Валерий Нугатов. Едодой! Краснодар: Асебия; Тверь: Kolonna Publications, 2021
— Я слышал, что для писателей, и в особенности для поэтов, каждая новая книга как ребенок. У вас тоже так?
— Вы правы, каждое стихотворение — ребенок, обреченный на тотальное сиротство, ведь после его написания и публикации автор уже ничем ему помочь и никак его поддержать не может: стихотворению остается лишь переходить из одних чужих рук в другие (ведь стихам, как и всем детям, хочется на ручки) или прозябать в забвении на каких-нибудь пыльных складах или в затхлых подвалах, покрываясь плесенью, мхом и паршой. Если же говорить о целой книге стихов, то ее смело можно считать целым детским домом или сиротским приютом, заброшенным холодной рукой типографского станка в наш с вами агрессивный и бесприютный, гомофобный, трансфобный и ксенофобный, расистский и сексистский, короче, очень-очень плохой и несправедливый человеческий мир.
— Слово «ЕДОДОЙ!», вынесенное в заглавие вашей книги, обладает поистине магическими свойствами: оставленное в качестве комментария практически к любому посту в социальной сети фейсбук, оно высвечивает глубинные смыслы и позволяет воспринимать написанное с совершенно новой точки зрения, далекой от обыденности. Раскройте секрет: что означает это слово и какие тайны в нем скрыты?
— Вы снова верно подметили глубоко магическую природу слова «ЕДОДОЙ!». Действительно, по сути оно представляет собой то самое утраченное (или «покинутое») слово (La Parole Délaissée, или Verbum Dimissum) герметической традиции, которое на протяжении целых тысячелетий оставалось сокрытым, но теперь, в конце времен, как говорится, «при дверех», при-открылось нам благодаря заботливому участию астрального духа-наставника высочайшего уровня, скрывающегося под земным именем «Аслана Рашидовича Усояна» (в просторечии «Дед Хасан»), пользующегося с целью нашего вразумления современным электронным средством связи — социальной сетью фейсбук. Нет сомнений, что слово «ЕДОДОЙ!» может в буквальном смысле всё (хотя и мы сами еще до конца этого не осознаем): вывести из запоя и депрессии, вывести прыщи и бородавки, остановить всемирную пандемию SARS-CoV-2, остановить войну в Украине, снять сглаз и венец безбрачия, приворожить и навести порчу, удесятерить цены на нефть, астрально атаковать Джо Байдена или соседа-наркомана и так далее и тому подобное... Вы справедливо обратили внимание на то, что слово «ЕДОДОЙ!» уже творит чудеса в комментариях под статусами, но это только начало, и то ли еще будет впереди! Разумеется, действенность слова «ЕДОДОЙ!» напрямую зависит от того, кто им пользуется и какими другими магическими способностями этот человек помимо всего прочего обладает. Никаких тайн я, естественно, раскрывать не стану: хотя слово «ЕДОДОЙ!» и получило в последнее время немалую огласку, но подлинный его смысл открывается лишь посвященным высших степеней посвящения и требует совершения весьма трудоемких и жестоких ритуалов. Могу лишь по секрету сказать, что слово это женского рода.
— Лирический герой вашей поэзии носит красивое имя «Аслан», которое в переводе с тюркского означает «лев». Что вы можете рассказать об этом благородном животном?
— Уточню, если вы до сих пор не поняли, что покойный Аслан Рашидович Усоян — никакой не «лирический герой», а действительный автор стихов, опубликованных в книге «ЕДОДОЙ!». Дело в том, что, как только я открываю фейсбук и начинаю читать нескончаемый бред и ахинею, которыми его с неослабным остервенением наполняют пользователи интернета, в меня тут же вселяется дух покойного Аслана Рашидовича, так что я просто выступаю в роли медиума, посредством которого он кратко и взвешенно комментирует текущие события общественно-политической жизни, изрекает глубокие философские сентенции, горько оплакивает собственную судьбину, ну и, конечно, надиктовывает иногда свои стихотворные опусы. Я записываю слова Аслана Рашидовича так, как их слышу, не пытаясь исправлять простительные для старого мертвого человека погрешности дикции, грамматические и прочие ошибки (хотя многим эти записи кажутся непонятными и даже издевательскими). Таким образом постепенно возникло то, что теперь принято называть «хасанитским языком» (который дилетанты часто путают с «олбанским», не понимая принципиальной разницы между сакральным и профанным). Необходимо отметить, что «язык Дедушки Хасана» продолжает медленно, но уверенно мутировать и разлагаться прямо у нас на глазах, по мере того как в нижних слоях астрала разлагается, вероятно, и сам его дух. Не знаю, кто в этом случае лев, а кто прав — по крайней мере, Дедушка мне об этом никогда не рассказывал.
— Прославленный поэт Евгений Евтушенко, который в свое время по трагической случайности не смог сняться вместе с Агамбеном у Пазолини в «Евангелии от Матфея», утверждал, что «поэт в России — больше, чем поэт». Согласны ли вы с этим?
— Должен признаться, что никогда не задумывался над тем, насколько поэт в России больше, чем, скажем, поэт в Намибии и Папуа — Новой Гвинее, или, наоборот, меньше, чем поэт в Венесуэле и на Мадагаскаре, хотя не исключено, что размеры поэтов действительно как-то различаются и при желании можно было бы установить определенные закономерности, определяющие эти различия. Сюда же, видимо, следует относить вес, группу крови, резус-фактор, наличие или отсутствие антител к COVID-19 и их количество, а также другие интересные характеристики. По моим предположениям, размеры поэтов, например, в Антарктиде должны быть в целом по причине воздействия низких температур меньше, чем в России, а на экваторе, по-причине опять-таки воздействия температур высоких, — больше, чем в России, но эти показатели, разумеется, зависят и от сезона, и от региона, так что где-нибудь в центральной Якутии в разгар зимних холодов русский поэт может настолько ужаться и скукожиться, что мудрые слова легендарного Александра Лукашенко окажутся не совсем релевантными. Впрочем, я хорошо понимаю и разделяю его мнение о том, что настоящий поэт должен быть как можно больше во всех отношениях — рослым и дородным цисгендерным детиной, непременно обладающим недюжинной мужской силой. Среди известных мне современных российских поэтов этим параметрам полностью удовлетворяет лишь один человек, и зовут его, как вы уже догадались, Аслан Рашидович Усоян.
Валерий Нугатов. Фото Германа Твердохлеба— Кэти Акер писала в одной из книг: «Убейте всех поэтов, потому что они мертвы». Вопрос к вам как специалисту: с кого следует начать?
— Помните, с кого призывал начинать перестройку Михаил Сергеевич Горбачев? В последнее время многие поэты именно так и поступают в данном вопросе, и лично я всячески поддерживаю подобную инициативу, поскольку совершение [Роскомнадзор. — Прим. ред.] — это ППП®, то есть последнее прибежище поэта, отчаянно пытающегося привлечь к себе хотя бы малую толику внимания. Ведь то, что поэт получает после смерти, — фактически максимум того, на что он вправе рассчитывать вообще и чего он по сути заслуживает. Все остальное — дрязги, склоки, сплетни, нищета, безумие и алкоголизм. С другой стороны, есть немало поэтов, имена которых, что называется, на слуху и которые пока не спешат прибегнуть к этому верному средству. Лично я, как и любой поэт на моем месте, будь он до конца честен с самим собой и имей необходимые полномочия, в первую очередь избавился бы от так называемой обоймы. Не сомневаюсь, что с точки зрения некоторых я и сам вхожу в эту обойму и кто-то точно так же желает мне смерти, но не вижу в этом ничего странного или крамольного. Все мы люди. И все же есть нечто бессмысленное в том, чтобы желать того, что в любом случае рано или поздно произойдет (и происходит уже сейчас), но все равно ничего в сущности не изменит. Поэтому так неловко наблюдать предсказуемый коллективный вой, который всегда ненадолго поднимается над остывающим трупом очередного поэта. Ну а единственный мертвый поэт, которого перманентно убивают у нас на глазах с 2013 года, — это, как известно, Дед Хоссан, и вот его бы я, пожалуй, оставил. На закуску.
— Вы пишете свои стихи поэзии в жанре «новая искренность». В связи с этим не могу не спросить: почему, на ваш взгляд, современная литература погрязла во лжи, лицедействе и прочих хихиканьях?
— А вот тут вы, по-моему, немного перепутали вопросы или случайно взяли не из той папки: вопрос о «новой искренности» следовало бы адресовать Дмитрию Воденникову или кому-то из них. Стиль же своей новой книги «ЕДОДОЙ!» я бы определил скорее как «новая загробность». Люди до смерти боятся смерти, боятся заразиться и умереть от коронавируса, думают, что после смерти ничего нет, что жизнь на этом заканчивается, а единственное, что может их спасти в такой непростой ситуации, — это вакцина «спутник» или вакцина «пфайзер». Но на примере Аслана Рашидовича Усояна мы ясно видим, что после смерти жизнь для кого-то только начинается и она может даже кардинально измениться: криминальный авторитет вдруг становится актуальным поэтом и кумиром революционно настроенной молодежи! Это подлинное чудо, которое совершила с Дедом Хасаном его смерть. Нам нужно внимательнее и непредубежденнее присмотреться к смерти и осознать ее целительное, преображающее значение. Тогда сквозь мрак неверия и пессимизма к нам пробьется божественный свет поэзии, который никогда и не угасал, но скрылся и стал невидимым для нас потому лишь, что мы зажмурились от страха и боимся взглянуть на него широко распахнутыми от восторга и благоговейного ужаса глазами.
— В зарубежном сервисе фейсбук вокруг вас сформировалось целое сообщество фанатов, которое вы называете «хлюбп дейбэллэ». Не могли бы вы рассказать о нем подробнее?
— Честно говоря, я совершенно не понимаю, кто все эти люди, ведь с большинством из них я лично не знаком и не берусь судить, что притянуло их к моему скромному сатирическому журналу. Мне трудно понять, что заставляет этих зачастую уже немолодых (если верить информации в фейсбучных профилях) и неглупых с виду людей вчитываться в мои шуточные статусы и подражать мне, всячески коверкая великий русский язык, или же монотонно повторять за мной всевозможные глупости. Разве что недостаток интеллекта! Поэтому, когда самый умный современный художник и арт-критик Анатолий Осмоловский однажды подвергся массированной атаке этих «внучков Деда Хоссана», то, потеряв остатки терпения, резонно воскликнул в комментарии: «Клуб дебилов!». Эта крылатая фраза была тут же благодарно подхвачена адресатами и практически стала их визитной карточкой. Мне она представляется вполне универсальной, поскольку ее можно применить практически к любому сообществу, в которое тебя не принимают и которое по этой причине ты от всей души презираешь. В пандан к «хлюбп дейбеллэ» идут также широко известные сакраментальные фразы «дохуо росвейллозь» и «клобпэ» со столь же емким смысловым наполнением. Что ж, видимо, и впрямь наступили последние времена, раз уж убеленным сединами интеллектуалам так комфортно прикидываться тупыми дебилами и инволюционировать вспять к приматам!
— Об идеальной модели языка грезили многие — от Людвига Витгенштейна, пытавшегося точно описать структуру мира, и до Максима Ильяхова, окунувшего всех нас в чистилище инфостиля. Что в этом плане представляет собой хоссанитский язык: он необходим современной эпохе, которая ждет своего Айболита, или же это коммунизм чувственности и новая лингвистическая этика?
— Скорее уж речь идет о новой лингвистической эстетике и новом лингвистическом порядке. С тех пор, как иудео-христианская картина мира пришла в упадок и мы погрузились в необъяснимый хаос, в котором дрейфуем без руля и ветрил, западная цивилизация мучительно тоскует по новому мировому порядку, и этот порядок приходит и наводит Дедушко Хоссан. Чтобы быть пригодным для жизни, мир требует убедительного объяснения, но конвенциональные языки, сформировавшиеся в гораздо более понятные времена, свою функцию объяснения мира больше не выполняют. Поэтому мы должны, вооружившись скальпелем и микроскопом, препарировать их, дабы преодолеть инерцию мышления и попробовать докопаться до сути происходящего с нами и с миром. И тут на помощь приходит хоссанитский метод лингвистической вивисекции, позволяющий обнажить те глубины и бездны, которые мы постоянно, хотя и непроизвольно, упускаем из виду, автоматически пользуясь речью как данностью, волюнтаристски навязанной нам предками, то есть всеми предыдущими поколениями носителей языка. Разумеется, необходимо учитывать весь этот многовековой речевой опыт, но в то же время стоит попытаться «выровнять» его с современностью. Нельзя забывать, что язык — не что-то отдельное от нас, чем мы просто «пользуемся». Язык — это и есть мы, а значит, он меняется вместе с нами. Предлагаю каждому провести простой лингвотерапевтический эксперимент: несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, расслабиться, постараться отрешиться от насущных проблем, а затем зайти в фейсбук и немного почитать статусы своих «друзей». Уверяю вас, спустя недолгое время в голове у вас непременно зазвучит такой родной и до боли знакомый голос Дедушки Хоссана, который по-отечески доходчиво и вдумчиво прокомментирует любые события и снимет любые вопросы, успокоит, утешит и рассмешит на чистейшем хоссанитском языке. Дедужко всегда на проводе и готов вас спасти.
— Под конец интервью не могу не спросить о главном: что такое поэзия? По последним данным, это набор слов, записанный в столбик. Согласны ли вы с этим? И превратится ли ваша поэзия в прозу, если записать ее не в столбик, а в строчку?
— Ну мы же с вами взрослые люди и прекрасно понимаем, что разговоры о поэзии в 2021 году от Рождества Христова — это, если воспользоваться словами еще одного нашего оппонента, Максима Кантора, какая-то, право, «изысканная галиматья», и, когда кто-нибудь начинает на голубом глазу рассуждать о том, что такое поэзия, какой она должна быть и какой она быть не должна, в чем заключается богоугодность силлаботоники и преступность верлибра, какие стихи хороши, а какие плохи, приходится лишь густо краснеть за этого человека. Поэзия — это и набор слов и полное отсутствие слов, и четкий ритм и совершенное отсутствие ритма, и столбики и строка, и проза и музыка, и все и ничего, поэзия — это что угодно. Мы уже докатились до той точки в своем развитии, где все может быть чем угодно, и поэзия не исключение. Ничто не является больше исключением, поскольку не существует самих правил. Впрочем, не стану спорить, что порою нестерпимо хочется трижды продезинфицировать защитный скафандр, аккуратно снять и повесить его в переходном отсеке, хорошенько намылиться антисептическим мылом и минут тридцать постоять под сверхгигиеническим душем, а затем, надев свежую одноразовую бактерицидную пижаму, уютно устроиться в своей герметичной стеклянной капсуле-одиночке у цифрового камина, осторожно раскрыть потрепанный томик древнего поэта, чудом уцелевший после бесчисленных эпидемиологических мер, и негромко прочитать пару звучных и сладостных строк, поглядывая краем глаза на кроваво-красное зарево, мало-помалу разгорающееся на далеком горизонте пустынной планеты...