1. Не стало поэта Виктора Коваля; последняя его публикация вышла в январском «Знамени». О Ковале вспоминают его друзья: «Виктор Коваль в моем представлении — это воплощенное счастье, спроецированное то на листок стихотворного текста, то на гротескную картинку, то на живого Коваля, стоящего на сцене, сидящего за дружеским столом, говорящего, поющего, молчащего, любого» (Лев Рубинштейн); «Это была магия запретной речи в поэзии. Для меня... это было рождение российского панка и рэпа одновременно, но только не мрачного и воинствующего, а комического, пародийного и издевательского. Витя Коваль занимался магией: у него слова неотделимы от жеста, паузы кричали, истории искали его таланта иллюстратора» (Зиновий Зиник); «В семейный речевой обиход большого круга людей вошли на поколения вперед крылатые слова из его стихотворений. „Расходитесь по домам, ваши катастрофы — там”, — кричит в мегафон гаишник зевакам, столпившимся на месте ДТП; и ведь годится на все случаи жизни» (Сергей Гандлевский). На сайте «Культурной инициативы» о Ковале пишут Татьяна Ридзвенко, Данил Файзов, Сергей Лейбград, Владимир Тучков, а Михаил Айзенберг републикует свою статью «Вдогонку Ковалю»: «Есть художники, которые почему-то не в состоянии следовать правилам. И рады бы, но никак это у них не получается, легче придумать свою игру с собственными правилами. Такие стихийные новаторы. Каждое следующее произведение Коваля не повторяется в жанровом отношении, почти каждый раз заявляя новый, небывалый жанр». Эта статья была впервые опубликована на «Арзамасе», здесь же можно услышать и увидеть (а это надо видеть), как Коваль читает свои стихи. «На сцене Ковалю не было равных. Свои стихи, в которых быт уютно и даже несколько деловито переплетался с метафизикой, Коваль не читал, а декламировал, пел, подпрыгивал, танцевал и кричал петухом. При этом даже для самых ритмически хаотичных текстов он создавал ритмический фон, используя высоту голоса, движения и переходя с истерического вопля на интимный шепот», — пишет Анна Русс в статье о Ковале-артисте, о связи его стихов с музыкой.
2. Новая — по всем ощущениям, качественно, а не только количественно новая — волна политических репрессий заставляет литераторов искать формулировки. Это открытые письма — например, обращение ассоциаций «ПЭН-Москва» и «Свободное слово»: «...над нашими соотечественниками издеваются в ОВД, их бьют, им отказывают в медицинской помощи. Власть объявила войну собственному народу». Это попытки анализа стремительно накалившейся и обрушившейся ситуации. В «Новой газете» Анна Наринская*Признана властями РФ иноагентом. пишет об обесценивании протеста и нормализации насилия в публичном дискурсе; на «Кольте» Илья Кукулин осмысляет опыт политического поражения и уроки, которые из него можно извлечь: «Одна из самых важных задач, которую широко понимаемые „мы” должны научиться решать каждый/каждая для себя в ближайшее время, — это отказ от надежды на исторические прогнозы. Строить такие прогнозы на основании исторического опыта, наверное, сегодня будет неизбежным, но вот ставить свою жизнь в зависимость от них мне кажется слишком рискованным». А в своей программе «Один» на «Эхе Москвы» Дмитрий Быков*Признан властями РФ иноагентом. произносит, в частности: «Понимаете, они перешли в открытое наступление. Они хотят убивать. Будем ли мы умирать молча? Будем ли мы делать все для того, чтобы они легко и самодовольно победили? Чтобы они победили, говоря: „А, да кто нам противостоял-то? Да всё, да ноги о них вытереть”. Будут ли они утверждать в мире свое представление о человеке? Вот как стоит вопрос. <...> Нет, ребята, Россия — слишком серьезная страна, чтобы давать всяким ничтожествам клеветать на человеческую природу».
3. Премию «НОС» получила Алла Горбунова (финальные дебаты совпали с вынесением Навальному приговора). О церемонии на «Кольте» едко пишет Елена Рыбакова, а незадолго до этого здесь же появился длинный разговор Петра Разумова с Горбуновой: речь идет о возможности солидаризации, эмпатии, понимания. «Понимание — не то, что происходит, когда встречаются двое, умеющие говорить, и это не какой-то результат правильных процедур. О том, что действительно понимают, обычно вообще трудно говорить. Истину, открывающуюся в мистериях, нельзя рассказать. И люди, прошедшие войну, не любят говорить о ней с теми, кто там не был. Пересказ был бы только пустыми словами. Понимание происходит не через какую-то дешифровку, а непосредственно: смотришь и видишь», — говорит Горбунова. Дальше, через обсуждение книги «Конец света, моя любовь», где важную роль играют сновидческие, потусторонние пространства, собеседники переходят к разговору о границах реального: «Нет такого противостояния: реальность повседневности — реальность сна. Они переходят друг в друга. Реальное может представать в реальности сна в большей мере, чем в реальности повседневности, а реальность повседневности может в большей мере оказываться сном, картинкой».
4. Главный герой восьмого номера «Флагов» — Дмитрий Гаричев: в номере опубликованы его новые стихи, в том числе элегия на смерть рэпера Энди Картрайта и особенно сильное финальное:
несшиваемая эта часть, вскинутая звонком,
примыкает к хозяйке, пока младшие дети спят,
замереть под её рукой.
обращается лечь в одном месте хотя бы с кем
из приехавших тоже, но уже перегорев
засыпает где скажут, в тревоге и чистоте.
превратившись в комок,
слушает свист растений в чёрном саду.
Здесь же — интервью Владимира Кошелева с Гаричевым (среди прочего — об экзистенциальности перемещений между Ногинском и Москвой, о Поплавском и Александре Гольдштейне) и две статьи о гаричевской прозе: Софья Дубровская пишет о «Мальчиках», доказывая, что язык повести — ее отдельный персонаж, заслоняющий от читателя факты фабулы; Максим Дрёмов — о недавно вышедшей книге «Сказки для мертвых детей».
Среди других заметных публикаций номера — отличные стихи Ники Железниковой, очень разнообразная подборка Антона Шумилина, большой текст Галы Пушкаренко, Тур Ульвен в переводах Нины Ставрогиной:
Паломник,
провалившийся вглубь
девичьего зрачка,
и поныне лежит на дне
среди сталагмитов
и останков
блудливых чудищ.
5. Героиней YouTube-шоу «Скажи Гордеевой» стала Людмила Петрушевская. Большой разговор — о детском доме, беспредельном счастье, постановке «Московского хора» и работе с Олегом Ефремовым («Это он меня заставил написать вторую часть „Чинзано“. Вызвал и говорит: „Это че, пьеса?”»), графике и живописи Петрушевской (среди сюжетов — «Министр культуры Ольга Любимова ведет Ольгу Бузову к светлому будущему»). «Может ли женщина стать президентом России? — Ха-ха-ха. Вы посмотрите на этих избирателей! Главное, на избирательниц. Никогда в жизни они бабе не дадут возможности такой». Счастье смотреть на Людмилу Стефановну.
6. Еще два увесистых списка ожидаемых книг 2021 года. На «Прочтении» анонсируют, в частности, роман Антона Секисова, в котором «молодой писатель ищет на петербургских кладбищах свою могилу», перевод дебютной книги Элены Ферранте, «Иерусалим» Алана Мура, «Книги Якова» Ольги Токарчук и «Кожу» Евгении Некрасовой — произведение с таким фантастическим сюжетом: «Однажды чернокожую рабыню Хоуп в наказание порют плетью — так сильно, что на спине у нее на всю жизнь остаются шрамы. Она выживает, а спустя время с другими рабами оказывается в России. Там она встречает Марфу, крестьянку, также выпоротую до полусмерти из-за отказа барину. Хоуп спасает девушку, и неожиданно они выясняют, что с помощью шрамов на спине могут снимать кожу и меняться ею друг с другом». Forbes составил список книг, которые будут выходить начиная с лета: тут есть «Доктор Гарин» Владимира Сорокина, алжирская семейная сага Алис Зенитер, получивший «Букера» «Шагги Бейн» Дугласа Стюарта и недавно обнаруженный роман Симоны де Бовуар «Неразлучные».
7. Свежий номер Poetry отдан стихам, написанным заключенными. Номер готовился четыре года, вместе со стихами опубликованы графические работы. Что особенно интересно для нас, в номере напечатаны три стихотворения Андрея Егорова — одно написанное по-английски, одно в переводе Татьяны Ретивовой, еще одно — частично англоязычное, частично переводное; оно посвящено «моему соседу по тюремному психиатрическому отделению Дмитрию Ватулину, благодаря которому я смог в первые дни пребывания там сохранить рассудок. Дмитрия приговорили к десяти годам строгого режима за контрабанду наркотиков, несмотря на отсутствие доказательств».
8. Выходит новая книга историка Роберта Дарнтона («Поэзия и полиция», «Месмеризм») — о книжном пиратстве во Франции XVIII века. Книга называется «Pirating and Publishing» («Красть и издавать»?) — это прямое продолжение труда 2018 года «Литературный Тур де Франс», в котором Дарнтон писал о книготорговцах эпохи. На сайте History Today книгу рецензирует Эндрю Петтигри: «Пиратская книготорговля разделялась на две категории, которые важно не путать: во-первых, важные труды по истории, теологии и естественным наукам, на публикацию которых было эксклюзивное право у легальных издателей, во-вторых, книги бунтарского или нескромного содержания, подвергавшиеся цензуре или прямому запрету». Дарнтон сосредотачивается на первой категории: он говорит о пиратстве книг разрешенных и хорошо известных, показывает целую сеть пиратской конкуренции «от Амстердама до Авиньона», рассказывает о лихорадочных попытках издать «самого лучшего» посмертного Руссо или Вольтера. Собственно, о том, как пираты наживались на Вольтере, — отрывок из книги, напечатанный в Lapham’s Quarterly. Поскольку международной системы копирайта не существовало, большинство пиратов, пишет Дарнтон, были «респектабельными дельцами». На материале архивов Невшательского типографского общества (НТО), в котором исследователь работает уже несколько десятилетий, Дарнтон излагает пиратскую историю крупнейшего труда последних лет Вольтера — «Вопросов об „Энциклопедии”»: невшательским издателям это предприятие казалось золотой жилой. Самое замечательное, что Вольтер, которого литературный заработок уже не слишком интересовал, сам предоставил пиратам гранки официального издания с собственными поправками. «Вольтер был рад способствовать пиратству. Так его текст получал распространение. Кроме того, он знал, что „Вопросы” все равно будут нелегально переиздавать: сотрудничая с НТО, он мог контролировать этот процесс — а заодно добавить в текст новые дерзости, которые при необходимости смог бы дезавуировать. Дошло до того, что он предложил НТО издать расширенный вариант своего полного собрания сочинений в сорока томах».
9. В The New Yorker — рассказ нигерийского писателя Бена Окри о человеке, который замечает, что люди странно на него реагируют: переходят на другую сторону улицы, стараются не встречаться взглядами, в метро убирают сумочку подальше. Человек смотрит на себя в зеркало, не понимает, что с ним не так, решает носить карнавальные маски — одна из них в конце концов прирастает к лицу, к герою начинают относиться как к нормальному человеку, вот только он сам теперь замечает маски на других; меняется сама реальность, в которой жил герой. Здесь же напечатано интервью с Окри — из которого становится ясно, что рассказ, конечно, о расизме, о людях, которым приходится мириться с тем, что другие по умолчанию видят в них угрозу. «Я хотел, чтобы история была рассказана нейтрально: так ее действие выглядело бы все страннее и в то же время оставалось бы нормальным. Здесь есть кое-что от Кафки, от Ральфа Эллисона. Но есть и кое-что от старых добрых фантастических новелл, где странное перемешано с реальным — например, у позднего Мелвилла, в коротких текстах Готорна...» Окри вспоминает о магической функции масок в нигерийской народной традиции и рассказывает о своем новом сборнике рассказов, где всюду сохраняется принцип смешения реальности и фантастики — идет ли речь о голоде, террористах из «Боко Харам», неосуществимом желании попасть в Византию или квантовом искривлении мироздания.
10. Потомок Данте, астрофизик Сперелло ди Серего Алигьери, добивается пересмотра судебного процесса 1302 года — по которому поэта обвинили в коррупции, изгнали из Флоренции и заочно приговорили к смертной казни. Данте, в 1300-м занимавший должность приора города, был изгнан сроком на два года и приговорен к большому штрафу, который не мог уплатить; ссылка его поэтому стала бессрочной — возвращение во Флоренцию грозило сожжением на костре. Астрофизик Алигьери добивается восстановления доброго имени предка (хотя в 2008-м городской совет Флоренции уже реабилитировал Данте). Среди участников слушаний, которые пройдут в мае, будет в том числе потомок флорентийского чиновника Канте де Габриэлле да Губбио, вынесшего Данте приговор.
11. И подходящая новость напоследок: омский художник-миниатюрист Анатолий Коненко создал микрокнигу «Записок из Мертвого дома», обложкой которого служат обломки кирпича из острога, где сидел Достоевский. Трудно представить себе более актуальную книгу. И, больше того, есть обширный материал для серии таких изданий.