В честь близящегося праздника «Горький» решил порадовать вас кое-чем экспериментальным и неканоничным: Глеб Колондо, драматург и наш постоянный автор, на волне ностальгии по детству и 1990-м зарылся с головой в домашний VHS-архив и предался мечтам о том, как могла бы выглядеть сегодня семейная новогодняя кинокомедия, действие которой разворачивается в диковатом, но душевном антураже ельцинской эпохи. Результатом стал этот текст — нечто среднее между наброском сценарного плана, мемуарным коллажем и хоум-тейп археологией, — и мы, вопреки так называемому здравому смыслу, предлагаем вам с ним ознакомиться. С наступающим.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Кинематограф сегодня все чаще воздает должное последнему десятилетию XX века. Но при этом мы, как в том старом анекдоте, где из советских комплектующих при любом раскладе получался только автомат Калашникова, всякий раз видим на экране примерно одно и то же: либо криминальную драму, либо историю взросления — как будто при Ельцине все только и делали, что криминально драматизировали и взрослели.

Нет, ну все это было, конечно, но ведь есть и другие варианты.

Так вышло, что 1990-е — время моего детства, причем счастливого: видимо поэтому мне и кажется, что антураж тех лет прекрасно подошел бы для семейного новогоднего фильма. Впервые я задумался об этом, изучая домашний VHS-архив: еще в конце 1980-х родители обзавелись видеокамерой и снимали все подряд, особенно в праздники.

Я решил прикинуть, каким может быть фильм, которому под силу хотя бы отчасти импортозаместить для миллениалов «Гарри Поттера» и «Реальную любовь», и набросал что-то вроде эскиза, в котором подробно описываются атмосфера и сеттинг грядущей кинокартины, намечаются герои и сюжетные линии, есть даже кое-какие соображения насчет саундтрека — хотя считать нижеследующее всего лишь игрой ностальгического ума тоже не возбраняется.

Детский утренник с лего-рыцарями и платьями из пакетов

Советские и постсоветские утренники с визионерским пиршеством в виде рукодельных костюмов давно стали онлайн-притчей во языцех, однако герои нашего фильма посетят не рядовой праздник в детсаду или в школе, а самодеятельное представление, организованное красноярским Домом архитектора.

Творческая интеллигенция — народ особый: у нее и фантазия позаковыристее, и руки в плане ИЗО растут если не прям откуда надо, то хотя бы затейливо. В толпе детей на старой пленке можно заметить идеально квадратного робота, похожего на механического зайца из 14-го выпуска «Ну, погоди!», бледнолицего вурдалака с нарисованной щетиной, призрака в лохмотьях и сразу двух Бэтменов с помятыми ушами и обалдевшими лицами. Им было от чего обалдеть.

На входе гостей встречал андрогинный и гиперактивный Буратино в по-тюзовски насыщенном вырвиглазном гриме. Из-под аутентичного полосатого колпака торчали стружки — деревянные волосы, а поверх рубашки сказочный мальчик натянул фирменный пакет «Лего». Сегодня эта деталь кажется странной, но в 1990-е конструктор был популярнее, чем теперь: его рекламировали по ТВ, для чего даже существовала отдельная телепрограмма. В то время все дети мечтали о «Лего», но позволить себе его могла далеко не каждая семья. Так что для многих полиэтиленовый наряд постсоветского Пиноккио наверняка был его самой привлекательной частью.

Вел себя Буратино довольно жутко. Обращаясь к зрителям, он истерически громко кричал, а то, что он говорил, не имело никакого отношения к происходящему.

— Здравствуйте, дорогие комарики! — надрывался герой «Золотого ключика» и тут же одергивал сам себя: — Нет! Кузнечики!

— Здрав-ствуй-те! — послушно скандировали дети. Подумаешь, большое дело: артист с чего-то решил, что перед ним насекомые.

Это была разминка. После нее появился дракон — почему бы и нет? — и повел всех в соседний зал, смотреть собственно представление. Началось оно нестандартно: Буратино вывел на сцену фею и объявил, что сейчас «она до каждого дотронется, и все дети будут счастливыми».

Много лет спустя я узнал, что на самом деле это была очень продвинутая штука — иммерсивный театр, но тогда мне совершенно не хотелось, чтобы незнакомые люди, пусть даже с добрыми намерениями, нарушали мое личное пространство. Я постарался отодвинуться от феи как можно дальше. Получилось — дотронуться до меня она не смогла.

Следом за феей вышел традиционный главный герой — Дед Мороз с хоккейной клюшкой вместо посоха. Парадоксальным образом он казался ненастоящим из-за того, что носил не длинную бутафорскую бороду, а свою собственную, натуральную, серо-седую.

Стало еще интереснее, когда добрый волшебник, немного путаясь в проводах от микрофона, принялся хорошо поставленным зловещим голосом читать стихотворение, в котором обещал съесть весь снег и оставить человечество без зимы — в общем, учинить экологическую катастрофу. Правда, под конец он признался, что пошутил и глотать затвердевшую воду не станет, но доверие к нему уже было подорвано.

Утренник меж тем набирал обороты, все увереннее сворачивая в сторону жанра хоррор. К Деду Морозу вышла пожилая женщина с огромным бутафорским носом и девичьей косой, которая стала утверждать, что она его внучка — Снегурочка. От таких дел дедушка, видать, и сам струхнул, потому что робко спросил у аудитории:

— Ребята, это правда, да?..

— Нееееееет! — в дружном ужасе откликнулись дети.

К счастью, Дед Мороз оказался не промах и позвал на помощь лего-рыцарей. Парни-подростки, косплеящие персонажей из серий Western и Castle, пубертатными ломающимися голосами спели песню «Лего-остров, лего-остров, жить на нем легко и просто». Это подействовало: Баба-яга притихла и решила сменить наряд Снегурочки на что-нибудь помоднее. Специально для старушки организовали показ мод: девочки в платьях, сделанных, кажется, из черных полиэтиленовых пакетов или вроде того, по очереди вышагивали под импортную музыку.

Чем кончилось противостояние сил добра с Бабой-ягой, я так и не узнал: мы отправились на другой праздник, который проводился городским Водоканалом — нас вписали туда по знакомству. Культурная программа там, конечно, была на порядок скучнее, зато всех бесплатно кормили пирожными и дарили подарки, а это тоже важное дело.

Танец снежной бабы и плюшевый душитель Цекало

В 1990-е мы не знали, что многое из того, что нам показывают по телевизору, рано или поздно окажется в свободном доступе в сети, поэтому иногда ловили в объектив камеры ламповый (в буквальном смысле) экран. Сегодня эти кадры напоминают в том числе о том, какие программы предлагало советское, а затем российское телевидение в праздничные дни, заодно подсказывая идеи для ТВ-фона, под который будут резать салаты герои нашей гипотетической постановки.

В декабре 1990 года, как и годы спустя, в телеке был Филипп Киркоров, еще молодой, кудрявый и не охмуренный Пугачевой.

30 декабря 1992 года папа зафиксировал для потомков, как мама разделывает на кухне мясо в компании крошки-телевизора, транслирующего выступление Дмитрия Хворостовского. Розовая плоть, кусочки сала и черно-белые оперные арии: если ваше жилище в праздники выглядит иначе, даже не пытайтесь меня приглашать.

31 декабря 1994 года у нас дома накрывали стол под матч-реванш легендарной команды Алексея Блинова в интеллектуальном казино «Что? Где? Когда?». В 2022-м сложно даже представить, что в новогодний вечер телевизор может сначала пропеть мрачную арию Je crains de lui parler la nuit из «Пиковой дамы», а затем хмурые усатые дяденьки в прямом эфире возьмутся за решение сложных вопросов, успевая в перерывах курить, пить и наблюдать за танцами полуобнаженных красоток. Есть мнение, что в 1990-е режиссером «Что? Где? Когда?» был Госпар Ноэ.

31 декабря 1997 года, снимая на камеру телевизор и переключая каналы, папа пролистывает фильмы «Ирония судьбы, или С легким паром!» и «Иван Васильевич меняет профессию», останавливая выбор на канале РТР. Еще бы: там главного тогдашнего шоумена «второй кнопки», Игоря Угольникова, душил кукольный кабаре-дуэт «Академия» — плюшевые Лолита Милявская и Александр Цекало.

Увы, знаменитую лебединую песню президента Ельцина 31 декабря 1999 года записать на видео не удалось. Отец вспомнил про камеру, когда «я устал, я ухожу» и прочее уже прозвучало, а на смену политическим лидерам пришли эстрадные. Первым человеком, возникшим перед страной в 2000 году, предсказуемо стала Алла Пугачева в белоснежном балахоне.

При всем уважении к Алле Борисовне, примадонной нашего праздника в тот раз оказалась не она, а бабушка, которая сперва возмущалась, почему до сих пор не показали новогодний выпуск «Поле чудес», а затем потихоньку отлучилась в соседнюю комнату и вернулась в самодельном костюме снежной бабы. К этому сюрпризу остальные готовы не были: снеговик в маске появился с громкими песнями и удалым танцем. В результате младший брат заревел, а папа подумал, что в квартиру каким-то образом пробрались колядующие язычники, и едва не ринулся нас всех спасать, но в последний момент узнал голос тещи.

Заснять телевизор в момент официального перехода из старого года в новый удалось в ночь на 1 января 1998 года. Традиционный бой часов на Спасской башне сменила «Патриотическая песня» Глинки — гимн России 1990-х, для которого так и не удосужились придумать слова. Он пробыл главной музыкой страны десять лет, а в 2000 году уступил место гимну СССР в постсоветской редакции.

Под гимн мы весело валяем дурака, кидаясь серпантином, который выскочил из старой хлопушки, и поздравляем друг друга со всем подряд — с новосельем и с днем Восьмого марта. Тогда мы, конечно, не знали, что уже через пару лет начнутся совсем другие танцы.

«Гремлины» и дедочек-голубочек

30 декабря 1996 года мы с мамой пришли в гости к ее подруге, устроившей у себя дома вечеринку-маскарад для знакомых с детьми. На вечере играла популярная музыка, из которой легко можно собрать для фильма атмосферный саундтрек.

На пороге нас встретил «Семечек стакан» («А он такой, мой новый парень, просто чумовой») Алены Апиной. Потом были «Расскажи» Дианы и «Стежки-дорожки» группы «Рок-Острова». Хоровод мы водили под «А когда на море качка» Евгения Осина и «Кому это надо» («Что ты веселишься, милый мой дедочек, что ты веселишься, лысый голубочек?») Вики Цыгановой.

Из иностранного была только Macarena дуэта Los del Rio. Соответствующие движения одноименного танца знали и повторяли все, кроме самых маленьких.

Костюмы у гостей здесь хоть и не такие сочные, как в Доме архитектора, но пару персонажей из рубрики «только в 1990-е» отыскать все равно можно. Парень лет одиннадцати перевоплотился в румяную девушку-цыганку — сегодня за такое травести могли бы наговорить всякого обидного, но тогда всем было просто по приколу.

Одна маленькая девочка в аккуратном платьице всюду таскала за собой большого пушистого персонажа из фильма «Гремлины». Когда на вечеринку прибыл стройный Дед Мороз, говоривший высоким женским голосом, все стали читать ему стихи, а девочка вместо стишка рассказала о том, как ее игрушечный друг «начал всех бить и все разломал там». Видимо, ужастик Джо Данте произвел на нее неизгладимое впечатление.

Да, есть еще одна мелодия, которая непременно должна войти в официальный саундтрек будущего фильма: это писклявые переливы китайских гирлянд. Такие гирлянды быстро выходили из строя, а еще они лихорадочно мигали, словно дразня эпилептиков. Но в 1990-е это украшение казалось настоящим чудом — так вот ты какая, светомузыка Свиридова.

Игры в телевидение и монтажные фокусы

Наверное, уже понятно, что одним из героев новогоднего фильма о 1990-х непременно должен стать человек, который, следуя заветам песни из программы «Сам себе режиссер», не расстается с видеокамерой — вроде моих родителей, которые очень любили взвалить на плечо немаленький агрегат фирмы «Панасоник» и в праздничный день нагрянуть к кому-нибудь из знакомых.

Съемка видео в домашних условиях тогда была ну очень в новинку. Люди стеснялись, не знали, как себя вести, и, пытаясь побороть смущение, начинали кривляться, плясать или говорить глупости.

Накануне нового 1991 года папа, дурачась, изображал журналиста «с центрального телевидения» и задавал всем вопрос: «Чем вам запомнился уходящий год?». Одни мрачно констатировали: «Надеюсь, следующий будет лучше». Другие в праздничной эйфории щеголяли молодежным словцом: «Год был чумовым!» Третьи хвастались полученным в подарок набором пластиковых стаканов — в те годы такая посуда вполне могли оттеснить на второй план дефицит, политическую нестабильность и прочие неприятные обстоятельства последних месяцев существования СССР.

Передав камеру маме, отец сам появляется в кадре, чтобы спародировать типичное появление на ТВ рядового советского гражданина начала 1990-х. Сначала, опустив глаза вниз, он робко бормочет, что прошедший год был «ничего», а затем, «заметив» камеру, пугается и громко объявляет: «У нас все хорошо, слава КПСС, ура!»

Другим не менее увлекательным видеоразвлечением были так называемые «фокусы». Словно Жорж Мельес в конце XIX века, родители открыли для себя внутрикадровый монтаж, с помощью которого можно было разыгрывать сценки с мгновенным исчезновением людей или предметов.

Типичный пример: мама зажала в зубах огурец, папа размахивается, собираясь помочь огурцу проскочить в рот. Склейка. Огурец во рту, у папы кулак в помаде. Всем весело.

А вот мой любимый фокус — правда, это было уже летом: таинственное исчезновение пластиковой бутылки USA-Cola с одновременной рекламой популярных газированных напитков.

По воспоминаниям родителей, главное удовольствие от подобных съемок заключалось в том, чтобы сразу же подсоединить камеру к телевизору, посмотреть, что вышло, и посмеяться над собой и другими. Но прошли годы, и теперь эти записи — документы времени, из которых можно больше узнать о том, каким был мир и люди в теперь уже невероятно далеких от нас 1990-х годах. И даже если на основе этого не удастся сделать фильм, всегда можно просто изучить семейный вариант отечественной истории, который ничуть не менее (если даже не более) важен, чем обезличенная история государства.