Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
20 июня 1929 года Максим Горький прибыл на остров Соловки, где располагался знаменитый СЛОН — Соловецкий лагерь особого назначения. Осмотрев вместе с делегацией условия, в которых содержались заключенные, писатель на следующий день отплыл обратно на материк. В сентябре того же года в журнале «Наши достижения», в серии «По Союзу Советов», вышел его очерк «Соловки». В тексте Горький с энтузиазмом описал лагерную жизнь и поддержал идею «перековки» преступников в исправительных учреждениях. Только воспитание, культура и труд, в глазах писателя, могут изменить темный и жестокий народ и привести его к новой жизни.
Горького часто критиковали за очерк «Соловки». Разочарование в знаменитом писателе в связи с ним выразилось как в воспоминаниях свидетелей его приезда на остров, Дмитрия Лихачева и Олега Волкова, так и во втором томе «Архипелага ГУЛАГ» Александра Солженицына. Авторы единодушно ставили Горькому в вину, что тот не только закрыл глаза на жестокость и произвол, царившие в лагере, но и представил жизнь на острове в откровенно идеализированном свете для всего мира.
Современные исследователи и биографы Горького подробно и тщательно реконструировали контекст неоднозначной поездки писателя. Конечно, во всей этой истории немалую роль играли его довольно тесные отношения с главой ОГПУ Генрихом Ягодой. Однако Горький отправился на Соловки не только по его просьбе, он имел и свои причины согласиться написать об увиденном в «Наших достижениях», журнале, ответственным редактором которого он в тот момент являлся.
Как следует из многочисленных писем и статей писателя 1929 года, его страшно возмущала негативная реакция западной интеллигенции на происходящие в СССР события. Горький был убежден, что главной ее причиной была советская пресса, которая, руководствуясь принципом «самокритики», обличала пороки системы, в частности бюрократизм и так называемые перегибы на местах. В письме Сталину от 27 ноября 1929 года Горький жалуется вождю, что получает огромное количество разочарованных писем от советской молодежи. Чтобы подбодрить их, считает пролетарский писатель, нужно переключить их внимание на успехи и достижения СССР:
«Густо подчеркивая факты отрицательного порядка, мы даем врагам нашим огромное количество материала, которым они весьма умело пользуются против нас, компрометируя в глазах пролетариата Европы партию и порядок управления страной. <...> Я не думаю, что отношение буржуазии к Союзу Советов возможно изменить в лучшую сторону, и я знаю, что о революционном воспитании европейского пролетария весьма усердно заботится сама европейская действительность. Но я знаю также, что односторонность нашего отношения к действительности, нами же создаваемой, оказывает весьма вредное влияние на нашу молодежь».
К слову, важнейшей задачей журнала «Наши достижения» Горький ставил воспитание молодежи путем освещения всего хорошего, что происходит в разных уголках Советского Союза. Одними из главных героев его художественного мира были «утешители», своего рода народные святые, помогающие простым людям переживать жестокость мира. Горький вполне мог рассматривать идеалистические статьи о социалистических успехах в качестве необходимого утешения для народа. «Соловки» были частью этого концептуального замысла, и изначально текст очерка включал в себя размышления писателя о негативных сторонах «самокритики»: мол, нужно меньше подсвечивать негативные стороны нового государства. Но редколлегия журнала решительно попросила Горького убрать эти страницы, очевидно, понимая, что они идут вразрез с генеральной линией партией, для которой принцип «самокритики» являлся ключевым в процессе изобличения внутренних врагов. Горькому пришлось пойти на уступки, однако пропагандистская суть очерка осталась прежней: Соловки — не тюрьма, здесь заключенных воспитывают и учат жить по-новому.
Очерк и киноочерк
Очерк «Соловки» начинается с небольшой рецензии Максима Горького на безымянный хроникальный фильм о лагере:
«В эти дни по всему Союзу Советов кинематограф показывает остров Соловки. Фильм этот я видел в Ленинграде после того, как побывал в Соловках; съемка сделана в 1926 году и уже устарела — в наше бурно текущее время даже и вчерашний день отталкивается далеко от сего дня. Серое однообразие кино не в силах дать даже представления о своеобразной красоте острова».
Речь идет о хроникальном фильме «Соловки», снятом по заказу ОГПУ режиссером Александром Черкасовым и оператором Савелием Савенко. Он вышел на экраны 16 сентября 1929 года, в один месяц с одноименным очерком Горького. Сюжетная канва фильма и очерка во многом совпадают: оба начинаются с истории острова и расположенного на нем монастыря и особое внимание уделяют быту и досугу заключенных лагеря. Горький больше места отводит беседам с арестантами, а также размышлениям о «перековке» и великом деле социализма по созданию новых людей. Картина же предпочитает показывать пейзажи острова, избегая крупных планов и индивидуальных историй жителей Соловков.
История фильма «Соловки», как и его создателей, весьма туманна. После недолгого проката ленту отправили на полку, и там она была благополучно забыта. Только в годы перестройки исследователи вновь обратили внимание на «Соловки», а широкой публике фильм стал известен благодаря другому документальному фильму — «Власть Соловецкая» (1988) Марины Голдовской. В нем бывшие узники лагеря смотрят «Соловки» и вспоминают свой собственный опыт пребывания на острове.
Толчком к созданию «Соловков» в конце 1920-х годов стало международное напряжение в отношении Советского Союза и его политики. Показательные процессы против инженеров-вредителей, дело о «расстреле двадцати», множащиеся свидетельства об истинных условиях содержания заключенных в советских тюрьмах и лагерях — все это вызывало негативную реакцию международной общественности, в частности европейских социалистов. Не один Максим Горький волновался за репутацию страны победившего пролетариата. Ведь негативный образ сказывался прежде всего на экономических и дипломатических связях с другими странами.
В кино, в отличие от прессы и литературы, принцип «самокритики» в годы первой пятилетки старались приглушать. Считалось, что цели и задачи у нового искусства совсем другие — мобилизация и агитация масс. Даже талантливая сатира на советскую бюрократию подвергалась гонениям, самыми яркими примерами были «Моя бабушка» Котэ Микаберидзе и «Государственный чиновник» Ивана Пырьева, снятые в том же 1929 году. Начальство волновалось, что на Западе могли не понять такую критику и подумать, будто в СССР бюрократия повсеместна. Соответственно, следуя мысли Горького, в кино нужно было подсвечивать успехи и достижения, а не проблемы системы. В хронике и культурфильмах (так в то время называли документальное кино) ни о какой «самокритике» речи идти не могло. Они должны были обслуживать конкретные цели — демонстрировать правильный образ СССР как внутри страны, так и за рубежом.
Однако с фильмом «Соловки» все было не так гладко. В архивных документах фонда к
иностудии Совкино, на которой он был снят, сказано, что по тематическому плану «хроникальная засъемка быта ссыльно-поселенцев» должна была выйти в прокат в период между 1927 и 1928 годом. По неизвестной причине его перенесли на период между 1928 и 1929 годом. В интертитрах «Соловков» сказано, что съемки проходили в 1927—1928 годах, хотя Горький в своем очерке указывает 1926 год (скорее всего, по ошибке). Фильм был готов к весне 1929 года, но выпускать его все равно не спешили. Возможно, ожидали публикации горьковского очерка, чтобы вызвать больший резонанс. Но писатель с первых же строк картину разругал.
Горький, к слову, описавший первый в России показ фильмов братьев Люмьер в 1896 году, никогда не жаловал кинематограф, видя в нем лишь безликую тень действительности. В очерке «Убийцы» (1926) писатель заявлял, что кино нередко воспитывает в людях волю к преступлению, в общем, «перековывает» не в ту сторону. Немудрено, что его отношение к документальным «Соловкам» было пренебрежительным. Впрочем, картина не понравились и заказчикам из ОГПУ.
«Соловки» глазами ОГПУ
Из сохранившихся стенограмм двух общественных просмотров «Соловков» проясняется контекст создания фильма, а также политические и идеологические цели, которые ставили перед собой «заказчики». Проводил обсуждения член ОДСК (Общества друзей советского кино, организации, тесно связанной с ОГПУ) по фамилии Хмелевский. Он и обозначил главную задачу обсуждаемого фильма: «Цель общественно-дискуссионного просмотра выявить политическую ценность фильма и определить, насколько эта картина может явиться в руках партии орудием для разоблачения небылиц, распространяемых нашими внутренними и внешними врагами вокруг этого вопроса. Доказывает ли оно, что пролетарская диктатура умеет не только карать, но и перевоспитывать».
Однако, по мнению присутствующих, «Соловки» недостаточно хорошо показали процесс «перековки» заключенных, да и снята картина плохо и невыразительно. Выступающие журили киностудию «Совкино» за то, что та привлекла «практикантов» и «любителей», а не выдающихся советских режиссеров для постановки столь политически важного проекта. Подытожив, фильм назвали «политическим промахом» и большим разочарованием.
Главным вопросом обоих заседаний, прошедших 16 мая и 1 июня 1929 года, было — выпускать или не выпускать «Соловки» и как воспримут картину за рубежом. Как видно из стенограмм (при цитировании пунктуация сохранена), мнения разделились. Безымянная работница завода «Динамо» выразила уверенность, что фильм сыграет важную идеологическую роль: «Много говорят, что на Соловках мучают народ и издеваются над заключенными, а так как этого нет, то картине следует дать ход». Активистка Маркишевич, наоборот, была убеждена, что «Соловки» не добьются успеха у иностранной публики: «Я желала бы узнать, что можно достигнуть этим фильмом за границей, где все наши достижения извращаются. Там скажут, что все это большевистские штуки и не поверят».
На показе от 1 июня присутствовали политэмигранты и представители МОПРа (Международная организация помощи революционерам). Они должны были выразить свое мнение о потенциальной идеологической эффективности «Соловков» за рубежом. Так, политэмигрант Шестаков жаловался, что «в Латвии недавно печатались мемуары белогвардейца, бежавшего из Соловков. За рубежом существуют два слова приводящие в ужас буржуазию. Эти слова: „ГПУ“ и „Соловки“. Картина рассеит все эти легенды о большевистской „инквизиции“, но ее едва ли пустят за границу». Член агитсекции МОПР Пожанова лаконично заметила, что «будет очень плохо если эта фильма попадет за границу», очевидно, подозревая, что «Соловки» могут вызвать еще более негативную реакцию иностранной общественности.
По поводу «правдивости» фильма было высказано несколько характерных мнений. Директор СЛОНа Федор Эйхманс, присутствовавший на показе 16 мая, в целом принял картину, но отметил одну важную «неточность»: «сняты конвоиры с винтовками, чего на самом деле нет на Соловках». Система надзора в лагере исключает любое применение насилия (впрочем, сцена в фильме сохранилась). Член ОДСК по фамилии Челыкин обратил внимание еще на одну деталь: «Видно хотели фильме придать мрачную символику и здание ОГПУ (расположенное на Лубянке. — Прим. авт.) заволочено каким-то туманом. Но ОГПУ не заслуживает мрачной символики». Не иначе, он был знаком с фильмами немецкого экспрессионизма.
Среди выступавших были и те, кто выражал сомнения в красивой картинке «Соловков». Политэмигрант Смит заметил, что не каждый рабочий так живет, как заключенные на острове, и «изображена идиллия», а не подлинная жизнь. Учащаяся Рудакова задалась вслух вопросом: «Почему не показаны инциденты. Неужели все там гладко проходит?» Ответ она не получила.
Как делать пропаганду?
Несмотря на идеологические промахи, «Соловки» было решено выпустить на экран. В прессе картину критиковали с тех же позиций, что и на публичных показах. «Вся картина протокольно суха. <...> Но и при всех недостатках картина весьма интересна по материалу и бесспорно полезна, как документальная пропаганда советской исправительной системы», — писала газета «Кино». Хотя вышел фильм в главных кинотеатрах столицы, скоро его сняли и забыли. Не сохранилось свидетельств, показывали ли «Соловки» за рубежом. Очевидно, низкое качество картины все-таки удержало начальство от широкого ее распространения.
Иронично, но и очерк Горького, кажется, не оправдал надежд ОГПУ. В письме Ягоде от 22 января 1930 года писатель извинялся за свои «Соловки» и оправдывался, что пришлось писать по памяти, поскольку сделанные на острове заметки и письма заключенных были утрачены им по дороге. Но понимали ли сами начальники госбезопасности, каким должно быть идеальное произведение о лагере?
Представители ОГПУ на показах «Соловков» выражали надежду, что об острове снимут более «соответствующий» фильм. Но этого не случилось. Как снимать лагеря было неясно в условиях, когда идеологическая повестка постоянно менялась. И если «Соловки» ругали за недостаточно точное отображение процесса «перековки», то совсем скоро сама концепция перевоспитания заключенных перестала быть актуальной. На первый план вышли радикальные призывы к уничтожению врага, к которым присоединился и Максим Горький. Но и его книга «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина», которая, кажется, куда лучше вписалась в повестку в 1934 году, чем «Соловки» в 1929 году, вскоре тоже оказалась «изъята» после чисток в высшем аппарате НКВД.
Фильм «Соловки» же сохранился не только как памятник и исторический источник. В нем есть сцена, в которой создатели как бы проговариваются. Некая учительница (редкий крупный план в картине) выкладывает перед классом на доске кубики со словами «Мы не рабы». Заключенные, широко раскрывая рот, повторяют за ней по слогам, доказывая как раз противоположное. Была ли это пресловутая «самокритика», скрытая ирония, или же сама реальность продиктовала авторам эту удивительную и страшную сцену?
Судьба режиссера Александра Черкасова нам практически неизвестна, но чуть больше можно сказать об операторе Савелии Савенко. После Соловков он снимал строительство Байкало-Амурской магистрали, но, по воспоминаниям коллеги-документалиста Владислава Микоши, вернулся оттуда «другим человеком». В упомянутом фильме «Власть Соловецкая» он, уже глубокий старик, как зачарованный говорит, что «Соловки» — лучший фильм в его жизни.