Снежные всполохи вьются над головами двух случайных бродяг, пока они, отчаявшись найти верный след, бредут сквозь белые холмы в сторону последнего отблеска света, что пробивается из-под каймы облаков. Вдруг — поле, военное кладбище с идеально ровными рядами могильных камней. Вдруг — сверкающее голубое лето проливается сквозь снега, на разверзшемся небе появляются ангелы на велосипедах, их огромные лица исполосованы светом и полны сострадания. Первый бродяга замирает в благоговейном трепете, второй, раскинув руки, выкрикивает одно и то же бессмысленное слово: «Драйв-ин, драйв-ин!», — что бы это ни значило. Хотя, погодите, — ну конечно! — драйв-ин, кинотеатр под открытым небом. «Они крутят киношку в сраный буран!» Так это не могильные камни, а динамики. Не ангелы, а кинозвезды. И ни души вокруг, ни одной машины, даже случайно брошенной, заглохшей когда-то тому назад. Через пару минут, прямо посреди вихрящегося танца экран гаснет, кинолето обрывается. Ни людей, ни ангелов, ни звуков — ничего, лишь сбившееся дыхание в темноте.
Этот эпизод из раннего рассказа американского писателя Дениса Джонсона Emergency дает, пожалуй, наиболее точное представление о его прозе в целом. Байка, нелепица, анекдот, черная шутка, безумная идея, вырастающая до масштабов сакральной поэзии и тут же низвергаемая обратно — в подбашмачную пыль, в опилки, наледь и труху. Но тот миг нахлынувшей немоты, случайной левитации, чистой субъективности все равно оказывается самым важным — и прекрасным. Даже если причина, по которой твой разум воспарил над землей, ничтожна, даже если в ее основе лежит ложь, иллюзия, обман зрения, это не так уж важно. Тех нескольких секунд у тебя никому не отнять. Красота и грандиозность вселенского замысла (хотя вот ты уже снова говоришь себе: никакого замысла нет — просто, ну как еще это назвать?) время от времени приоткрываются всем в одинаковой мере — и молодому поэту, в неокрепших стихах которого уже читается уготованное ему величие, и наркоману, и домушнику, и пропойце.
Жизнь — это дар морской девы, неуловимого фантома, возникающего перед физическим взором лишь на мгновение, принимающего самые разные обличия, и главное в такие моменты — уметь его (скорее все же, ее) распознать. Так, например, русалка в одном из последних рассказов Джонсона, вошедших в его новый сборник, изданный посмертно в середине января 2018 года, оборачивается карнавального вида певичкой, скучающей у стойки бара, невольницей которого она стала примерно вечность назад. Твоя задача — разглядеть в ней ту самую морскую деву, и если тебе это удалось, то, значит, хотя бы отчасти ты ненапрасно пользуешься дарованными тебе благами. The Largesse of the Sea Maiden, «Щедроты морской девы», — так называется последняя книга Дениса Джонсона.
Все рассказы здесь написаны от первого лица. Вот один из героев, облаченный в очередное «я», любуется телефонным аппаратом, висящим на кухонной стене: изящный глянцево-синий корпус, трубка похожа на дамскую шляпку. Телефон начинает звонить, определитель выдает десять цифр неизвестного номера, отвечать не хочется. И все же, после нескольких секунд сомнений: «Алло». Это звонит из хосписа его первая жена Джинни, чтобы попрощаться. Она говорит, что хочет простить ему ту боль, которую он причинил ей сорок лет назад, но не уверена, сумеет ли. Он отвечает, внезапно расчувствовавшись, что до сих пор ненавидит себя за всю оброненную ложь и укрытую правду. Однако во время этой исповеди к нему приходит крайне неприятное осознание, что из-за помех в трубке он, возможно, ослышался, и это не Джинни, первая жена, а Дженни, вторая, с которой они сошлись и расстались примерно в те же годы. И что самое скверное — по большому счету не так уж важно, перед кем он сейчас извиняется: состав преступлений в обоих случаях примерно один и тот же.
А вот история бывшего университетского преподавателя о его дружбе с вышеупомянутым молодым поэтом — Маркусом Ахирном, который, кстати сказать, вовсе не считает написание стихов главным делом своей жизни: он помешан на идее, что мертворожденный близнец Элвиса Пресли на самом деле не умирал, а в определенный момент и вовсе заменил собой сторчавшегося Короля. Десятилетиями Марк пытается найти доказательства безумной теории. Делает он это в память о мертворожденном близнеце своего старшего брата. Кульминацией рассказа (надо сказать, самого смешного в сборнике — на первый взгляд, даже несколько дурашливого, полного разнообразной конспирологической мути) становится гибель еще двух близнецов — башен Всемирного Торгового Центра. Самый смешной рассказ в итоге оказывается и самым страшным.
Денис Джонсон в 1976 году
Фото: Р. Н. Джонсон
Здесь мне самому придется прибегнуть к использованию первого лица: эти несколько страниц — лучшее описание событий 11 сентября 2001 года в американской литературе из всех, что я читал. Уистан Хью Оден говорил, что так надо писать о сексе — как бы с позиции пятилетнего ребенка, оставив все известные литературные приемы за пределами рабочего стола, забыв об иносказательности и метафорах, называя вещи только своими именами. Как раз таким наивно-репортажным способом Денис Джонсон пишет про 9/11: незамутненность взгляда, какое-то детское, непреходящее удивление и детский же испуг. Взгляд не задерживается на общей картине, потому что человеческому сознанию ее не вместить. Мы видим лишь несколько последовательных сцен так, как мог бы их увидеть случайный прохожий, спешивший тем нью-йоркским утром на ланч. А потом — склейка, прошло четыре месяца, жизнь продолжает себя: близнецы Пресли, поэтические чтения, мелочные недомолвки.
В рассказе Triumph Over the Grave Джонсон фактически описал собственную смерть: шестидесятисемилетний беллетрист, лауреат литературных премий, любимец критиков и читателей умирает от рака в своем доме в Калифорнии. Буквально до последних дней многие даже не догадываются о его диагнозе, потому что внешне, не считая некоторых проявившихся поведенческих странностей, все вроде бы в порядке. Поэтому для большинства его смерть оказывается полнейшей неожиданностью. Ровно так все произошло в жизни. Разве что с месяцем он ошибся. В рассказе — июнь. Денис Джонсон умер 24 мая 2017 года. Автор девяти романов, двух сборников рассказов, десятков стихотворений и нескольких пьес. Лауреат Национальной книжной премии США и дважды финалист Пулитцеровской. Любимец критиков и читателей.
К слову, о критиках. Джонсон никогда не читал рецензии на свои произведения. Положительные, по его словам, слишком взвинчивали эмоции и надолго выбивали из колеи (в июле 2000 года, во время визита в Санкт-Петербург в рамках Summer Literary Seminars, узнав, что обзор его романа The Name of the World помещен на первую полосу Times Book Review, он сказал писателю Лоуренсу Райту, тоже участвовавшему в семинаре: «Теперь мне придется читать Библию, чтобы хоть немного успокоиться»), отрицательные и вовсе поселялись в организме неистребимым паразитом — «как те крошечные черви из Амазонки, что заплывают тебе в пенис».
Тогда, в конце мая 2017-го, должно быть, многие читатели Дениса Джонсона поймали себя на одном и том же эгоистичном, но вполне объяснимом переживании: грустили в первую очередь не о нем самом (о нем самом грустили во вторую), а о том, что больше не будет его новых книг. Некоторое время спустя, когда в сети повсеместно распространилась информация о предстоящем выходе The Largesse of the Sea Maiden, появилось другое — будто бы зеркальное — ощущение, что это не просто его новая книга.
Что он сам таким образом еще какое-то время побудет с нами.