Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Энн Блэр. Знать слишком много. Организация научной информации до Нового времени. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2023. Перевод с английского Елены Тарасовой. Содержание
«Составление заметок» — общий термин, относящийся к разного рода записям, выражающим реакцию на устную информацию, чтение или размышления и часто более или менее напрямую связанным с подготовкой некоего сочинения или выступления (устного или письменного). Лишь небольшая часть заметок, сделанных в тех или иных обстоятельствах, сохранилась и стала предметом изучения историков. Сегодня, как и в прошлом, многие примечания предназначаются для кратковременного использования и не хранятся. Но даже заметки, предназначенные для сохранения, часто уничтожались, либо в ту же эпоху, когда они были составлены, либо в последующие столетия, как намеренно, так и случайно. В результате изучение истории заметок требует сопоставления свидетельств, содержащихся в сохранившихся запиcях, с рекомендациями того времени по поводу составления заметок, описаниями принципов работы и готовыми трудами.
Главной чертой ведения заметок в эпохи, предшествовавшие Новому времени (и практически незнакомой нам теперь), являлось использование для временных записей таких поверхностей, с которых легко можно стирать написанное. Во многих случаях эти записи уничтожались сразу после использования, но иногда наиболее ценные комментарии переписывались на более долговечные поверхности и сохранялись. Эта техника была основной при конспектировании устных мероприятий, таких как лекции, проповеди или речи, содержание которых, как правило, стало нам известно только благодаря записям, сделанным слушателями. Первичные заметки, составлявшиеся в спешке, служили основой для более обработанных текстов, которые и подлежали распространению, часто (но не всегда) после их просмотра автором и выдачи соответствующего разрешения. Например, работы Аристотеля, которые дошли до нас, по всей вероятности, основаны на записях слушателями его устных лекций и были утверждены автором для публикации. Аналогичным образом при записи трехсот с лишним прочитанных им проповедей Бернард Клервоский (1090−1153) полагался на своих секретарей, которые конспектировали его выступления, а Бернард затем проверял их и готовил для публикации. Однако другие слушатели, присутствовавшие при этом, могли делать собственные записи проповедей, и в результате распространялись не утвержденные автором версии текста. Составление заметок, таким образом, играло ведущую роль в создании разного рода текстов, в том числе объемных компиляций.
Поверхности для письма, предназначенные для стирания, обычно использовались для временных записей; сделанные на них заметки, кроме последних, невозможно было восстановить даже в тех случаях, когда эти чисто функциональные, бытовые предметы вообще сохранялись. Стандартно в этой роли, начиная от Античности и вплоть до эпохи Возрождения, выступали восковые таблички: одну или несколько скрепленных табличек покрывали воском, после чего на них можно было писать стилусом, а затем стирать написанное и использовать таблички повторно. В Англии раннего Нового времени также продавались таблички для письма карманного размера, сделанные из бумаги, обработанной специальным образом до состояния твердой поверхности, записи на ней делались специальным металлическим стилусом, а стереть их можно было с помощью небольшого количества влаги. Согласно имеющимся свидетельствам, в XVI веке в Европе при обучении музыке использовали грифельные доски разного размера, как для занятий в группе, так и для личного применения (такими пользуются и сегодня), их же использовали по крайней мере до XVIII века при обучении астрономии. Подносы из древесины или плитки, покрытые тонким слоем песка, на котором можно было писать палочкой, а затем легко стирать, были еще одним материалом для записей, имевшим долгую историю: их использовали для подсчетов в древнем Вавилоне и в средневековом мусульманском мире, а в Европе вплоть до Викторианской эпохи ими пользовались главным образом дети, учившиеся писать, и художники, делавшие наброски. Сделанные на таких носителях временные заметки оставили следы исключительно в виде заметок более высокого уровня, составленных на их основе и дошедших до наших дней.
Хотя историки могут оплакивать утрату свидетельств, содержавшихся во временных заметках, избавление от лишнего всегда было существенным условием их успешного ведения. Исключение лишнего повышает полезность сохраняемых заметок за счет удаления утративших актуальность материалов. Один мусульманский ученый рассказывал, что уничтожал свои черновики, чтобы более ранние версии работ не попадали в руки переписчиков, которые могли бы распространять их в ущерб версиям, одобренным самим автором. В наши дни, когда с технологической точки зрения можно ничего не выкидывать и фиксировать повседневный опыт практически исчерпывающим образом, мы чаще всего по-прежнему перезаписываем более ранние версии файлов, выбрасываем бумаги и стикеры для заметок и фиксируем свой опыт лишь выборочно. Выбраковка и забывание играют ключевую роль в эффективной организации информации. Навык забывания не тренируется и не поощряется, в отличие от навыка запоминания (вероятно, он может быть невозможным, например в случае сильного эмоционального переживания), напротив, он формируется пассивным образом, когда человек не делает записей и не пытается запомнить что-либо. Исключение лишнего способствует забыванию независимо от того, насколько оно полезно для деятельности автора заметок или для его репутации в будущем. Некоторые комментаторы, предвидя сохранение их заметок после их смерти, заранее удаляли из них все лишнее. Роберт Бойль выбросил рабочие бумаги, предшествовавшие его публикациям, и пометил многие другие бумаги как предназначенные к уничтожению (хотя эти инструкции не всегда четко выполнялись), предположительно, потому что полагал, что превзошел старые результаты в более поздних трудах.
В других случаях комментарии не сохранились по той причине, что были физически включены (а не переписаны) в манускрипт, использованный для печати. Повторное использование записей, экономившее затраты труда на их копирование, также приводило к разрушению источников, потому что на рукописи, используемые для набора, как правило, наносилась разметка, а после печати их выбрасывали. Особенно увлекались такого рода уничтожением заметок составители объемных компиляций. Пьер Бейль (1647−1706), например, оставил после себя заметки, которые дошли до нас, но относятся исключительно к периоду, предшествовавшему работе над объемным «Историческим и критическим словарем» (Dictionnaire historique et critique). Заметки, которые он делал после начала работы, были предназначены для решения конкретных задач и использовались непосредственно в составлении словаря. Вероятно, Бейль вставлял их в рукопись, которую отдал затем издателю; таким же образом он поступал с полученными письмами, из которых хотел привести выдержки. Аналогичным образом, среди рукописей Сэмюэла Джонсона (1709−1784) единственными сохранившимися заметками к его «Словарю английского языка» были те, которые собирались для четвертого издания, но неожиданно были исключены из публикации. Они представляют собой рукописные заметки на кусочках бумаги, наклеенные на страницы в определенном порядке и подготовленные, таким образом, для печати.
Разумеется, во многих случаях тексты оказывались утраченными в результате того, что заметки, тщательно собранные автором, выбрасывались наследниками, которые не видели в них ценности, или когда они рассеивались после продажи на одном или нескольких аукционах, что приводило к тому же печальному результату. Заметки на полях и форзацах (печатные или рукописные) часто сохранялись случайно благодаря хорошему хранению книг. Но пространные заметки и черновики обычно писались на разрозненных листках бумаги, которые затем скрепляли, и в тетрадях, переплетенных или непереплетенных, сохранность которых зависела от доброй воли огромного числа посредников. Для того чтобы коллекция черновиков сохранилась в качестве личного архива, требовалось выполнение множества условий, таких как достаточная долговечность самих бумаг, существование институтов (библиотек, академических учреждений типа Королевского общества, семей), которые обеспечили бы их хранение, и, прежде всего, желание автора и его непосредственных наследников сохранить историю сочинений — обычно это делалось в тех случаях, когда осознавалась их значимость для потомков или для международного сообщества ученых.
Изучению личных архивов положила начало школа литературной критики («генетической критики»), главным объектом внимания которой стали знаменитые авторы XIX и XX веков, часто передававшие свои черновики на хранение в национальные библиотеки. Задача генетической критики состоит в реконструкции творческого процесса великих авторов путем последовательного изучения их архивов, от читательских заметок до черновиков и редакторских правок. Такой подход особенно часто практиковался начиная с XIX века, когда литераторы, проникнувшись сознанием собственной гениальности, завещали свои архивы библиотекам в качестве вклада в национальное достояние. Пути сохранения авторских архивов более ранних периодов менее предсказуемы. Самые ранние сохранившиеся авторские рукописи датируются концом XI века и были обнаружены в Италии. Среди них рукописи Петрарки XIV века. Однако крупные коллекции бумаг ученых, дошедшие до наших дней, датируются не раньше XV века, от XVI и XVII веков сохранилось больше таких собраний. В большинстве случаев рабочие черновики изучали, чтобы понять эволюцию мышления автора и процесс создания сочинений, однако новые подходы предполагают большее внимание к тому, что личные архивы могут рассказать о методах работы в различных обстоятельствах.
От Античности, когда в качестве долговечного носителя информации использовался папирус, черновики дошли только в небольших фрагментах, если только их сохранности не способствовали особенные условия. У нас есть, например, некоторые записи и черновики трактатов эпикурейского философа Филодема (110−40 до н. э.), сохранившиеся под семидесятифутовым слоем вулканического пепла в Геркулануме. Другой папирус, обнаруженный в египетской Туре, содержит заметки к полемическому произведению Отца Церкви Оригена (185−254), в том числе точные цитаты разной длины и конспект его книги «Против Цельса». Многие античные тексты уцелели благодаря составлению пергаменных списков, однако заметки подобным образом не воспроизводились. В результате обсуждение античных методов работы строится в значительной части на анализе дошедших до нас законченных текстов и свидетельств, содержащих комментарии о принципах работы, таких как знаменитое высказывание Плиния о его обширном круге чтения и читательских заметках в одном из писем его племянника (которое я обсуждаю подробнее ниже).
Средневековые рабочие материалы на пергамене вполне могли сохраниться до наших дней. Однако для рукописной эпохи труднее, чем для эпохи печатных изданий, понять, что именно составляло заметку — то есть кусочек текста, предназначенный не для распространения, а для личного пользования, скажем, в процессе подготовки законченного произведения. Например, богослов-схоласт Годфруа де Фонтен (до 1250 — после 1305) оставил коллекцию отрывков и аннотаций прочитанных им трудов, которую легко можно было бы счесть собранием заметок. Другие манускрипты, уцелевшие в единственном экземпляре, вполне могли быть личными тетрадями, составленными при работе над каким-то проектом. В частности, рукописные альманахи, объединяющие фрагменты разных текстов (которые бывает трудно идентифицировать, а принцип сочетания текстов — тяжело объяснить), в некоторых случаях могут рассматриваться как коллекции записей, которые велись на пергамене для долгосрочного использования. В самом деле, единый замысел альманаха, как и сборника читательских заметок, определялся частным лицом, выступавшим в качестве заказчика, по причинам и в соответствии с критериями, которые обычно не озвучивались. Комментарии к Библии или юридическим текстам, собиравшиеся на протяжении нескольких поколений, также могли объединяться в отдельные произведения, такие как Толковая Библии или «Декрет» Грациана. К сожалению, в нашем распоряжении имеется очень мало черновиков и рабочих архивов, сохранившихся со времен Средневековья. Авторы часто работали на поверхностях для временных записей — поэт XII века Бальдерик Бургулийский, например, упоминал, что сочиняет на восковых табличках. Рабочие записи, сделанные на пергамене, могли утилизироваться ради писчего материала, как это произошло с черновиками библейского конкорданса, послужившими материалом для переплетов более поздних манускриптов. Авторы часто работали, надиктовывая тексты секретарю, но даже если речь идет о собственноручных записях, в дошедших до нас автографах отсутствуют подготовительные материалы, а предлагается лишь окончательная или почти окончательная версия текста.
Средневековые заметки на полях манускриптов легко идентифицировать, однако примечания к одной и той же рукописи могут быть написаны разными почерками и в нескольких вариантах. На начальном этапе заметки, вероятно, делали профессиональные читатели, которых нанимали для составления разного рода вспомогательных инструментов, облегчающих чтение владельцу рукописи: речь могла идти об инструментах для запоминания или медитации, об улучшении дизайна страницы; но иногда добавлялись комментарии, в которых проявляется саморефлексия и высказываются мнения, отличающиеся от общепринятых. Следующие владельцы, читая книгу, могли добавлять собственные исправления и заметки. В записях на полях можно увидеть отдельные признаки использования систем составления заметок, благодаря которым стало возможно появление конкордансов и схоластической практики обильного цитирования, подразумевающей перекрестные ссылки на другие места, а также использование символов или заголовков, маркирующих обсуждаемый материал (как, например, пометки Роберта Гроссетеста). Кроме того, были основательно изучены так называемые reportationes, то есть записи, сделанные во время устных выступлений, таких как проповеди или лекции.
Альтернативный способ составления заметок поощрялся в Средние века среди участников духовных движений нового образца, таких как Братство общей жизни (1380−1500). Их «rapiaria» сочетали в себе личные заметки и духовные размышления с цитатами, выписанными из религиозных текстов. Дневники имели более сложную траекторию, однако часто пересекались с форматом тетради читательских заметок. Известно, что итальянские купцы XIV и XV веков вели «ricordanze», в которых личная информация сочеталась c деловой. В тот же период появился другой жанр, называвшийся «zibaldone», — особые тетради, которые вели писатели, художники и купцы, собирая в них самую разнообразную информацию: исходящую корреспонденцию, копии документов, указатели к книгам, списки иллюстраций и выдержки из самых разных текстов, как поэтических, так и прозаических, рекомендации по торговле, правовую информацию, таблицы весов и мер.
Составление заметок очевидным образом перестало быть уделом одних лишь ученых. Торговая, медицинская, юридическая деятельность (в числе прочих) предполагали определенные методы ведения записей. Советы врачам включали рекомендацию записывать наблюдения и открытия, сделанные в процессе лечения пациентов и чтения авторитетных источников. Изучение юридических заметок представляло собой отдельную практику, что, начиная со Средних веков, сделало обилие ссылок на источники характерной чертой трудов по правоведению. В Англии XVII века стремление протоколировать заседания Парламента привело к распространению стенографии, в которой практиковались множество разных систем. Большинство стенографических заметок использовались для составления полных протоколов, а затем выбрасывались, однако Сэмюэл Пипс, как известно, вел свой дневник в форме стенограммы, чтобы сохранять его содержание в тайне.
Ученые раннего Нового времени чаще всего называли своим образцом купеческую практику ведения двух тетрадей: дневник (или журнал), куда записывались сделки в порядке их заключения, и гроссбух, в котором те же сделки сортировались по категориям, как при двойной записи в бухгалтерском учете. Кроме того, Фрэнсис Бэкон сравнивал одну из своих записных книжек с «купеческой книгой расходов, куда можно записывать воспоминания о любого рода содержании и форме, делах и занятиях, касающихся меня, услугах и прочем, ведя запись либо беспорядочно, либо по графику, без каких-либо ограничений». В справочнике XVIII века по бухгалтерскому учету записи подразделяются на три этапа, которых следовало придерживаться купцу: книга расходов, журнал (упорядоченный систематическим образом) и гроссбух (включающий указатель, облегчавший доступ к данным об определенных персоналиях, местах и товарах). Такой «трехслойный» принцип ведения записей очень нравился писателю Георгу Кристофу Лихтенбергу (1742−1799), хотя его собственные записки, опубликованные посмертно в форме «Sudelbücher», лучше всего иллюстрировали первый из перечисленных трех этапов, представляя собой беспорядочное собрание афористичных мыслей и выдержек из книг. Восприятие купца как образца для подражания в деле составления заметок (идея об этом была высказана Цицероном в одной из речей) пережила период раннего Нового времени, однако приспособилась к новым технологиям: сторонник использования каталожных карточек в начале ХХ века, например, призывал следовать в этом примеру «бухгалтеров новой школы».
Несмотря на упоминание тетрадей купцов в качестве образца, главной причиной усиленного внимания к составлению заметок в XV и XVI веках стала гуманистическая педагогика. Стремясь инициировать возвращение к первоначальной чистоте классической латыни, гуманисты выступали за тщательное изучение образцов античной риторики, особенно путем копирования лучших мест из прочитанного в тетради, откуда эти цитаты можно было затем использовать для подражания и цитирования. Тетрадь служила готовым источником «многообразия» (copia) изящных формулировок, которое высоко ценились гуманистами как в устных, так и в письменных выступлениях. Но хотя гуманисты, прежде всего Гуарино да Верона (1370−1460), Эразм Роттердамский (1466−1536) и Хуан Луис Вивес (1492−1540), изложили принципы составления тетрадей общих мест, в которых фразы, достойные подражания, должны были записываться под тематическими заголовками, они не дали подробных практических инструкций в печатном виде. Первое руководство, посвященное исключительно эксцерпированию, или ведению записей в процессе чтения, было составлено для учащихся продвинутых классов, то есть классов риторики в иезуитских коллегиумах, Франческо Саккини (1570−1625), профессором риторики Римского коллегиума. «De ratione libros cum profectu legendi libellus» («Маленькая книжица о том, как читать книги с пользой») была опубликована в 1614 году, затем последовали еще шесть изданий, перевод на французский в 1786 году (для использования кальвинистами, судя по посвящению издания пастору из Женевы) и на немецкий — в 1832 году.