Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Еще одно открытие Америки
— Поскольку «Голландский момент» — это первая ваша книга, выходящая в русском переводе, вероятно, стоит начать с представления автора. Не могли бы вы вкратце рассказать о важнейших этапах вашей научной карьеры, о том, кто были ваши учителя и какие школы исторического мышления оказали на вас особое влияние?
— До того, как заняться историей, я изучал социологию в Университете Гронингена, так что мне пошли на пользу многочисленные работы Карла Маркса, Макса Вебера и Эмиля Дюркгейма, которые нам задавали читать. Эти книги дали мне ценную основу для постижения мира. А когда я переключился на изучение истории в том же университете, в первый год на меня оказала очень большое влияние книга «Что такое история?», которую написал британский ученый Эдвард Халлетт Карр. Он больше всего известен как историк Советской России, но именно эта его работа дает возможность взглянуть на ремесло историка изнутри.
Не могу сказать, что я стал адептом какой-то определенной исторической школы, хотя в годы учебы меня поражало то, что история преподавалась нам по несколько устаревшим методикам. Поэтому на втором курсе мы вместе с тремя товарищами составили документ, в котором выразили протест против того, что в нашем учебном плане нет неевропейской истории. В результате мы смогли добиться, что книга Эрика Вольфа «Европа и народы без истории» — принципиально неевропоцентричная работа — вошла в обязательную программу для чтения.
Вим Клостер
— Перед тем как взяться за перевод книги с заголовком про Атлантический мир, я невольно подумал: это же продолжение «Средиземноморского мира» Броделя! И кажется, не ошибся: где-то даже пытался подражать его великим переводчикам, у которых не было ни интернета, ни постоянной коммуникации с автором. Насколько, на ваш взгляд, уместны эти сравнения и как вы увидели в Атлантике отдельный мир?
— Меня никогда раньше не спрашивали о влиянии Броделя на мою книгу, но, возможно, вы правы. Разумеется, я знаком со «Средиземноморским миром», в моей библиотеке есть эта книга, и вообще читать Броделя — это просто удовольствие, потому что в его работах, наполненных глубоким смыслом, соединяются разные масштабы — от локального до глобального. Так что если при переводе моей книги вы так или иначе использовали стилистику уже существующих русских переводов Броделя, думаю, это неплохое решение.
Теперь о том, как я занялся Атлантическим миром. Это было связано с событиями 1980-х годов, в особенности с волнениями в Центральной Америке в те времена, когда в Никарагуа у власти были сандинисты, а США поддерживали репрессивные режимы в этом регионе. Все это определило мой интерес к истории Латинской Америки, а в дальнейшем привело и к выбору темы моей диссертации, посвященной контрабандной торговле голландцев в Карибском бассейне в XVII-XVIII веках. Контрабанда — это хороший пример межимперских связей, которые имели большую значимость в Атлантическом мире. Правда, когда я работал над своей диссертацией, история Атлантики еще не была устоявшимся направлением исследований, и только в ретроспективе моя диссертация стала одним из его образцов. Именно это направление я застал в становлении — а заодно и поучаствовал в этом процессе, — после того как перебрался в США в 1995 году.
— Почему вы затем решили написать отдельную книгу о ваших соотечественниках в Атлантике XVII века?
— В необъятном количестве публикаций, посвященных Атлантическому миру, получалось так, что либо голландцы представали как внешние игроки в других империях, либо авторы этих исследований обращались к какой-либо одной нидерландской колонии, например, к Новым Нидерландам или Суринаму. Поэтому я решил показать, что голландцы играли в Атлантике самостоятельную роль. Кроме того, в историографии заморских экспедиций голландцев преобладают исследования, посвященные их деятельности в Азии, поэтому я посчитал необходимым представить некий противовес этому сложившемуся тренду. В конечном итоге жителям Соединенных провинций (Голландской Республики) было больше известно о гораздо более близких торговых пунктах в Африке и о колониях в Америке, нежели о том, что происходило в Индийском океане.
В итоге, как мне кажется, в моей книге можно обнаружить несколько оригинальных моментов. Прежде всего, мой подход охватывает весь Атлантический мир, а также я обратился к жизненным реалиям матросов и солдат — двух групп, которые до этого почти полностью игнорировались историками. Наконец, в книге сделан акцент на том, что в Голландской Атлантике царило повсеместное насилие.
— С одной стороны, глядя на внушительный список литературы в вашей книге, включающий сотни исторических исследований и архивных источников, кажется, что недостатка внимания к этой теме нет. С другой стороны, Нидерландская Атлантика — это действительно своего рода забытая страница истории. Конечно, жители бразильского Ресифи наверняка знают, что Бразилия в течение нескольких десятилетий была голландской колонией, а в Нью-Йорке еще помнят, что когда-то он назывался Новым Амстердамом, но все же для большинства это очень далекие сюжеты. У вас не было ощущения в процессе работы над книгой, что вы заново открываете Америку?
— Вероятно, я, конечно же, совершил своеобразное открытие Америки, но это происходило шаг за шагом на протяжении многих лет. Все, опять же, началось с моей диссертации, где мне удалось взглянуть на Америку с точки зрения нидерландских островных колоний в Карибском бассейне.
Если говорить об уже существующих работах по Нидерландской Атлантике, то самый примечательный момент заключается в том, что историки, как правило, концентрируются на отдельных колониях, упуская из виду общую картину. Вот самый наглядный пример. Колонизация Новых Нидерландов — территории, которая в XVII веке располагалась между современными американскими штатами Коннектикут и Делавэр — происходила одновременно с голландским завоеванием Бразилии. Но если вы обратитесь к исследованиям, посвященным либо Новым Нидерландам, либо Нидерландской Бразилии, то из них вряд ли получится составить представление о том, что одновременно происходило в других колониях.
— Читателя вашей книги наверняка впечатлит огромное количество первоисточников, включая архивные данные, памфлеты XVII века и т. д. Как вам удалось справиться с этим обширным материалом? Были ли архивные материалы хотя бы частично в цифровом виде, или же вам приходилось иметь дело в основном с бумажными источниками? Можно ли, кстати, ожидать, что по мере цифровизации архивов мы узнаем о прошлом какие-то принципиально новые вещи?
— Еще десять лет назад большинство источников оставались на бумаге, то есть на практике требовалось обращаться к ним в архивах. Сегодня основная часть этих источников существует в онлайн-версии — как минимум архивы Нидерландской Вест-Индской компании и Генеральных Штатов Соединенных Провинций уже оцифрованы.
Конечно, цифровизация за короткое время облегчила сбор необходимых материалов — теперь для этого даже не нужно выходить из дома. Цифровые архивы действительно позволяют делать открытия, которые прежде были немыслимы — в особенности если у вас есть возможность поиска по ключевым словам. В работе над книгой я находил важные подсказки в оцифрованных документах, которые в противном случае просто не удалось бы обнаружить. Так что есть все основания ожидать, что после того, как основные архивы рано или поздно предстанут в электронном виде, мы получим гораздо больше впечатляющих исторических исследований.
«История сложнее постколониальных теорий»
— В книге вы подчеркиваете, что голландское наследие в Атлантике, несмотря на очень короткий период господства Нидерландов в этом регионе, сохранялось очень долго. Действительно, работая над переводом, я с удовольствием перечитал новеллу «Рип ван Винкль» Вашингтона Ирвинга — удивительно, но на первой же странице говорится, что голландский уклад жизни в окрестностях Нью-Йорка прекрасно дожил до момента образования США. А насколько сейчас сохраняется память о присутствии голландцев в Атлантике XVII века за пределами профессионального сообщества историков? Влияют ли события 400-летней давности на отношения Нидерландов с США, Великобританией, Португалией или Бразилией?
— Конечно, это уже далекое прошлое, но в той части Бразилии, которая когда-то была под властью голландцев, их по-прежнему вспоминают добрым словом. Правда, такое отношение разделяют очень немногие.
Никакого практического влияния сюжетов XVII века на сегодняшние отношения между Нидерландами и упомянутыми вами странами нет. Другое дело — страны, которые пострадали от нидерландской работорговли. Некоторые из этих государств, расположенных на западном побережье Африки либо прежде являвшихся голландскими колониями, требовали извинений от властей Нидерландов. В конце прошлого года правительство Нидерландов действительно принесло извинения за порабощение народов Африки и Азии в колониальную эпоху, однако этот шаг не привел к тому, что нидерландские активисты, происходящие из бывших рабовладельческих колоний, перестали требовать возмещения ущерба.
Биржа в Амстердаме, 1653
— В таком случае как ваша книга была воспринята адептами постколониальных исследований, которые сейчас, кажется, находятся на пике интеллектуальной моды?
— Уверен, что в этих кругах приводились оценочные данные из моей книги, согласно которым в середине XVII века именно голландцы контролировали почти половину трансатлантических работорговых экспедиций. Но, честно говоря, меня совершенно не интересует, как в этой среде воспринимаются мои работы. Практики постколониального дискурса эксплуатируют бинарную оппозицию «угнетатель — угнетенный», занимаются эссенциализацией различных культур и, похоже, склонны изображать неевропейцев в роли жертв. Однако историческая реальность слишком сложна, чтобы укладываться в столь упрощенные схемы. Ученым в принципе не следует предпочитать короткие пути — напротив, требуется серьезно относиться к фактам, которые не укладываются в теории, и не игнорировать альтернативные интерпретации прошлого.
Если говорить о моем личном восприятии постколониальных исследований, то в них нет ни малейшей неожиданности — любое такое исследование лишь подтверждает общую парадигму. С этой категорией исследований тесно связана критическая расовая теория — конгломерат безответственных представлений о расе, подменяющих собой идею класса у Маркса. Характерно, что категория класса в таких исследованиях практически игнорируется как значимый фактор, тогда как раса присутствует повсеместно, пронизывая совершенно все институты — это так называемый институциональный расизм. Более того, критическая расовая теория уже не ограничивается академической средой — она проникла в широкие массы, так что многие активисты из среднего класса в США и других «западных» странах рассматривают социально-экономические проблемы исключительно сквозь призму расы.
Если вернуться к тем обществам, которые находились под нидерландским колониальным владычеством, то, конечно же, очевидно, что они все в большей степени организовывались по расовому принципу. Но было бы ошибкой полагать, что именно раса всегда была ключевой социальной категорией в этих обществах. Например, в одной из глав моей книги наглядно показано, насколько жалкое существование влачили матросы и солдаты на службе Соединенных провинций — а ведь почти все эти люди относились к белой расе. Когда отслужившие в Бразилии солдаты, недоедавшие, не получавшие жалованья и почти голые, сравнивали свою участь после долгих лет лишений с судьбой рабов, это была отнюдь не фигура речи. Эти люди действительно жили в рабовладельческом обществе и могли регулярно видеть, как трудятся привезенные из Африки рабы. А кроме того, если делать акцент исключительно на расовой принадлежности, то мы не сможем понять религиозные распри, которые лежали в основе войн голландцев с испанцами и португальцами.
— Внимательный читатель вашей книги наверняка заметит, что во многих важнейших событиях в истории Атлантики XVII века участвовало по современным меркам не так уж много людей — в лучшем случае это несколько тысяч европейцев. В то же время совершенно очевидно, что коренных жителей Америки и Африки было во много раз больше, чем европейских пришельцев. У вас есть собственный ответ на вопрос, почему европейские колонизаторы оказались столь успешны в атлантическом мире? Или историки уже окончательно установили причины этого — инфекционные заболевания, технологическое превосходство европейцев, их организационная дисциплина и т. д.?
— Инфекционные заболевания, конечно же, сыграли важную роль. Коренное население Америки не имело иммунитета к таким распространенным в Европе болезням, как оспа и корь, зато в Африке у европейцев не было такого преимущества. Там они как раз оказались в невыгодном положении, поскольку были уязвимы для местных болезней наподобие малярии и желтой лихорадки. Поэтому до второй половины XIX века ни голландцы, ни другие европейские народы не обладали значительным могуществом в Африке — их присутствие на этом континенте в основном ограничивалось побережьем. В результате залогом успеха в попытках голландцев вытеснить португальцев или англичан из Африки были союзы с местными народами.
На островах Карибского бассейна, где голландцы создавали свои колонии, в XVII веке из-за предшествующих эпидемий и так оставалось совсем немного коренного населения. Однако в Бразилии голландцы все же вступали в контакт с аборигенами: им приходилось создавать альянсы с некоторыми группами индейцев точно так же, как и их неприятелям — португальцам. В Северной Америке, где численность коренного населения была еще больше, голландцы полагались на индейцев в таком промысле, как торговля пушниной. В то же время сокращение численности коренного населения на фоне нараставшей иммиграции из Нидерландов и требований хозяйственного и налогового характера к местному населению (в особенности от этого пострадал индейский народ манси) приводили к войнам. В них голландцы побеждали действительно благодаря превосходству в оружии и организационных ресурсах для ведения войны. Но даже в те годы, когда удавалось обходиться без военных действий, отношения с коренными народами зачастую сохраняли напряженность из-за бесконечного воспроизводства насилия.
Неразгаданный «золотой век»
— Некоторые из сюжетов вашей книги, например истории о судьбах женщин, которые оказались в нидерландских колониях в Африке, исключительно кинематографичны. Нашлось ли Нидерландской Атлантике XVII века отражение в современной литературе и кино?
— Я знаю несколько второстепенных романов, действие которых происходит в Новых Нидерландах, хотя другие голландские колонии в Атлантике пока не вызывают интереса у авторов художественных произведений. Правда, можно вспомнить пример из более позднего исторического периода — роман суринамской писательницы Синтии Маклеод «Цена сахара», действие которого происходит в Суринаме в середине XVIII века. Десять лет назад по этой книге был снят фильм режиссера Жана ван де Велде.
Но давайте не будем забывать о тех произведениях искусства, которые были созданы в Нидерландской Атлантике еще в XVII веке — прежде всего в Бразилии, куда ее генерал-губернатор, принц Иоганн Мориц Оранский, пригласил нескольких прекрасных художников, чтобы они могли там жить и заниматься своим ремеслом. Искусствоведы уже посвятили ряд исследований таким фигурам того времени, как Франс Пост, который создавал прекрасные пейзажи, Альберт Экхаут, известный этнографическими зарисовками Бразилии, и Захариас Вагенар, автор акварелей бразильских рыб, птиц и других животных. Кстати, любопытно, что голландцы в свое время создали так много произведений изобразительного искусства, посвященных Бразилии, что они зачастую используются для иллюстрации книг, где речь идет о Бразилии XVIII и XIX веков, хотя нидерландское колониальное присутствие закончилось там в 1654 году.
— Давайте вернемся к библиографии вашей книги. Подавляющее большинство цитируемых вами работ, посвященных этому периоду нидерландской истории, не переведены на русский язык. Правда, не так давно вышла в русском переводе знаменитая книга историка Джонатана Израэля «Голландская республика», но этого совершенно недостаточно. Какие еще книги о Нидерландской Атлантике и Нидерландах XVII века в целом вы бы порекомендовали издать на русском?
— Если говорить о лучших обзорных работах, посвященных Республике Соединенных провинций в XVII веке, то я бы порекомендовал перевести книгу Виллема Фрейхоффа и Марейке Спис «Нидерландская культура в европейской перспективе: 1650. Нелегкое единство» (2004) и работу Мартена Прака «Нидерландская республика в XVII столетии: золотой век» (2005). В обеих этих книгах «золотой век» Нидерландов представлен в европейском контексте. Еще одна обязательная для прочтения книга — «Обычная жизнь в „золотом веке“: народная культура, религия и общество в Голландии XVII столетия» А. Т. ван Дёрсена (1991), в центре которой находится материальная и культурная жизнь простых людей. Если говорить о Нидерландской Атлантике, то стоило бы перевести книгу Бенджамина Шмидта «Непорочные дикари: представления голландцев о Новом свете, 1570–1670» (2001), где подробно рассмотрены интеллектуальное и визуальное взаимодействие голландцев с американским континентом, и монографию Марка Мёвезе «Братья по оружию, партнеры по торговле: союзы голландцев с коренными народами атлантического мира, 1595–1674» (2012).
— Вы упоминали о том, что в свое время изучали социологию — тем более интересно узнать, почему в вашей книге совершенно отсутствуют упоминания об историко-социологических интерпретациях нидерландской истории середины XVII века в работах таких ученых, как Иммануил Валлерстайн, Джованни Арриги и Ричард Лахманн. Все они полагали, что этот период был кратковременным взлетом голландской гегемонии в мировой капиталистической системе — и есть, видимо, немалые основания рассматривать нидерландскую экспансию в Атлантике именно в таком контексте. Тем не менее, насколько я помню, в вашей книге понятия «капитализм» и «гегемония» отсутствуют вовсе, а отношениям между элитами Соединенных Провинций, которые позволяют понять, почему эта гегемония была такой короткой, вы уделяете не так уж много внимания.
— Повторю, что отправной точкой для меня была не Голландская Республика. Я исходил из того, что Атлантический мир почти отсутствовал в исследованиях того периода, который кое-кто из ученых по-прежнему называет «золотым веком» Нидерландов. Конечно, все, что происходило за пределами Европы, принималось во внимание в работах о Соединенных Провинциях XVII века, но в них отдавалось предпочтение деятельности Ост-Индской компании. А в исследованиях, посвященных Атлантическому миру, голландцы обычно либо присутствовали эпизодически, либо только в связи с Новыми Нидерландами.
Упомянутые вами понятия — капитализм, элиты, гегемония — я не посчитал полезными для знакомства читателя с Атлантическим миром. Они оказались бы чем-то вроде смирительной рубашки, так что пусть другие историки займутся интерпретацией того, какое значение имеет моя книга для этих всеобъемлющих концепций. Мой подход был в основном индуктивным — надеюсь, что он даст читателю эффект присутствия в Нидерландской Атлантике XVII века.