«Горький» продолжает публиковать подборку дневниковых записей канадской писательницы Люси Мод Монтгомери, охватывающих 1889–1891 годы, когда ей было 14–16 лет (с первой частью можно ознакомиться здесь). Те, кто читал «Энн из Зеленых крыш», помнят историю вражды, дружбы и любви Энн Ширли и Гилберта Блайта. Фрагменты для публикации отбирались таким образом, чтобы из них сложился цельный рассказ о первых ухажерах самой Монтгомери. Во вторую часть вошли записи, относящиеся к 1890–1891 годам, когда Люси жила с отцом и мачехой в городе Принс-Альберт в Саскачеване. Материал подготовлен Мастерской по художественному переводу Creative Writing School под руководством Светланы Арестовой.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу. 

Люси Мод Монтгомери 

Избранные отрывки из дневников

Перевод — Марина Кокта, Дарья Алексеева, Светлана Чередниченко, Анна Ланг, Ольга Бойцова, Александр Зайцев

Редактор — Светлана Арестова

Перевод выполнен по изданию: The Selected Journals of L.M. Montgomery, Vol. 1: 1889—1910. Oxford University Press, 2000

***

Фото: Хейвуд Юй
 

Суббота, 23 августа 1890 г.

Я безумно скучаю по дому! Я пыталась задушить эту тоску как могла, но сегодня, когда осталась одна, не выдержала и разрыдалась. Все бы отдала, чтобы хоть на полчасика вернуться в дорогой сердцу Кавендиш. О, как же хочется взглянуть на родные холмы, леса и берег! Ну вот, стоит только подумать о них, как на глаза наворачиваются слезы!

Я буду ходить в местную школу. Занятия начнутся в понедельник. Не знаю, понравится ли мне. Полагаю, эта школа совсем не такая, как в Кавендише. Но я намерена усердно учиться и достойно представить остров Принца Эдуарда.

И все же чудесно снова быть вместе с отцом. Он так ласков ко мне. Когда он смотрит на меня, в его глазах сияет любовь. <…>

Но, честно говоря, мне кажется, мы не поладим c его женой. Когда я приехала, то была готова сердечно любить ее и почитать как родную мать, но, боюсь, у меня не получится. Я пробыла здесь всего три дня, но некоторые мелочи уже открыли мне на нее глаза. Например, сегодня утром за завтраком она не налила мне чаю. Конечно, я поняла, что это по невнимательности, но дедушка что-то рассказывал, а я не хотела его перебивать. Наконец он закончил, но не успела я и слова промолвить, как она повернулась ко мне, злобно посмотрела и произнесла таким резким и оскорбительным тоном, каким никто в жизни со мной не разговаривал: «Чего ты ждешь, Мод?»

Полагаю, она вообразила, будто мне чего-то не хватает на столе. Но разве можно так говорить, исходя лишь из своих предположений! Мне никогда не забыть этот ее тон и взгляд! Я тихо ответила: «Можно мне чаю?», и она с довольно глупым видом налила его и поставила передо мной чашку так резко, что чай пролился на блюдце, а потом до конца завтрака сидела с каменным лицом.

А вчера она сказала отцу, чтобы перестал называть меня Моди, потому что это слишком по-детски. Мне кажется, она не одобряет ту нежность, которую он вкладывает в это имя. За короткое время моего пребывания здесь я уже не раз видела, как она изливает на отца гнев и обиду без малейшего на то основания. У нее, похоже, ужасный характер: угрюмый, ревнивый, скрытный и злой. Подумать только, она запирает дверь кладовой каждый раз, когда уходит из дома, как будто боится, что мы с Эдит стащим еду в ее отсутствие. Я знаю, что не буду здесь счастлива. Я отнеслась к ней любезно и со всем почтением, на какое способна, но уже начинаю недолюбливать и побаиваться ее, а из этого не выйдет ничего хорошего. <…>

Мое единственное утешение здесь — Эди. Она такая прелестная девочка. Мы живем в одной комнате, и нам очень весело.

Перевела Марина Кокта

Отец и мачеха Люси, Хью Джон и Мэри Макрей Монтгомери. Архивы Гуэлфского университета
 

* * *

Понедельник, 1 сентября 1890 г.

В это холодное, дождливое утро мы с Эди вскочили ни свет ни заря и начали собираться в школу. За нами зашла Энни Мактаггарт. Это младшая единоутробная сестра моей «новой матушки», и она мне пока не очень нравится. Мы вышли из дома, и всю дорогу я старательно натягивала на лицо улыбку. Школа находится недалеко, но она такая мрачная и унылая... Когда мы вошли в класс, он выглядел так, словно там годами не подметали и не протирали пыль. Нас было всего девять: три девочки и шесть мальчиков. Учитель, мистер Мастард*В переводе с английского mustard — горчица., — забавная фамилия! — довольно милый, так что, думаю, все будет хорошо, нужно просто немного освоиться. Учебники и методики здесь необычные и, по-моему, слишком мудреные. В будущем хочу выучиться на педагога.

Перевела Дарья Алексеева

* * *

Пятница, 19 сентября 1890 г.

Сегодня мы довольно увлекательно провели время в школе.

Днем у мистера Мастарда случился приступ раздражительности, и он готов был поотрывать нам головы, стоило произнести хоть слово (временами у него такое бывает, хотя обычно он совсем не следит за дисциплиной в классе), поэтому мы с Эди прибегли к старому средству — стали писать на грифельных досках. Мы вели довольно оживленную беседу о наших личных делах, и тут я заметила, что Берти Джардин, этот маленький проныра, который сидит за нами, заглядывает мне через плечо и читает все, что я пишу. Тогда, чтобы воздать ему по заслугам, я начала писать довольно едкие комментарии в адрес всех присутствующих мальчиков, прекрасно зная, что юный мастер Берти копирует их на листок бумаги. Однако я ни словом не обмолвилась ни о нем самом, ни о его брате, чтобы у Берти не было оправдания тому, что он сделал на перемене. Он показал другим мальчикам листок со всеми моими комментариями, а они обозлились и помчались к мистеру Мастарду. Я объяснила ему, в чем дело. Мистер М. встал на мою сторону и задал Берти хорошую трепку, и на этом все успокоились. В любом случае, Берти Дж. — маленький паршивец, который суется не в свое дело, и его никто не выносит. Вот Артур совсем другой — такой милый, такой воспитанный. Городские окрестности сейчас очень красивы, каждое дерево нарядилось в листву чистейшего желтого цвета. Вид из окна классной комнаты просто чудесный: меж золотых берегов бежит голубая река. Но я бы предпочла любоваться старым ельником, на прогалинах которого растут папоротники, а в кронах деревьев мурлычет морской ветер. Впрочем, нельзя отрицать, что в этой школе довольно весело, хотя совсем не так, как в старом добром Кавендише. В здании много комнат (раньше это была гостиница), и все они используются в разных целях. Та, что над нашей, — общественный бальный зал, и, когда проходят балы, классная комната используется как дамская гардеробная. На следующее утро мы, как правило, находим множество шпилек, перьев, цветов и т. д., разбросанных по полу, а иногда одно-два ручных зеркальца. По другую сторону большущего пыльного, затянутого паутиной холла находится зал заседаний городского совета, а над ним — комната вольных каменщиков*Место, где проводились собрания масонов.. В задней части здания расположен полицейский участок, а в нем — конный патруль. Арестовав какого-нибудь пьяницу, полицейские ведут его через весь холл и запирают в одной из маленьких темных камер, которые примыкают к нашему классу.

У мистера Мастарда довольно вспыльчивый нрав, а, поскольку в некоторых мальчиках течет кровь ничи*Ничи (англ. nitchie) — так на канадском сленге называли индейцев. Происходит от фразы Boozhoo niijii на языке оджибва, которая означает: «Приветствую тебя, друг!»., у нас иногда бывают «веселые времена». Когда мистер Мастард хочет кого-то выпороть, он запирает дверь и достает устрашающего вида кнут из сыромятной кожи, длиной с него самого.

Наши развлечения не отличаются разнообразием. На переменах мы, девочки, бродим по старому пыльному зданию или сидим на веранде и смотрим, как мальчики играют в футбол*Как и американский футбол, канадский футбол вырос из регби. Между американской и канадской версиями игры есть ряд различий: размер поля, некоторые правила и т. д.. Иногда мы разглядываем прохожих, по большей части индейцев: «воителей»*Воители (англ. braves, от brave — храбрый) — наименование, введенное в 1800-х гг. американским путешественником и этнографом Генри Роу Скулкрафтом. Вольный перевод слова zoogigide, на языке оджибва означающего «сильное сердце». Несет коннотации доблести и силы, отражая романтизированное представление о воинах коренных народов. с грязными одеялами на плечах или болтливых темноглазых скво с блестящими иссиня-черными волосами и младенцами в люльках за спиной. Учебой я совершенно недовольна. Мистер Мастард — плохой учитель, а занятия у нас пресные и унылые.

Перевела Светлана Чередниченко

* * *

Понедельник, 1 декабря 1890 г.

Вот и зима подоспела. Самая настоящая зима. Сегодня минус шестьдесят градусов*-60 °F равняется около -51 °C.. Но всегда найдутся люди, которые скажут, что здешний климат мягче восточного! А мы и не мерзнем. Ну и видок у меня был по дороге в школу… Закуталась в огромную бизонью доху с отложным воротником до макушки, так что выглядывали только нос и ноги — остальное скрывал мех. Но мой внешний вид меня ничуть не тревожил. Не замерзнуть насмерть — вот чего я хотела!

Мистер Мастард неделю ходил мрачнее тучи и не проронил ни слова. Он то и дело хандрит. Говорит, сам не знает, что с ним такое. А я и подавно не знаю, вижу только, что он чрезвычайно раздражителен.

Четверг, 4 декабря 1890 г.

Вечером папы не было дома, а миссис М. поднялась к себе, и я осталась одна. Вскоре в дверь постучали, и, когда я открыла, на пороге стоял мистер Мастард собственной персоной. Порой он наведывается к миссис М., ведь когда-то они вместе учились в школе в Онтарио. Я проводила его в гостиную, а сама побежала наверх сообщить ей о визите. Но она уже лежала в постели — по-моему, она залезла туда прямо в платье, едва заслышав его голос. Я нехотя спустилась, чтобы извиниться, всем сердцем надеясь, что гость уйдет, узнав, что она не готова его принять. Но, разумеется, ничего подобного не пришло ему в голову — пришлось мне развлекать его весь вечер. Какой же он докучный! Просидел у нас целую вечность. Наконец, я закрыла за ним дверь и вздохнула с облегчением.

Пятница, 5 декабря 1890 г.

В школе нынче весело. К нам пришел новенький — Уилли Притчард. У него рыжие волосы, зеленые глаза и хитрая ухмылка! Это не так уж и привлекательно, да и сам он вовсе не красавец — но все равно он замечательный. С ним необычайно весело.

Воскресенье, 7 декабря 1890 г.

Ну а сегодня в моей жизни произошло одно важное событие! Я словно ростом стала выше — на целую голову. Три недели назад я написала стихотворение о легенде мыса Лефорс*Мыс назвали в честь французского пирата капитана Лефорса. Однажды, когда его корабль причалил к острову Принца Эдуарда, Лефорс и его старший помощник не сумели поделить награбленное и устроили дуэль. Лефорс был убит, и его похоронили прямо на побережье. Эту историю жители Кавендиша знали наизусть и передавали из поколения в поколение. и отправила домой, в шарлоттаунский «Патриот». Я не тешила себя надеждой, что его могут напечатать, поэтому держала это в тайне ото всех. Сегодня, когда я спустилась вниз, собираясь в воскресную школу, отец принес вчерашнюю почту, и там был номер «Патриота». С трепетом в сердце дрожащими пальцами я схватила газету и открыла. Голова кружилась — буквы разбегались перед глазами, у меня перехватило дыхание — и там, в одной из колонок, было мое стихотворение! От восторга я потеряла дар речи. Отец обрадовался моим успехам, а я ликовала от счастья. Не нахожу слов, чтобы передать свои чувства.

Миссис Монтгомери ведет себя так, будто мой успех для нее — личное оскорбление: она и словом не обмолвилась о стихотворении.

Перевела Анна Ланг

* * *

Среда, 7 января 1891 г.

Целую неделю мистер Мастард был необычайно раздражителен, а нынче его скверное расположение духа достигло апогея. Утром он поссорился с Энни, и днем она отказалась идти в школу. Мой черед тоже подошел, и в обед он меня задержал, чтобы прочитать нотацию о «моих заносчивых манерах» и употреблении «жаргона» — хотя последним я не так чтобы увлекаюсь, невзирая на утверждения Мастарда об обратном. Но он прикидывается великим борцом за чистоту английского языка. Что до «заносчивости» — увы и ах! А я так гордилась своей полной достоинства сдержанностью!

Может, я и выслушала бы такой выговор благожелательно, будь он не от Мастарда, ведь у меня к нему никакого уважения. Целый день я была с ним надменна и холодна как лед, при том особенно старалась не нарушить ни единого правила. Смею вас уверить, он ощутил мою «заносчивость» с лихвой!

Понедельник, 26 января 1891 г.

Кажется, я теперь стала постоянной учительницей воскресной школы: две недели подряд мне пришлось вместо Энни вести уроки у мальчиков, и, судя по всему, этот класс я заберу себе. Пусть они и бесенята, у которых на уме одно озорство, они мне все равно нравятся. Ни за что не променяю их на класс девочек.

Нынче в школе я по-прежнему держалась с мистером М. отчужденно, заговаривала с ним, только если он ко мне обращался, да и тогда отвечала с ледяной вежливостью. Увы, все напрасно! Вечером, когда в дверь постучали, кто как не мистер Мастард стоял на пороге — любезно улыбался и кланялся. Конечно, пришлось вести себя прилично и — раз папа был на заседании городского совета, а миссис М. предусмотрительно не покидала своей комнаты — сидеть и весь вечер его занимать. А это незавидное дело, ведь от него мухи дохнут! Зачем ему понадобилось снова приходить сегодня, если он был у нас только в пятницу?

Вечером все покрылось толстым слоем белого инея, и утром город выглядел очень красиво. Все деревья были похожи на туманные видения, готовые рассеяться от любого дуновения, а лес на другом берегу реки напоминал сказочную страну.

Вторник, 1 февраля 1891 г.

И родился сын и наследник в доме Монтгомери. Малыш очень славный, и папа на седьмом небе от счастья, что у него мальчик. Я тоже почему-то рада, что это мальчик. Маленькие мальчики мне всегда нравятся больше девочек.

Пятница, 13 февраля 1891 г.

В школе в последнее время довольно весело. Скучать нам не дают выборы. Папа собирается баллотироваться от Либеральной партии, а Уилли П. — завзятый тори, поэтому у нас разгораются интересные споры. Мы с ним стали пользоваться шифром. Он все время пишет мне записки, которые иногда попадают в руки мальчишек, а от них не жди пощады. Поэтому Уилл предложил писать шифром, и мы возьмем тот, который я использовала с Нейтом. Наша тайнопись пришлась кстати. Бедные Пиф и Паф. Как бы мне хотелось снова с ними встретиться — как раньше, на старой, милой сердцу школьной площадке, в тот час, когда деревья отбрасывают длинные тени, а золотистые лучи ложатся на старые ели, которые так нежно шелестят и тихо напевают!

Перевела Ольга Бойцова

Уильям Притчард. Архивы Гуэлфского университета
 

* * *

Понедельник, 6 апреля 1891 г.

Сегодня вечером к нам заходила Лора, и мы довольно мило болтали, пока в девять часов наш разговор не был прерван пришествием Мастарда. Как-то так получилось, что мы с головой ушли в теологию и начали спорить о доктрине предопределения. Я выступала против, Мастард — за. Лора сидела с непроницаемым лицом и пускала парфянские стрелы в оба лагеря. У нас был спор, достойный своего названия, потому что теология — одна из немногих областей, где он может блеснуть красноречием. В итоге сошлись на том, что в этом вопросе каждый останется при своем мнении. Но даже миллионы Мастардов не заставят меня поверить в то, что Бог мог «по Своему благоволению» обречь кого-то из своих созданий на вечные муки.

Четверг, 9 апреля 1891 г.

Этот мерзкий Мастард снова просидел у нас до полуночи. Если вы хотите поговорить с этим человеком, вам нужно быть в курсе всего, что происходило на земле со времен Адама, и обладать огромным терпением, чтобы выслушивать его байки, которые он без устали рассказывает при каждом визите, — словом, проявлять интерес ко всему на свете. Позвольте, я перечислю темы, которые мне пришлось затронуть в тот вечер, чтобы хоть как-то поддержать разговор: свадьба Мэри, которая, кстати, была вчера, свадьбы в целом — довольно щекотливый вопрос, не так ли? — карты и танцы — М., конечно же, против такого — образование, градостроение, Монреаль, автографы и собиратели автографов, школьные годы, симпатии и антипатии, родословная, этимология — Мастард думает, что его предки «взяли такую фамилию по политическим причинам»!!! — генеалогия, различные события в городе — нет, не сплетни, М. выше этого! — преподавание в школе, написание писем, предопределение (раунд второй) и… уф, если бы это было все! Голова просто раскалывается. Срочно в постель и как следует выспаться, а если этот Мастард заявится к нам раньше, чем через две недели, я наброшусь на него и разорву на части.

Перевела Дарья Алексеева

* * *

Среда, 1 июля 1891 г.

10 часов вечера

Мне хочется кричать! Это стало бы огромным облегчением, но всполошило бы всю округу, поэтому придется упражняться в сдержанности. Мастард пошел с козырной масти — ой, простите за каламбур, само получилось, — то есть сегодня вечером он набрался смелости испытать судьбу. Сделал он это, возможно, самым неловким из всех доступных способов, но все-таки сделал.

Да, я давно этого ждала и думала, что буду ужасно нервничать и смущаться, но ничего подобного, ни капельки. Напротив, мне непрестанно хотелось смеяться. А может, это и были нервы, ведь на самом деле ничего смешного не происходило. По правде говоря, описать эту сцену можно разве что фразой «полный кошмар».

Отец и миссис М. отправились на прогулку по реке, а мы с Мастардом остались одни в сумерках (очень опасное время). Я сидела на краю дивана, баюкая на руках уснувшего братика, а мистер М. устроился напротив меня в кресле-качалке. Некоторое время он бессвязно говорил о чем-то, а затем наступило неловкое молчание. У меня возникло «жуткое-гадкое предчувствие», как Лора его называет, словно что-то вот-вот произойдет. Он смотрел в окно, а я разглядывала желтую нитку, торчавшую из ковра (никогда не забуду, где она была и как выглядела) и желала очутиться за тысячу миль отсюда.

Наконец мистер Мастард повернулся ко мне с очень неприятной улыбкой и, мучительно запинаясь, произнес:

— Как вы думаете, мисс Монтгомери, наша дружба когда-нибудь перерастет в нечто большее?

По его взгляду и тону было ясно, что́ он имеет в виду под словами «нечто большее».

Нужно было что-то сказать, вот я и ответила:

— Не представляю, мистер Мастард, во что же она может перерасти.

Мой ответ прозвучал спокойно и уверенно. Думала, что буду волноваться, но нет. Полагаю, все зависит от собеседника. Например, когда что-нибудь важное мне говорит Уилл, я краснею, выгляжу глупо и мгновенно теряю дар речи. Но в случае с несчастным М. подобных симптомов не наблюдалось.

— Все так, как вы думаете, — медленно произнес он.

Как раз в это мгновение стукнула калитка, и в дверях показалось добродушное лицо миссис Мактаггарт. Эта милая женщина и не подозревала, какой разговор невольно прервала. Узнав, что миссис Монтгомери нет дома, она ушла, и ужасающая тишина повисла вновь. Я неотрывно смотрела на вышеупомянутую нитку, твердо решив, что не произнесу ни слова, пока он сам не заговорит, пусть даже придется просидеть так тысячу лет. Наконец он невнятно пролепетал нечто в духе «надеюсь, вы не обижены» и что он «не хотел никаких недоразумений».

Я не упустила свой шанс и поспешила его заверить:

— Конечно нет, мистер Мастард. Я всегда буду вашим другом, но не более того.

И все, тишина! Боже, как это было ужасно! Он чуть не заплакал. А вот я не плакала, мне даже не хотелось. Он сам во всем виноват, ведь любой здравомыслящий человек давно бы понял, что его ухаживания бесполезны. Мне только и хотелось, что смеяться, но в конце концов ситуация стала настолько невыносимой, что я пояснила:

— Мне очень жаль, что так получилось, мистер Мастард. Надеюсь, вы не будете из-за этого испытывать ко мне неприязнь…

Тут я замялась, но он тотчас заверил меня в обратном, и на этом, к счастью, все кончилось. Он еще ненадолго задержался и бессвязно говорил на разные темы. Я не переставала чувствовать себя глупо и полагаю, что мистер М., скорее всего, тоже. Как бы то ни было, вскоре он ушел. И я искренне благодарна судьбе, что это ужасное испытание осталось в прошлом.

Перевел Александр Зайцев