Раннего Нового времени тяжелые, словно пергаменные, свитки, какие применяли в Средневековье, постепенно были заменены на парящие ленты, эфемерные облачка и другие фигуры. Они вовсе не напоминали реальный предмет и сразу же говорили зрителю, что перед ним лишь условная рамка для текста. Оттуда „бабблы” со временем перекочевали в газетную карикатуру и на страницы комиксов, какими мы их знаем сегодня».
Иэн Шапиро. Политика против господства. М.: Праксис, 2019
Тезис о том, что главная ценность демократической политики заключается в ее способности ограничивать господство, — сквозная идея известного американского политолога. В работе, которая в оригинале была издана в 2016 году, Шапиро не только обосновывает свою точку зрения на мощном теоретическом материале, но и излагает вполне практические соображения о том, как следует противостоять проявлениям господства и двигаться в сторону более справедливого мироустройства. Один из факторов обаяния этой работы — суровый реализм в оценке ситуации и трезвая ясность стиля.
«Масштаб человеческого действия в политике меняется — зачастую непредсказуемо. Так же как и эволюция, которая иногда происходит постепенно, а иногда перемежается стремительными сдвигами, так и кажущаяся стабильной политика вдруг становится подвижной, перед тем как опять застыть в новых структурах. Это может произойти с какой-либо одной проблемой, как в США между 2012-м и 2015 годом произошли стремительные изменения в вопросе легализации однополых браков; со всем политическим ландшафтом — как это произошло с Новым курсом Рузвельта в 1933–1938 годах или с быстрым расширением британского государства всеобщего благосостояния после Второй мировой войны; с базовыми правилами политической игры — как это произошло в США в конце 1770-х годов, в Восточной Европе после 1989 года, или в 1990–1994 годах в Южной Африке. Если и есть правила, согласно которым политика приходит таким образом в движение, то они не были никем определены. Ясно, что нестабильные ситуации могут растягиваться на десятилетия и даже дольше, поэтому предсказывать, когда наступят изменения и какую форму они примут, — это все равно, что предсказывать землетрясения или наивысшую точку роста на фондовом рынке. Лучшее, что мы можем сделать, — это постараться быть максимально информированными, чтобы успеть создать новые институты и практики, когда такая возможность появится».
Алексей Мунипов. Фермата. Разговоры с композиторами. М.: Новое издательство, 2019
Автор замечательного (и одноименного книге) телеграм-канала о современной академической музыке собрал под одной обложкой двадцать бесед с композиторами постсоветского пространства. Герои книги очень разные — от Софьи Губайдуллиной до Алексея Шмурака, — и музыку они пишут тоже очень разную. Объединяет их тематическая рамка разговора, в котором интервьюер подспудно фокусируется на устройстве композиторского ремесла — и специфике людей, которые им владеют. На переднем крае бесед остается, конечно, сама музыка и таинственные законы ее существования.
«— А ваш [автор обращается к Антону Батагову — прим. ред.] приход к буддизму как-то повлиял на вашу композиторскую практику?
— Как ни странно, формально практически никак не повлиял. Я в этот так называемый буддизм пришел, имея внутри на то какие-то причины. И в силу этих причин те вещи, которые я писал раннее, уже были заряжены тем состоянием, о котором мы так много говорили выше. И чужую музыку я тоже исполнял соответствующим образом. А внешне — ну да, в какой-то момент в моей дискографии появились пластинки, на которых буддийские ламы пропевают некий традиционный текст, а я делаю примерно то, что делали композиторы времен Баха. Беру священный текст — а они брали григорианский хорал — и окружаю его своим композиторским своеволием. Конечно, это вполне можно считать дьявольской гордыней, у того же Володи Мартынова в книжках это подробно описано и обосновано...
— А в чем тут гордыня?
— Ну как? И григорианский хорал, и традиционные буддийские распевы — это же не сочиненная человеком музыка, это такая проекция ангельского пения на наш человеческий мир. Ну то есть она от Бога. И если я к ней присочиню, простой контрапункт, то это я как бы смею соревноваться с Богом. Что может быть более чудовищным проявлением гордыни?»
Мэтт Мэдден. 99 способов рассказать историю. М.: Бумкнига, 2019
«99 способов» — это сборник комиксов, каждый размером с одну страницу, где пересказывается одна и та же заурядная ситуация в совершенно разных нарративных жанрах и визуальных стилистиках. На глазах завороженного зрителя простейшая история трансмутирует то в саенс-фикшн, то в хоррор, то бог весть во что. По замыслу автора, знаменитого художника и популяризатора графических новелл, этот сборник должен показать, что противопоставлять форму и содержание ошибочно, поскольку смысл всегда неотделим от стиля, в котором этот смысл подается. Хотелось бы посмотреть на того, кто скажет, что этот замысел не удался.
«На создание книги меня вдохновили знаменитые „Упражнения в стиле” Раймона Кено, в которых он продемонстрировал девяносто девять вариантов пересказа основного текста, описывающего две случайные встречи с неким назойливым субъектом, произошедшие в один день. Начав с их описания во всех мыслимых временных формах, Кено затем перешел на верлибр, сонет, жаргон, восклицания, телеграфный стиль — всё, что только можно вообразить.
После первого прочтения „Упражнений в стиле” я подумал, что было бы здорово применить идею Кено к визуальному нарративу, однако скоро отогнал эту мысль как бредовую. Шли годы, а старый замысел не оставлял меня, всё подталкивал к рисовальному столу. И вот, наконец, я сдался и взялся за карандаш. Реакция моих друзей, коллег и членов семьи на первые комиксы была столь мгновенной и восторженной, что у меня не оставалось иного выбора, кроме как довести замысел до конца».
Артемий Троицкий*Признан в России иностранным агентом. Субкультура. История сопротивления российской молодежи 1815–2018. М.: Белое яблоко, 2019
«Субкультура» — это пересказ последних двух веков российской истории, где все происходящее толкуется через динамику молодежных движений, которые неизменно сопротивляются «системе». В них Троицкий записывает всех подряд, от Пушкина до Pussy Riot, не минуя «лишних людей», стиляг и нуворишей. Основная ценность издания — в предельной субъективности взгляда, не скупящегося на широкие обобщения. Ценность дополнительная — в богатых, хотя и крайне эклектичных иллюстрациях, часть которых происходит из личного архива автора. Ощущение, что автор обращается не вполне к русскому читателю, не обманывает: первая версия книги вышла на английском.
«Парадоксально, но факт: хиппи в СССР появились во многом благодаря государственной пропаганде. Для советских массмедиа американские хиппи были очень выгодным, идеологически рентабельным объектом. С одной стороны, они протестовали против войны во Вьетнаме, сжигали повестки в армию и вообще были настроены против капиталистического истеблишмента; молодцы. С другой, они дико (на вкус наших обозревателей) выглядели, публично употребляли наркотики и предавались разврату — что идеально иллюстрировало процесс разложения западного общества. Соответственно, в конце 60-х в советской прессе и на телевидении стало появляться множество таких „кисло-сладких” репортажей про пугающих западного обывателя бунтарей с волосами до пояса, бусами и антивоенным знаком на груди и косяком во рту. Не предусмотрели довольные агитаторы-международники только одного... Образ хиппи оказался для советской молодежи невероятно привлекательным и тут же стал образцом для подражания!»
Александр Генис. Княгиня Гришка. Особенности национального застолья. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2019
Известный писатель и эссеист выступает в любимом жанре познания окружающей действительности посредством желудочно-кишечного тракта. В заголовок вынесено выражение Ильфа и Петрова, которым дуэт характеризовал «клюквенные» голливудские фильмы о российской истории; Генис же его использует, чтобы намекнуть на слабую приспособленность русской кухни к иностранным интерпретациям. В расширенном варианте этой интуиции заключается главный пафос книги, где в равных пропорциях смешаны травелог, мемуары и застольная культурология. А именно — путешествуйте, друзья, ибо итальянский пармезан, съеденный в Италии всегда вкуснее, чем российский пармезан, съеденный в России. То же верно, скажем, и для холодца.
«Когда „Русскую кухню в изгнании” перевели на японский, я приехал в Токио.
Чтобы отметить событие, переводчик выбрал ресторан с непроизносимым для него названием: „Волга”. Из русского в нем были стулья (редкость в японском общепите) и негр-швейцар, умевший говорить „спасьибо”.
Осторожно отодвинув иероглифическое меню, я предоставил выбор хозяину. Как нетрудно догадаться, он заказал нам борщ.
Первым делом наряженный матрешкой официант принес хохломские палочки для еды. Заметив мое недоумение, он брезгливо кивнул и добавил к столовым приборам нож с вилкой. Ложкой и не пахло. Борщом, впрочем, тоже. Его внесли позже и по частям: на квадратной тарелке лежало мясо, на овальной — свекла, в пиале — сметана.
— Что будем пить? — спросил хозяин.
— Что скажете.
— Тогда граппу, — решил он, но мне было уже все равно».