Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Марта Нуссбаум. Политические эмоции: почему любовь важна для справедливости. М.: Новое литературное обозрение, 2023. Перевод с английского С. Порфирьевой. Содержание
Справедливая нация должна попытаться выяснить, где берет свое начало плохое поведение людей. Сложно понять, как следует защищать достоинство и равенство граждан, если мы не знаем, от чего мы их защищаем. Возьмем, к примеру, антидискриминационные законы. Мыслители либертарианского толка утверждают, что в этих законах нет необходимости, поскольку дискриминация экономически неэффективна. Все, что нужно сделать справедливому государству, — устранить искусственные барьеры для торговли, найма меньшинств и т. д. Будучи рациональными, работодатели быстро поймут, что в их интересах принимать на работу меньшинства. Такой подход базируется на конкретном понимании человеческой мотивации: работодатели считаются рациональными субъектами, которые стремятся к максимальному удовлетворению своих собственных предпочтений. Более того, их предпочтения не являются злонамеренными или садистскими (как, например, желание подчинять и унижать других). То же самое можно сказать о работниках, которых они нанимают, и о клиентах, которых они обслуживают: первые будут с радостью работать в компаниях, принимающих на работу представителей меньшинств; а вторые — пользоваться услугами, потому что увидят, что такие предприятия предлагают эффективное решение социальной проблемы. Их не будут сдерживать укоренившаяся ненависть, отвращение или, опять же, желание унизить кого-нибудь посредством сегрегационных практик. Более того, считается, что у всех из них не искаженное расистскими стереотипами (о лени, низких способностях или склонности к преступлениям) представление о потенциале афроамериканцев.
Либертарианская политика наивна, потому что люди вовсе не такие. Отказ в предоставлении равных возможностей евреям, афроамериканцам, американцам азиатского происхождения и (в Индии) представителям низших каст не основывался на четкой оценке экономических издержек и выгод. В действительности это привело к колоссальной растрате человеческого капитала. И, как отметил Дж. Стюарт Милль, самый распространенный тип дискриминации — это дискриминация женщин, которым отказано в трудоустройстве и участии в политической жизни. Это довольно абсурдная политика для общества, стремящегося к максимизации полезности, которая может сохраняться только благодаря иррациональным предрассудкам. Однако Миллю не хватает теоретического объяснения того, что приводит к этой дискриминации. В центральных теоретических пассажах он акцентирует внимание на необходимости проявлять сострадание. Обсуждая женский вопрос, он указывает на некоторые более темные мотивы, но не исследует их с точки зрения философии. Мы должны разработать правдоподобную теорию тех сил, что являются причиной дискриминации и ее плачевных последствий, поскольку справедливое общество должно противостоять им.
Различные религиозные и светские взгляды на человеческую жизнь по-разному объясняют причины плохого поведения. Доктрина «первородного греха» принимает разные формы. Одни верующие соглашаются с ней, другие — нет. Светская мораль также сильно различается: некоторые руководствуются представлением об изначально благой человеческой природе, называя причиной дурного поведения людей несовершенные социальные формации. Другие придерживаются идей первородного нарциссизма или эдиповой зависти, которые указывают на более глубокие и универсальные корни плохого поведения. Отсюда может показаться, что для плюралистического общества невозможно выбрать между конкурирующими взглядами без учреждения определенной религиозной или секулярной всеобъемлющей доктрины. Я, однако, утверждаю — опираясь на примеры эмпирических работ об отвращении, сострадании, общественном давлении, власти и других человеческих склонностях, а также на клинические исследования развития ребенка и способностей к сопереживанию и заботе, — что мы можем извлечь ядро «разумной политической психологии». И люди с различными взглядами могут принять его как основу политической мысли, считая его одним из элементов их более всеобъемлющего (и в этом отношении различного) понимания человеческой природы.
Изучение нашей схожести с животными и ее отсутствия положило начало решению этой проблемы. Мы узнали, что люди, как и животные, склонны к ограниченному сочувствию; они скорее предпочтут более узкую группу более широкой. Но наше повествование вышло за рамки этой идеи, выявив важную роль, которую человеческое нежелание признавать в себе животное начало и смертность играют в объяснении неспособности к состраданию в некоторых случаях. Однако нам все еще не хватает понимания того, как эти проблемы возникают в личности, как они развиваются и как разумное вмешательство может изменить ситуацию.
Стигматизация и изоляция занимают главное место среди проблем, с которыми должны бороться наши общества. В отличие от наших оптимистично настроенных предшественников из XIX века, мы не можем не знать, что у людей есть более глубокие проблемы, чем просто ограниченное сочувствие. Общество, которое веками поддерживало индуистскую кастовую систему, учило людей из высших каст испытывать отвращение при контакте с человеком из низшей касты или находящимся вне каст. (Христианка, описанная в романе Тагора, является домработницей и, скорее всего, новообращенной из низших каст; поэтому она вдвойне неприемлема.) Гора не может есть пищу, подаваемую этой женщиной, и не хочет, чтобы такой человек жил в его доме. Его случай нетривиален, поскольку, будучи воспитанным матерью без кастовых предрассудков, он когда-то принял и даже полюбил эту христианку. И похоже, что он не испытывает к ней личного отвращения. Его принятие кастовых установок запоздалое и приходит извне, как будто он применяет к себе заученное правило поведения. Большинство традиционных индуистов его касты, напротив, испытывали бы скорее инстинктивную брезгливость. Такую же интуитивную брезгливость испытывали расисты южных штатов Америки к афроамериканцам. Законы Джима Кроу, запрещающие смешанные браки и разделяющие обеденные стойки, бассейны и питьевые фонтанчики, выражали сильное внутреннее отвращение доминирующего белого населения к любому виду контакта с телом афроамериканца. Эти законы отказывали такому телу в человечности в самом простом смысле. Гостеприимство Уитмена по отношению к беглому рабу — и особенно его готовность поделиться с ним едой и одеждой — это намеренно шокирующий образ нового демократического и равноправного общества, которым могла бы стать Америка, если бы отказалась от этих иррациональных идей осквернения. Возможно, самой смелой деталью в этом пассаже является перевязка открытых ран раба — акт, связанный с тесным контактом с жидкостями организма.
Групповая ненависть и отвращение — это основная часть того, чему наши нации согласны противостоять. Даже в хорошо организованном обществе Ролза, где такая дискриминация отсутствует, нельзя гарантировать, что она не возникнет, учитывая реалии человеческой психологии. Однако наши общества не то чтобы уже хорошо устроены; они скорее стремятся к этому, поэтому им приходится бороться с реальными проблемами дискриминации. И следовательно, они нуждаются в более тонком понимании человеческой мотивации в сравнении с тем, что лежит в основе оптимистического взгляда XIX века.
То, что остается вне внимания Милля и Конта, — настоящее зло: целенаправленное жестокое и отвратительное поведение по отношению к другим. Оно не просто результат непреднамеренных или пренебрежительных действий, или даже подозрительности с оттенком страха, а связано с сильным желанием очернить или унизить другого. Эта склонность занимает центральное место в групповой ненависти и групповой дискриминации. На свой страх и риск Конт и Милль проигнорировали ее. Их наивная вера в человечность и моральный прогресс сегодня не выдерживает критики. Тагор глубже видит эту проблему: в школе в Шантиникетане совместные телесные ритуалы (прежде всего, музыка и танцы) сыграли решающую роль в устранении групповых разногласий.
В этой главе будет предложено рабочее понимание некоторых важных человеческих склонностей к плохому поведению. Хотя изложенное здесь понимание совпадает с тезисом Иммануила Канта о том, что в каждом человеке есть что-то вроде «радикального зла» (а именно некоторые пресоциальные склонности к плохому поведению; склонности, выходящие за пределы тех, что коренятся в нашем общем с другими животными наследии и которые лежат в основе культурных различий), мы также придем к выводу, что культура может многое сделать для сдерживания этих склонностей. Меры, предложенные контианцами, обречены на провал, учитывая, что в то время представления о человеческой психологии были слабыми и неполными. Более полная картина, представленная здесь, покажет и почему такая ситуация ведет к опасной нестабильности.
Роль любви в этой картине проходит два этапа. На первом этапе детская беспомощность и примитивный стыд приводят к ярости и деструктивным склонностям. Их можно преодолеть в сторону развития заботы только через сильную эмоцию любви по отношению к объекту, уничтожения которого одновременно желают и боятся. Но, даже когда ребенку удалось развить способность к искренней заботе, сохраняющаяся неуверенность делает его склонным к проецированию отвращения и подчинению других: и тогда люди учатся разделять мир людей на привилегированные и стигматизированные группы. Эта склонность усугубляется ограниченностью, присущей нашему животному наследию. Здесь, на втором этапе, любовь должна прийти на помощь: только активное творческое взаимодействие с инаковостью другого человека устранит или предотвратит разрушительные последствия групповой стигматизации и раскроет граждан друг другу как целостных и уникальных людей. Таким образом, крайне важно не только узнать любовь в детстве, но и иметь возможность переживать ее вновь каждый раз, когда «внутренние глаза» человека затуманиваются.