Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Как и многие государственные учреждения, библиотечные системы очень неоднородны. Оно и к лучшему, но в итоге создать обобщенный портрет российской библиотеки (даже только публичной) довольно сложно, если вообще возможно. Получится средняя температура по больнице из анекдота. В Петербурге, и тем более в области, есть библиотеки, которые до сих пор выдают книги по бумажным формулярам, тогда как большинство давно перешло на электронные базы данных. В одном месте действительно увидишь старые стеллажи, в другом — свежий ремонт. Цензура где-то держит за горло, где-то только слегка сжимает. И это в рамках одного города — что говорить о целой стране. Так что мы неизбежно будем говорить скорее о личном опыте. Но я все же попробую устроить своего рода тур по условной питерской библиотеке и рассказать, как она выживает в отнюдь не дивном новом мире.
Знакомство
Любое пространство формируется из представлений о том, каким оно должно быть, но в случае с современной библиотекой представления самые противоречивые не только у читателей, но и у сотрудников, и у администрации. С одной стороны, от библиотеки требуют шагать в ногу со временем: вести соцсети, привлекать молодежную аудиторию и все такое. Одновременно «сверху» спускаются требования по посещаемости и книговыдаче — прямо как план продаж в магазинах. Еще есть набор обязательных мероприятий, например к памятным датам. Надо добавить и что-то от себя, чтобы отчитаться в конце квартала о своей эффективности. Разумеется, тоже что-то стильное, модное, молодежное. Не хватит посещений или не будет всех нужных мероприятий — не видать прибавки к зарплате.
С другой стороны, представление о реальной работе библиотекарей у чиновников самое абстрактное, не говоря уже об их видении стильного и модного. Это усугубляется кондовой пропагандой, и в результате рождаются разного рода кадавры: деловые игры о том, как участвовать в выборах, и увлекательные конкурсы ко Дню призывника.
С третьей стороны, сами сотрудники — люди разные. Заведующие и главы отделов, то есть руководство на местах, зачастую не хотят перемен. Верхушка ЦБС, то есть системы, объединяющей библиотеки района, как правило, покреативней, но тоже мыслит показателями. Поэтому распоряжение, например, провести крутой паблик-ток сваливается на мало что понимающее в этом руководство библиотеки, а оттуда уже стекает к рядовому сотруднику. А тому, помимо крутых паблик-токов, надо еще помогать людям найти литературу, расставлять книги по полкам, принимать новое, списывать устаревшее и писать бесконечные отчеты.
Так что дальше все зависит от сотрудников, а еще, конечно, от денег — ведь за всем этим творческим зудом часто кроется вопрос выбивания бюджетов и повышений. В итоге читатель может прийти на приятный концерт или толковую лекцию, а может попасть на «перфоманс», на котором школьники будут размахивать флагами под слоганы вроде «Мы за освобождение России от иностранного влияния». А фоном — музыка из «Пиратов Карибского моря» (ирония, прошедшая незамеченной, — номер с гордостью представили в финале одного крупного конкурса).
Так что, подойдя к двери библиотеки или зайдя на сайт, вы можете как испытать острый приступ финского стыда, так и обнаружить что-то действительно интересное. Предположим, что афиши так или иначе нас не отвратили, и зайдем внутрь.
Давно пестуемый властями проект модельных библиотек имел шансы добраться до места, куда мы заходим. Модельная — значит, shiny and new: ремонт, интересный дизайн, изобретательное зонирование и, конечно, мероприятия нового формата, современные технологии — словом, красота. Впрочем, даже если обновление до библиотеки не дошло, вам, скорее всего, выдадут пластиковый билет, а книги можно будет сдать или записать на станции самообслуживания. А рядом будет стоять книжная выставка: если вам повезет, она будет называться, скажем, «Даль, Галь и Розенталь», а если нет — увидите что-то типа «Не держи на жизнь обиду, что родился инвалидом» (все названия не выдуманные).
Но кто, собственно, оказывается в этом пространстве? Кто мы с вами?
Посетители
У самих пришедших впервые читателей нередко бытует убеждение, что в библиотеках людей очень мало и это в основном старушки. Что совсем не мешает популярному мнению, что мужчины и мальчики читают больше женщин и девочек. Однако статистика говорит совсем другое.
Каждый день через библиотеку в среднем проходят десятки, даже сотни человек. Это чаще женщины, чем мужчины, — женщины вообще читают больше. Добрую половину этого потока, если не больше, составляют родители, берущие книги для детей, и сами дети. Это и школьники со списками программной литературы, и совсем малыши с развивающими книжками. Родители в огромных количествах уносят произведения скандинавских авторов, берут и советскую классику, и детективы Анны Старобинец, и бессменных «Котов-воителей». В одной библиотеке с начала войны и до конца августа 2023 года было сорок девять тысяч посещений одних только детей до четырнадцати лет. Взрослый отдел может похвастаться примерно таким же количеством посещений от читателей всех возрастов вместе взятых.
Подростков лет 12–14, как правило, не особенно много. Всех прочих официальная статистика делит на две группы: 15–35 лет и 35+. Во многих библиотеках вторых ровно в два раза больше, чем первых, хотя есть исключения — те самые мод(ель)ные библиотеки со свежим ремонтом и креативным персоналом.
Если посмотреть данные за пару последних предвоенных лет, окажется, что тогда молодежи было заметно меньше. Тут надо учитывать пандемию — тогда вообще всех было заметно меньше, — но изменилась именно доля молодых людей от общего числа посетителей.
И наконец, кажется, что больше всего будет читателей с высшим образованием, однако это не совсем так: их примерно половина от числа всех взрослых.
Если спросить самих библиотекарей, изменились ли читатели за последние два года, то одни ответят, что не замечают разницы, а другие скажут, что люди стали более нервными и злыми, придирчивыми. Сотрудники детских отделов пожалуются на безумных родителей, с лупой ищущих в книгах опасное содержание. Но это, конечно, всего лишь личный опыт, а не статистика.
Тем более что библиотека — законное пристанище странных. В каждой будет «свой» шизофреник, здесь зависают одинокие, несоциализированные дети, сюда заходят местные алкоголики почитать или посидеть в интернете... Скандальностью или причудливым запросом здесь никого не удивить.
Да и сами библиотекари — часто люди странные. И конечно, мы все знаем, как они выглядят. Нас встретит пожилая женщина в очках, которая строго скажет: «Тишина должна быть в библиотеке». Но так ли это на самом деле?
Сотрудники
Довольно долгое время библиотечная среда отличалась (и отчасти отличается до сих пор) большим снобизмом. Лет десять назад даже человека с библиотечным образованием, проработавшего несколько лет в книжном магазине, не везде взяли бы на работу. Что уж говорить о людях вообще без профильного. Да и зарплата библиотекаря была и, в зависимости от конкретного места, по сей день остается небольшой или даже совсем нищенской. Так что стереотип в кои-то веки был верен, но в последние несколько лет ситуация начала сильно меняться.
С появлением денег и новых веяний пришли и молодые библиотекари со свежими идеями и проектами. В итоге портрет среднего петербургского библиотекаря стал мерцать: это одновременно женщина за пятьдесят и молодая девушка или, реже, парень. И чем крупнее и значимее библиотека, тем больше в ней будет молодых в целом и мужчин в частности.
Но потом в Украине начались военные действия. Количество молодых и либеральных, как и везде, подсократилось. Даже в самом оппозиционном месте приходится уворачиваться от провластных инициатив — либо делать это с фигой в кармане. Как и везде, формально никто не заставляет вас делать игры ко Дню призывника, носить георгиевскую ленту и тем более участвовать в голосованиях. На практике степень давления зависит от начальства и может быть довольно серьезной. Плюс постоянный, почти незримый, но от того не менее унизительный поводок политики по фонду...
Но сперва надо разобраться, как вообще выглядит библиотечный фонд.
Библиотечный фонд
Фонд — это, грубо говоря, вообще все, что хранится в библиотеке: книги, журналы, газеты, иногда архивные документы. Но в основном речь, конечно же, о книгах. В среднем библиотечный фонд насчитывает несколько десятков тысяч книг — например, семьдесят или восемьдесят тысяч — вполне солидная цифра. Но если в провинции новая литература иногда не поступает в библиотеки годами, то в Петербурге пополнения приходят каждые несколько месяцев. Это и новинки книжного рынка, и свежие издания классики взамен состарившихся томов, и замены для потерянных и украденных книг. Но кто решает, чему стоять на полке, а чему нет?
Литературу выбирает отдел комплектования. Библиотеки собирают запросы читателей и просят отдел учесть их, а тот уже решает, что закупить, — как по запросу, так и просто на свое усмотрение. Иногда это выглядит странно: например, вторая и третья книга цикла в наличии, а первой нет, или наоборот. Что делать, если книги нет в библиотеке? Заказать ее из соседней или даже из другого района. Система довольно удобная, она работает, хотя и медленно (никаких курьеров, само собой, нет). Можно посмотреть на сайте, доступна ли книга, забронировать, заказать доставку в удобную вам библиотеку — словом, будущее наступило.
Но некоторые книги почему-то всегда оказываются недоступны. В библиотеке они числятся, а взять их нельзя, но не потому что их отрывают с руками читатели. Как минимум одна такая книга хранится в фондах, просто выдавать ее запрещено — и да, это Та Самая Книга (попробуйте угадать самое страшное и скандальное издание последней пары лет, не заглядывая в следующий абзац).
Запрет этот неофициальный и нигде не зафиксированный. В Москве он распространяется и на другие книги, тоже абсолютно неофициально признанные «пропагандой ЛГБТ». Но в Петербурге достоверно известно только о «Лете в пионерском галстуке».
Кстати, книга гордо причислена к разделу украинской литературы, хотя одна из авторок — россиянка. Библиотечные шифры вообще — отдельная темная чаща. Стопроцентно украинские Дмитрий Громов и Олег Ладыженский (пишущие под псевдонимом Генри Лайон Олди) считаются российской литературой. Почему? Тайна сия велика.
Однако есть и другие ранжиры запретности. Здесь все тоже зыбко и сугубо неофициально. Точнее, списки и санкции определяются руководством ЦБС, но каждый начальник решает сам с собою, что с этими книгами делать. Законодательство тут и роли-то особой не играет. В одной системе иноагентам после ужесточения закона дали рейтинг «18+» и запретили упоминать их в публичном пространстве — ставить на выставки, например, или писать рецензии. Однако обязательной по закону плашки на этих книгах не стоит. А что касается ЛГБТ-литературы, то и санкции, и само внесение книги в роковой список — вопрос сугубо кулуарный. Один сотрудник предложил, другой одобрил, третий поставил наклейку. Книга не исчезает из фонда, но пропадает из публичного пространства. Многие люди просто не в курсе, что это вообще происходит: «А что, и до библиотек добралось?»
И если политика относительно иноагентов стала пугающей только недавно, то цензура ЛГБТ-контента ужесточалась и до 24 февраля. Для начала, книги 18+ нельзя брать несовершеннолетним даже с разрешения родителей (16+ можно). В какой-то момент все книги с рейтингом выделили в отдельное гетто, где их случайно не могли бы полистать дети. Потом, уже после нового закона о пропаганде, появился список «экстремистских материалов», и книги поделились на «просто» 18+ и особо злостные 18+, где содержится та самая пропаганда. А кроется она в «Содоме и Гоморре» Пруста, «Шутовском колпаке» Дарьи Вильке, романах Кассандры Клэр, «Я исповедуюсь» Жауме Кабре и так далее. Список длинный, и, хотя из него можно почерпнуть несколько хороших произведений, их ничего не связывает, даже тема ЛГБТ, потому что во многих из них и нет никаких квир-персонажей или они упоминаются мимоходом. Общего разве что паранойя вокруг.
Тема для отдельного интересного разговора — почему конкретные книги привлекают внимание. Иногда явно сыграла свою роль экранизация, в которую добавили ЛГБТ-линию. Иногда библиотекарь, похоже, не читал книгу, а испугался, едва ее полистав. Без разговора с самими цензорами наверняка это не узнать. В списках они обычно указывают причину просто: «Книга содержит пропаганду однополых отношений». Однако можно посмотреть служебные записки, где сотрудники пытаются отбить попавшие в список книги, доказывая, что «Голодные игры» — «культовое произведение, возвращающее подросткам интерес к чтению», «Шесть невозможных возможностей» Фионы Вуд «адресована исключительно детям», а «А введение в сексологию» Игоря Кона «ничего не пропагандирует». И это, как ни странно, иногда работает. Удалось снять плашку даже с книги Дэвида Уэльямса с говорящим названием «Мальчик в платье». Это именно то, что написано на упаковке: герой любит переодеваться в платья и страдает от своей инаковости, пока в финале не находит принятие. Почему же это не пропаганда ЛГБТ? Потому что это «книга о терпимости и свободе личности», говорится в служебном документе. Сотрудники формируют свой язык для разговора о цензуре: если книга детская и культовая, значит, хорошая, а если хорошая — то без геев и смены пола.
Еще более теневой процесс — изъятие книг с «нацистской символикой». Началось оно еще до 24 февраля. Никто не знает, что это вообще за символика такая, никаких списков и официальных распоряжений на этот счет нет, поэтому в спецхран уходят любые издания с изображением солдат вермахта, свастикой и даже просто фотографией Гитлера. Предполагается, что эти книги, будь то шпионский детектив или энциклопедия о Второй мировой, отправятся на уничтожение, но пока они зависли в библиотечном лимбе.
На практике всех этих подковерных процессов читатель не видит. Просто какие-то книги реже попадаются ему на глаза. Дискомфорт начинается, когда, скажем, девочка не может взять «Песнь Ахилла», а мальчик — «Метро 2033» (Дмитрий Глуховский — иноагент), однако и тут люди, уже не особо удивляясь, выкручиваются так или иначе.
Но, раз уж зашла об этом речь, что люди обычно уносят с собой из библиотеки?
Вкусы читателей
В целом до войны читатели предпочитали детективы, триллеры, фантастику, любовные романы, «куриный бульон для души» разных видов и, конечно, книги по психологии и саморазвитию. После 24 февраля при работе с людьми можно заметить частные тенденции: сразу после начала войны самой популярной книгой в моей библиотеке была «Сказать жизни „Да!“» Виктора Франкла. Примерно тогда же самым частым запросом стал «1984» и исторический нон-фикшн. Оруэлл на пике популярности до сих пор, но теперь запрос как будто разбился на отдельные ручейки. Немногочисленная группа, берущая Прилепина и Проханова, просит принести им все, что написал Владимир Мединский: «У него и художественное произведение есть? Несите. Мне кажется, он не мог написать что-то плохое».
(Да, Мединский написал роман под названием «Стена». Исторический роман.)
Другая столь же небольшая группа смело спрашивает у библиотекарей книги Екатерины ШульманПризнана «иностранным агентом» и Михаила ЗыгаряПризнан «иностранным агентом».
Но большинство все так же читает то же, что читало всегда, и, по моему опыту, делает это даже яростней, чем раньше, читает больше, жадно. Люди как будто, не увидев ничего хорошего в большом мире, переключились на мир малый и стараются снизить уровень стресса — и даже самые горячие ненавистники прогнившего Запада просят подобрать им «уютные» зарубежные романы о любви и семье или детективы поинтереснее. Сейчас самый часто звучащий запрос такой: «Чтоб было не оторваться».
Разве что читателей, десятками глотавших романы о попаданцах, «Сталкеров» и серию «Метро», стало гораздо меньше. Почему-то.