Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Дональд Каган. Пелопоннесская война. М.: Альпина нон-фикшн, 2023. Перевод с английского Никиты Белобородова, Максима Коробова; научный редактор Святослав Смирнов. Содержание
К этому времени участники движения уже публично заявили о своем намерении сменить государственный строй. Было еще не поздно отказаться от плана, сославшись на то, что Алкивиад ввел их в заблуждение или что он не в силах выполнить свои обещания. Именно так поступили триерарх Фрасибул и другие умеренные, после того как переговоры с Алкивиадом и Тиссаферном закончились провалом.
Некоторые из тех, кто остался верен движению, являли собой настоящих поборников олигархии, главной целью которых была резкая смена формы правления сама по себе. Другие же не разделяли столь крайних взглядов, но лишь были глубоко разочарованы пороками радикальной демократии и опасались ее дальнейших неверных шагов. Вероятно, последние также уверили себя в том, что государству нужно придерживаться строгой экономии, что было несовместимо с выплатой жалованья тем, кто занимает государственные должности и состоит на службе.
Однако обе эти группы оказались в весьма затруднительном положении. Они больше не могли делать вид, что стремятся добиться изменений в позиции Персии. Уход Фрасибула гарантировал, что имена заговорщиков станут известны их противникам, которые к тому же обретут хорошо осведомленного и талантливого лидера в лице самого Фрасибула. Тем, кто продолжал придерживаться прежнего курса, после того как исчезли последние надежды на помощь персов, грозило оказаться в роли врагов демократии и потенциальных тиранов, и эта роль становилась бы заметнее с каждым днем. И все же они решили поддерживать движение на плаву, тратя на него собственные деньги и неся все прочие издержки, но ни в коем случае не уступать Спарте.
Для коалиции пришло время уйти в подполье и превратиться в группу заговорщиков. Они определили три цели, достижение которых обещало им полный успех: взять под контроль базу флота на Самосе, создать благоприятные условия для олигархических переворотов по всей державе и, наконец, установить олигархию в Афинах. Следуя этому плану, они попытались заручиться на Самосе поддержкой гоплитов и крестьян, не так сильно привязанных к радикальной демократии, как те, кто служил во флоте. Они вступили в сговор с «влиятельнейшими гражданами» острова, чтобы учредить на нем олигархию.
Тем временем по завершении переговоров с Тиссаферном Писандр с половиной послов отплыл в Афины, заходя по пути в подконтрольные державе города и вводя в них олигархический строй. Остальные пять послов рассеялись по Эгеиде с той же целью, но в процессе столкнулись с трудностями. На Фасосе одному из заговорщиков, стратегу Диитрефу, вначале удалось свергнуть демократию и установить олигархическое правление. Однако вскоре, несмотря на установление олигархии в самих Афинах, фасосские олигархи, объединив усилия с олигархами в изгнании, стали укреплять свой остров на случай возможного нападения афинян и призвали к себе флот под командованием коринфского военачальника Тимолая. Олигархи Фасоса больше не нуждались в навязанной им извне «аристократии», имея шансы на «освобождение» в союзе со спартанцами.
Развитие событий на Фасосе подтвердило правоту Фриниха, который предупреждал, что одной лишь замены демократии олигархией может оказаться недостаточно для того, чтобы заставить зависимые государства смириться с афинским господством. Фукидид отмечает: «Лишь только они получили рациональный образ правления и перестали опасаться за самих себя, они обратились к настоящей свободе, не отдавая предпочтения обманчивой законности (эвномии), предлагаемой им афинянами».
Демократия свергнута
Несмотря на эту неудачу, Писандр не терял надежды на успех. В Афинах нанятые им радикалы из числа молодых аристократов уже расправились с несколькими ведущими демократами. Одним из загубленных был Андрокл — самый популярный на тот день политик, убитый не только потому, что он был «демагогом», то есть народным лидером, но и чтобы угодить Алкивиаду. По-видимому, исполнители еще не знали об изменении ситуации и о новых целях лидеров заговора, так как выдвигали старую программу, соответствовавшую требованиям умеренных. Они призывали сограждан прекратить выплату жалованья всем, кроме тех, кто несет военную службу, а также ограничить число полноправных граждан до 5000 человек, имеющих статус гоплита или выше.
В то же время эти молодые аристократы выборочно устраняли и других людей из числа своих политических противников, чему умеренные вряд ли были рады. Помимо Андрокла, «тайно умертвили они и нескольких других неудобных для них граждан». Эти убийства были частью политики террора, имевшей целью ослабить оппозицию и облегчить свержение демократии. Народное собрание и Совет продолжали проводить заседания, но теперь их повестка определялась членами движения. Они же были единственными, кто выступал с речами, поскольку несогласных удалось принудить к молчанию страхом: «Если же кто и осмеливался возражать, то тем или другим подходящим способом его немедленно умерщвляли». Убийц никто не преследовал, их не подвергали допросам и арестам, им не предъявляли обвинений и их не судили. Никому не доверяя, члены демократической партии боялись говорить друг с другом откровенно, ведь даже хорошо известные политики-«демагоги», такие как Писандр и Фриних, оказывались среди лидеров новой олигархии.
Так заговорщики создали атмосферу страха, в которой сумели захватить власть в государстве, не прибегая к грубой силе. Они действовали под маской законности, обоснованности всех процедур и согласия большинства. Созвав собрание, они предложили учредить комиссию из тридцати человек (синграфеев), включая десять пробулов, уполномоченную «в назначенный день» представить собранию проекты по введению «наилучшей государственной организации». Фактически этой группе дозволялось обсуждать смену государственного строя. Запуганное собрание беспрекословно согласилось.
В установленный день комиссия представила свой проект — не на холме Пникс в Афинах, как это было принято, а в одном-двух километрах от города на холме под названием Колонос Гиппиос. Возможно, так было сделано специально для того, чтобы еще больше запугать простой люд: если наличие вооруженной гоплитской стражи еще могло показаться резонным, поскольку собрание проводилось за пределами оборонительных стен и требовало охраны, то сам по себе перенос мероприятия на незнакомое место должен был вызвать тревогу. Синграфеи не дали никаких рекомендаций, касающихся безопасности государства или его наилучшего устройства, выдвинув вместо этого единственный законопроект: о том, что «каждый афинянин может безнаказанно предлагать что угодно». Это означало, что действовавший ранее запрет на внесение противозаконных предложений, графэ параномон, отменяется.
Учитывая, что собрание проходило в условиях устрашения и внешнего контроля, смысл этой меры состоял не в том, чтобы позволить всем свободно выражать свои мысли, а в том, чтобы служить законным прикрытием для тех, кто планировал переворот. В этих обстоятельствах единственным оратором стал Писандр. Он изложил программу заговорщиков. Выплата жалованья за государственную службу, не связанную с ведением войны, отныне прекращалась, за исключением должностей девяти архонтов, а также членов притании, каждый из которых должен был получать по полдрахмы в день. Центральным элементом представленной Писандром программы было учреждение Совета четырехсот, которому предстояло «управлять государством самодержавно по своему усмотрению». Выборы в этот орган должны были проходить сложным и непрямым путем. Мало кто сомневался, что в сложившейся атмосфере страха и угроз избраны будут кандидаты от заговорщиков. Также необходимо было составить перечень Пяти тысяч из граждан, принадлежавших к классу гоплитов и выше, Четыремстам же предоставлялось право созывать их в любое время по своему усмотрению.
Собрание без возражений одобрило эти меры, а затем было распущено. Переворот увенчался успехом. Демократия, правившая на протяжении почти целого столетия, сменялась режимом, при котором низшие сословия исключались из политической жизни, а управление государством переходило в руки узкой олигархии.
Хотя оговорка насчет созыва Пяти тысяч была обманом, в 411 г. до н. э. афинянам казалось, что эти предложения в целом укладываются в программу умеренных. Выплату жалованья требовалось сократить ради экономии денег для ведения войны, а радикальная демократия на время боевых действий должна была уступить место более ограниченному, но при этом умеренному правлению. Таким образом, Совет четырехсот можно было рассматривать в качестве временного органа, находящегося у власти лишь до тех пор, пока его полномочия не перейдут к Пяти тысячам.
Оставалось принять решение относительно Алкивиада и его обещаний привлечь Тиссаферна и персов на сторону Афин. Хотя Писандр знал, что надежд на это больше нет, не совсем ясно, успело ли известие о неудачной встрече с Тиссаферном дойти до умеренных сторонников движения. Вероятно, умеренные в Афинах продолжали поддерживать переворот потому, что еще не знали об итогах той встречи, но даже если они знали, у них все равно были причины не отклоняться от прежнего курса. Подобно умеренным на Самосе, не отказавшимся от своих планов даже после того, как им стало известно о крахе надежд на Алкивиада и Персию, афинские умеренные могли упорствовать по той причине, что, «пойдя уже на риск», не видели путей для отступления и теперь хотели довести дело до конца. Возможно также, что они в самом деле желали сохранить казенные деньги для воинов и полагали, что ограничение полноправного гражданства представителями имущих классов является лучшим способом помочь Афинам выстоять и победить в войне.
Вожди олигархов
Лидерами движения, поставившего своей целью ниспровержение демократии, были Писандр, Фриних, Антифонт и Ферамен. Первые двое, как и бóльшая часть Четырехсот, представляли собой лишь эгоистичных приспособленцев, действовавших из соображений личного честолюбия. Антифонт, однако, руководствовался иными мотивами. Пока Фриних и Писандр активно занимались публичной политикой, Антифонт предпочитал работать за кулисами. Кажется, он был первым профессиональным логографом в Афинах и заслужил восхищение Фукидида, отзывавшегося о нем как о человеке, «который мог всего больше помочь своими советами каждому, кто имел дело в суде и в народном собрании». При этом он не был сторонником демократии, и «к нему как к прославленному оратору народ относился с подозрением». Именно он являлся «лицом, устроившим все дело так, что оно могло достигнуть такого успеха, и задолго радевшим о нем». Судя по всему, Антифонт действительно верил в то, что для Афин будет лучше свергнуть демократию и утвердить вместо нее настоящую узкую олигархию. Он был готов приложить все усилия, пойти на что угодно ради достижения этой цели. По мнению Фукидида, это был человек, «никому из современников не уступавший в нравственных качествах, человек изобретательнейшего ума, прекраснейший оратор».
Но наиболее значимую роль в событиях 411 г. до н. э. суждено было сыграть Ферамену. Он также являлся самой противоречивой фигурой из четырех. Некоторые обвиняли его в том, что он олигарх и враг демократии, а противники называли его котурном — театральным сапогом, подходившим на любую ногу. Однако, как показывает весь жизненный путь Ферамена, он был патриотом и подлинным сторонником партии умеренных, искренне преданным идее передачи власти классу гоплитов, будь то в форме ограниченной демократии или с опорой на широкую олигархию.
Эти четверо, каждый из которых был движим своими собственными мотивами и философскими представлениями, поставили перед собой задачу «отнять свободу... у афинского народа, почти за сто лет до того низвергнувшего тиранов... [народа, который] не только никому не покорялся, но и привык к владычеству над другими в течение более половины этого периода».
Писандр не назвал точной даты перехода власти к новому режиму, и многие афиняне, вероятно, ожидали, что это произойдет не раньше чем через месяц, когда подойдет к концу годовой цикл переизбраний в Совете. Но заговорщики действовали стремительно, и уже 9 июня 411 г. до н. э., всего через несколько дней после собрания на Колоне, им удалось захватить власть. Они приступили к делу, когда афиняне разошлись по своим боевым постам на стенах и в сборных пунктах. Им помогали 4000–5000 вооруженных людей, призванных с Теноса, Андроса, Кариста и Эгины специально для совершения переворота.
Спрятав под одеяниями кинжалы и взяв с собой 120 молодых аристократов из тех, кто ранее терроризировал Афины, Четыреста ворвались в здание Совета. Они выплатили членам демократического Совета жалованье за оставшееся время службы, а затем велели им убираться. Получив деньги, те беспрекословно удалились, из прочих же граждан ни один не вмешался в происходящее. Четыреста, как было принято в старом Совете, по жребию выбрали пританов и архонтов, а затем совершили обычные при вступлении в должность молитвы и жертвоприношения. Они изо всех сил старались сохранить ощущение преемственности, нормальности и законности, но лишь немногие обманывались на этот счет. Впервые после изгнания тиранов из рода Писистратидов в 510 г. до н. э. государственная власть в Афинах была захвачена при помощи угроз и насилия.