Инди-квир
В отличие от кинофестивалей — Канн, Берлина и Венеции, — во Франкфурте, на важнейшей ярмарке мирового книжного рынка, не определяют главное ЛГБТ-сочинение сезона. Но если бы такая премия вручалась, то одним из наиболее вероятных претендентов стал бы «Jonny Appleseed», дебютный роман канадца Джошуа Уайтхеда. 31-летний автор обозначил направление пока относительно новое, а именно — Indi-queer, литературу квир-людей из числа коренных жителей Америки.
«Крайне редко бывает так, что книга понимается как веха — революционный импульс, который ощущается в каждом предложении, — пишет обозреватель The Globe and Mail, — „Jonny Appleseed” — из таких книг. Читать этот роман все равно, что видеть сны».
Родом из племени оджи-кри, что в канадской провинции Виннипег, Джошуа Уайтхед обозначает себя как «Two Spirit» — человека, который вмещает в себе и мужское, и женское, то есть находится вне традиционной бинарности. В его случае это следование традициям собственного народа, который отводит «двоедушцам» сакральную роль.
Человека, на себя крайне похожего, Уайтхед сделал героем первого романа: Джонни Яблочное Семя, сбежав в Виннипег из индейской резервации, зарабатывает на жизнь виртуальным сексом. Он реализует эротические фантазии белых об индейцах — перед веб-камерой он то принцесса Покахонтас, то грозный апач, готовый снять с ковбоя скальп.
Взяв тон иронический, Уайтхед, поэт по первому роду литературных занятий, запросто вводит читателя в жутковатый мир современных индейцев. После смерти отчима-гомофоба Джонни возвращается в домой, чтобы помочь матери с похоронами. Из 54 эпизодов книги следует, что семьи там дисфункциональны, мужчины скоры на расправу и уважают алкоголь, а вся ответственность, весь груз проблем лежит главным образом на женщинах. Память о традициях, следование им — жизни не облегчают. «Two Spirit» не эквивалент транс-идентичности, и получается, что для квир-человека в его современном понимании нет места среди нынешних канадских индейцев. Он всюду чужой.
Опубликованный в 2018-м, «Джонни Яблочное Семя» удостоился самого пристального внимания на последней Buchmesse уже потому, что Канада стала в этом году почетным гостем ярмарки со всеми сопутствующими реверансами: на немецком заговорил целый корпус новых канадских авторов. Однако Джошуа Уайтхед выделяется и сам по себе, обозначая литературный тренд не только своей страны, но и всего мира, где голоса малых народов все еще недостаточно слышны, и уж тем более — квир-голоса, меньшинства в меньшинстве.
Много ли мы знаем, скажем, о чукотских ЛГБТ+?
«Я написал эту книгу для того, чтобы показать, что „двоедушцы” и инди-квиры — это не прошлое с его этнографически-романтизированными представлениями о „благородных мистиках” или „шаманах”. Мы — современны и по-прежнему находимся в развитии», — объясняет автор, настаивая на оптике постколониальной и квир-ориентированной, и в этом смысле сближаясь с Оушеном Вуонгом, вживляющим боль вьетнамских предков в плоть знакомой ему американской действительности («Лишь краткий миг земной мы все прекрасны»).
У знатоков канадской литературы, впрочем, свои параллели: в 2020 году там особенно ярко засияла звезда Билли-Рэя Белькура, инди-квира из провинции Альберта, пришедшего в литературу с поэтическим сборником, а этим летом выпустившего прозаическую книгу — «The History of my Brief Body», — где Queerness сплетается с колониальной проблематикой.
Комментарий Татьяны Зборовской, переводчицы, обозревателя Buchmesse-2020 от Центра немецкой книги в Москве (представительства Франкфуртской книжной ярмарки в России):
«Роман „Jonny Appleseed” не о проблемах нашего общества, а о попытке найти общий язык между представителями разных групп, сосуществующих в одном пространстве. Это ведь одна и та же Канада, это наше время, а различны — культуры и географические локации. То есть, уехав на сто километров, ты оказываешься в ином культурном поле. „Jonny Appleseed” я бы назвала „романом сближения”.
Queer Indigenous для канадской литературы — относительно новый, но не такой уж необычный феномен. Иное дело — Европа. Европейцы почти ничего не знают об индейской культуре. И поэтому я думаю, что эта книга будет интересна больше европейскому рынку, чем североамериканскому. Такое было бы интересно и продвинутому российскому читателю».
Двойная стигма
Роман «Selamlik» Халеда Алесмаэля, вышедший на шведском в 2018-м, а на немецком — в 2020-м, европейские критики называют «новой классикой», ценя и оригинальность авторского голоса, и доступность для западного читателя неадаптированного и не этнографического повествования о мытарствах квир-беженца из Ближнего Востока.
В режиме близком к автофикшну роман рассказывает о сирийце, который не только изучает английский, но и со всем жаром юности погружается в полузапретную гей-жизнь предвоенного Дамаска, затем бежит через Стамбул в Европу и в статусе беженца оказывается в шведской провинции — в мучительном ожидании легализации и со все более радикальными секс-фантазиями.
Халед Алесмаэль — наполовину турок, наполовину сириец — написал свою беллетризованную биографию нелинейно, чередуя временные пласты: в романе соседствуют и детство в Восточной Сирии, и секс-откровения в студенческом общежитии в Алеппо, и переживания взрослого мужчины, живущего в комнате с видом на кладбище и вынужденного доказывать свою правоту холодным шведским чиновникам. Традиционный Ближний Восток, увиденный глазами автохтона, предстает более комфортной для квир-человека средой, нежели это принято ожидать. Из романа следует, что в Сирии мирного времени частная жизнь гея не слишком отличалась от западной: арабский хамам «для своих» недалеко отстоит от европейской гей-сауны, а порнокинотеатры сходны до неразличения. Отличие лишь одно, и оно принципиально: в любой момент шоу на двоих может превратиться в куда более брутальный полицейский спектакль.
По отзывам критиков, роман, выросший из колонок для шведского журнала, хорошо показывает амбивалентность существования гомосексуала на Ближнем Востоке. Двойственность уже в названии: «Selamlik» — это не просто обозначение части турецкого дома, предназначенного только для мужчин, но и возможность найти там любовника или даже любовь всей жизни, играя для внешнего мира роль примерного супруга и отца.
Откровенностью лишенной эпатажа Халед Алесмаэль, бывший журналист-международник из Сирии, недавно получивший шведский паспорт, заявляет о себе как о квир-человеке нашего времени; секс для его лирического героя не может и не должен быть табуирован, а фетишизация сексуальных практик, описанных детально, не претендует на порыв революционный, намеренный преодолеть сложившиеся общественные конвенции. Автор наследует западной ЛГБТ-классике: разговор с однокашником о творчестве Э. М. Форстера оборачивается для героя секс-инициацией, а последующие встречи буквально дышат Жаном Жене.
Любопытно, что по-шведски Халед Алесмаэль заговорил с помощью переводчиков, — свою прозу (недавно вышла вторая книга) он пишет на арабском и английском.
Небинарный роман
Представленная на Buchmesse-2020 как одно из новых имен швейцарской литературы Анна Штерн сразу стала сверхновой звездой. За роман «das alles hier, jetzt» («все здесь, сейчас») 30-летняя писательница получила одну из самых престижных наград своей страны — Schweizer Buchpreis. «Старые литературные темы обрели абсолютно новую форму и прежде незнакомое звучание», — говорится в решении независимого жюри в Базеле.
Экспертам пришлась по душе попытка автора, биолога по другому своему занятию, избавить повествование от «гендерной фиксации». Из романа ясно, что случилась смерть Ананке, и друзья, все молодые, — Ихор, Сван, Эгг, Вена и Аш, — должны как-то принять этот факт. «Половую принадлежность я предоставляю выбирать читателям, — объяснила Анна Штерн после церемонии награждения. — Для понимания книги не важно, о каких персонажах идет речь, о мужчинах или женщинах. Речь о людях».
Автор, таким образом, настаивает на особой работе и с текстом, и с собственным восприятием: каким образом я, читатель, определяю для себя пол персонажа? Какие детали, помимо сугубо грамматических, являются для меня определяющими?
Необычно и оформление романа, пытающегося преодолеть линейность процесса чтения. 288 страниц книги поделены на две части: на каждой левой странице черным шрифтом прописаны переживания в связи с трауром, а на каждой правой — бледно-серыми буквами — воспоминания. Читатель волен самостоятельно выбирать последовательность эпизодов.
Труд, похоже, не самый комфортный: став лауреатом Schweizer Buchpreis, Анна Штерн попала под обстрел критики. «Странное, вызывающее вопросы решение, — негодует Berner Zeitung. — Затуманивание принадлежности к полу с литературной точки зрения так же непродуктивно, как и расщепление процесса чтения... Мозг читателя расщеплению не поддается». Роман-лауреат, по мнению рецензента, чересчур неровен: излишне сух с одной стороны и чрезмерно сентиментален с другой.
Есть, впрочем, и другие мнения: «Со своим четвертым романом Анна Штерн создала независимое произведение швейцарской литературы: его структура, его язык убедительны. Я знаю мало авторов, которые столь творчески оформляли бы в слова бессловесность траура», — замечает обозреватель телерадиокомпании SRF.
В желании изменить устоявшиеся представления о литературе, качественно преобразовать взаимоотношения со словесностью, Анна Штерн видит связь с другой своей страстью: в технологическом институте Цюриха она занимается «интегративной биологией» — ее научная работа посвящена резистентности антибиотиков. «Оба моих увлечения связаны с любопытством исследователя, — объясняет она. — В лаборатории я могу обнаружить вещи, которые прежде никто не наблюдал. Процесс письма для меня тоже процесс открытия и осознания. Если я наблюдаю или переживаю нечто, чего не могу понять, то я пытаюсь найти тому обоснования в тексте».
Комментарий Татьяны Зборовской:
«У книги Анны Штерн есть неплохие шансы на русский перевод. Там нет ничего, что могло бы возмутить российского читателя. Все, что его обычно возмущает, там опущено.
Немецкий язык позволяет куда большую свободу умолчаний, чем русский. На русском было бы очень сложно выстроить такую книгу. Не менее сложно и перевести ее на русский с немецкого. Сложно, но можно, и здесь в помощь может прийти настоящее время („я иду”, „я думаю”), пассивный залог („мне показалось”), а также безличные конструкции. Я бы с удовольствием перевела такую книгу, она была бы отличным тренингом и для меня, и для читателей.
Книга привнесла бы определенную лепту и в нынешние российские дебаты о феминитивах. Зачем вводить феминитивы, если наш прекрасный русский язык позволяет говорить обо всех людях в целом, а не только о женщинах или мужчинах?»
Апдейт гомофобии
Просветительский комикс «You don`t look gay», микс из цитат, личных историй и статистических данных, был дипломной работой выпускника творческого вуза в Мюнстере и немедленно заинтересовал издателей, а далее и виртуальных посетителей нынешней Buchmesse.
У книги немца Юлиуса Тесинга — английское название, что призвано указать на универсальность описываемых проблем. Среди тех, кого цитирует 30-летний автор, есть и теледеятель Дмитрий Киселев, в 2013 году аплодировавший российскому закону о «гей-пропаганде», и консервативный американский политик Скайлер Вилер, в 2019 году назвавший борьбу за ЛГБТ-права «радужным джихадом», и бразильский президент Жаир Болсонару, который предпочел бы мертвого сына — сыну-гею.
Лирический герой немецкой книги рассказывает историю осознания гомосексуальности в кодах, казалось бы, многократно использованных в западной квир-литературе: принятие себя, каминг-аут перед родителями, друзьями и прочая, и прочая. Повторяясь в общих чертах, автор однако иначе масштабирует тему и на примерах доказывает, что, каким бы терпимым ни казалось общество (например, немецкое), до подлинной толерантности ему еще очень далеко. «Кто из вас жена?» — приводит Юлиус Тесинг популярный вопрос, адресованный однополой паре.
Гомофобия не исчезла, а спряталась в деталях, настаивает автор, напоминая и о гомофобии внутренней, о предрассудках внутри квир-сообщества. Знакомясь по интернету, современные немецкие гомосексуалы могут требовать «гетеросексуального» вида от воображаемого визави, они же могут быть и расистами. «Ты не выглядишь как гей» — это утверждение при ближайшем рассмотрении кажется не только смешным, но и оскорбительным: а кто сказал, что гей может или должен выглядеть каким-то определенным образом?
Комментарий Татьяны Зборовской:
«Эта книга выросла из утомленности, из необходимости бесконечно всем все объяснять. И в особенности тем, кто спрашивает из самых лучших побуждений, пытаясь выяснить для себя, как правильно с тобой обращаться.
У книги небольшой формат, поэтому ее можно условно отнести к „книжкам-картинкам” для взрослых. В ней один и тот же человек выступает и в качестве автора, и в качестве иллюстратора. Такое часто бывает в Германии. В книге четкая отрисовка, в ней чувствуется влияние современных графических романов. Юлиус Тессинг работает в минималистичном стиле. Книга выполнена „в две краски”. Третьей краской является розовая бумага, на которой она отпечатана. Розовый — один из самых сложных цветов для художника, в него сложно „попасть”. Розовый может быть очень пошлым, кричащим. А у Юлиуса Тессинга нейтральный розовый, почти телесного оттенка».
Квир-просвещение для детей
Художница-иллюстратор Лаура Д’Арканджело в своей дебютной книге заходит на квир-территорию вообще без всяких слов, — чем и восхищает экспертов, знатоков детской литературы. «Ada + Eva» в 36 сочных, цветистых, напоминающих примитивиста Анри Руссо, фрагментах визуализирует историю встречи, влюбленности и не лишенной сложностей совместной жизни двух молодых женщин.
Выпущенная в Швейцарии книга претендовала в 2020 году на жирафу по имени «Serafina» — премию для книжных иллюстраторов, которую ежегодно вручает немецкая академия детской и юношеской литературы. Издатели заметили этот труд еще на стадии студенческого эксперимента: в 2018 году проект Лауры Д’Арканджело попал в десятку лучших неопубликованных детских книг по версии Buntspecht, премии для начинающих книжных иллюстраторов, учрежденной берлинской академией искусств и дизайна.
«История, современность, общество, семья, насилие, конфликт, просвещение» — теги, которыми маркируют книгу издатели, свидетельствуют, что автор не ограничивается одной лишь фиксацией красоты. «Ada + Eva», как следует уже из названия, обыгрывает в сюжете библейские мотивы, чем еще раз напоминает о естественности присутствия ЛГБТ-людей в мире постхристианском или даже в христианской традиции в ее расширительном понимании.
Лаура Д’Арканджело разговаривает с читателем в категориях абсолютных, без пафоса, без усилия, с убежденностью человека, который ничуть не сомневается в правильности своего пути. «Гомосексуальность как образ жизни все еще не воспринимается нашим обществом как нечто само собой разумеющееся, — сообщают издатели. — Важный центральный пункт в улучшении интеграции гомосексуалов в обществе состоит в размышлениях на эту тему в раннем возрасте, детстве и отрочестве. Для этого и была создана столь впечатляющая книга в картинках».
Нелишне подчеркнуть, что российское издание такой книги возможно лишь с маркировкой «18+». И неизбежный, все более настоятельный вопрос: не пора ли отменить в России закон о «гей-пропаганде», который, создавая табу, затрудняет путь просвещения?
Комментарий Татьяны Зборовской:
«В случае с этой книгой не стоит вопрос о переводе, поскольку в ней нет ни одного слова. Это красивая, трогательная книга, которая предназначена для людей, привыкших к современной яркой анимации. Там много положительных эмоций. Она как фотоальбом рассказывает о гармоничной жизни двух людей, которые счастливы вместе.
Книга рассчитана на любой возраст, в котором человек может воспринимать рисованные изображения. С детьми младшего возраста можно говорить про эту книгу, придумывать, чем занимаются эти люди, что чувствуют. То есть это такая же книга, как и другие, которые родители рассматривают вместе с детьми. Да, там люди и целуются тоже, но это нейтрально, позитивно, нормально».