О покойном принято говорить или хорошо, или никак. Но для умершего недавно Яна Мюрдаля многие сделали исключение. Притом что шведы и о живых говорят, избегая резких слов, а если уж приходится высказаться нелестно, стараются смягчить с помощью lite, «немного»: «он немного неприятный человек» или «немного сволочь». Но когда речь заходит о Мюрдале, дипломатичные, неконфликтные шведы в выражениях не стесняются: «наконец-то он умер» и «я очень рад, что он больше никогда ничего не скажет и не напишет».
Некрологи в центральных газетах порой тоже приправлены проклятиями в адрес покойного: «Мюрдаль был коммунистом, защищавшим диктатуру, тоталитарное и элитарное общество, общество без свободы слова и демократии», «он всю жизнь отдавал дань уважения убийцам», «когда кто-нибудь говорит о величии Мюрдаля, вспоминайте и напоминайте о его отвратительных поступках».
При этом у Мюрдаля немалый лагерь поклонников и сторонников среди радикальных левых, а в последнее время и радикальных правых Европы и России. (У нас любят цитировать его одиозные высказывания, но из восьмидесяти книг на русский переведена только одна). В левом таблоиде Aftonbladet Kultur написали: «Инстинкт нормального шведского писателя: встать и — подробно и многословно — согласиться с предыдущим оратором. Чтобы отметить единство, а не конфликт. С Яном Мюрдалем все было иначе. Когда он садился за клавиатуру, читатель мог быть уверен, что он разочарует банду и скажет „нет”».
Ян Мюрдаль
Итак, чем же «разочаровывал банду» Мюрдаль? Например, он поддержал фетву иранского аятоллы против Салмана Рушди. Во время событий на площади Тяньаньмэнь был на стороне китайских властей, перебивших протестующих студентов. После разрушения Берлинской стены стал называть себя беспартийным коммунистом и воспевать ГДР. Когда в моду вошел климатический активизм, встал на сторону атомной энергетики и легковых автомобилей. Он также заявлял, что отрицатели Холокоста имеют полное право публично высказывать свое мнение. Поклонники называли его «решительным сторонником свободы слова и прессы». При этом Мюрдаль приятельствовал с Пол Потом и Мао, а также был последовательным сторонником тех политических режимов, которые со свободой слова расправлялись с помощью арестов, расстрелов и мотыг.
«Я из простой семьи», — говорил о себе Ян Мюрдаль, сын знаменитых политиков и будущих нобелиатов, «архитекторов шведской модели» Альвы и Гуннара Мюрдалей. Любопытно, что в молодости — когда такие идеи были в моде — его мать была евгенисткой и выступала за стерилизацию: «Общество заинтересовано в том, чтобы свобода размножения неполноценных была ограничена... Даже если оставить в стороне долгосрочные преимущества — улучшение генофонда нации, — общество уже вздохнет спокойнее, когда такие особи перестанут появляться на свет».
«Простой шведский парень» Ян Мюрдаль, вместе с двумя младшими сестрами, рос в семье с домработницей и нянькой и проводил время за границей, когда родители переезжали туда по службе. При этом детство его не было счастливым. «Детство — непроходящая стыдоба. Отрыжка как после скисшего пива», — напишет он спустя десятилетия. Альва и Гуннар Мюрдаль, безумно влюбленные друг в друга и в Социал-демократическую партию Швеции, детям отводили только третье место в иерархии привязанностей. За что их сын потом знатно отомстит им.
Ян Мюрдаль в детстве
Сорок лет назад в одном из интервью Мюрдаль говорил: «Проблема моего детства была в том, что родители меня не любили. Им было трудно сдержать отвращение, даже когда присутствовали другие. Только когда приезжали журналисты, меня показывали, и мы были семьей. Однако как только я смог, я стал держаться подальше от таких вещей. Это было так фальшиво, что зубы ныли. В 1938 году, я думаю, последнее семейное фото, на котором я нахожусь, было сделано для газеты».
У друзей семьи была своя версия. Ян Мюрдаль, по их словам, был невыносимым проблемным ребенком, который постоянно конкурировал за внимание матери и открыто враждовал с отцом. Он так их обоих возненавидел, что в подростковом возрасте думал присоединиться к нацистскому движению, чтобы преследовать своих родителей.
Но вскоре ему пришла идея получше. «Я собираюсь стать самым знаменитым Мюрдалем», — заявил он сестре. Трудно было конкурировать с такими знаменитыми и влиятельными Мюрдалями, какими были его родители. Но у него, в общем-то, получилось. Правда не сразу.
Ян Мюрдаль написал порядка девяти романов, которые были отвергнуты издательствами или вышли ничтожными тиражами. И только в 1963 году, когда ему было уже 36 лет, он наконец-то стал известен — благодаря книге «Репортаж из китайской деревни», о селении Лю Линь в провинции Шэньси.
С этой книгой Мюрдаль, что называется, оседлал волну. И с тех пор выпускал одну за другой документальные книги о разных странах: «Китайская поездка» (1965), «Туркменистан» (1966), «Китай. Революция продолжается» (1970), «Албанский вызов» (1970), «Ворота в Азию» (1971), «Кампучия и война» (1978), «Кампучия осенью 1979 года» (1979), «Индия ждет» (1980), «Китайская деревня 20 лет спустя» (1983), «3 x Советы», о трех поездках в СССР (1986), «Мехико — мечта и тоска» (1996) — и это неполный список. В 2010 году, в восемьдесят с лишним лет, Мюрдаль поехал в индийские джунгли, чтобы встретиться с красными партизанами — и написал об этом книгу «Красная звезда над Индией».
В 60-70-е годы, когда в Европе начались студенческие волнения, антивоенные протесты и антиколониальные культурные движения, Ян Мюрдаль внезапно стал влиятельной общественной персоной, авангардом левого мейнстрима и самым читаемым автором Швеции. Но политическая повестка стала меняться, и популярность Мюрдаля, внезапно для него самого, стала падать. В 80-е годы прошла мода на левый радикализм, и Мюрдаль стал восприниматься лишь чудаковатым пережитком прошлого. Он больше не мог удивить мир ни красными кхмерами, ни репортажами из китайских деревень, и ему требовалось что-то, что могло бы вернуть к его персоне былой интерес.
И тут соединились воедино писательское честолюбие и детские обиды.
В 1982 году вышел его автобиографический роман «Детство», ставший настоящей литературной бомбой, ведь родители Мюрдаля были знамениты и значимы в Швеции. После, повторяя успех этой книги, он выпустил еще две, о детских годах в США и переходном возрасте. По случайному (а может, и нет) стечению обстоятельств роман «Детство» вышел в тот момент, когда мать Мюрдаля получила Нобелевскую премию мира. Лучшей рекламы нельзя было придумать. Публикации о вручени Альве Мюрдаль Нобелевской премии сопровождались статьями о том, что она близка к самоубийству из-за книги сына. «Альва была уничтожена, — говорила младшая сестра Мюрдаля, Кай. — Она все время плакала и говорила мне: прости, прости...»
Альва и Гуннар Мюрдаль
Истории, которые Мюрдаль рассказывал о своих родителях, были как настоящими, так и выдуманными. Портрет родителей, в котором смешались факты и вымысел, вышел безжалостным, к тому же в это время оба уже были стары, сломлены болезнью и беззащитны. Некоторые критики назвали «Детство» публичным убийством матери, книга вызвала большую дискуссию об автобиографической литературе и этических моментах, с нею связанных.
Ян Мюрдаль прожил очень долгую жизнь, но так и остался злым, проблемным ребенком. Он не умел ни прощать, ни признавать ошибки, ни разу не высказал ни сожаления, ни грусти по поводу родителей, ни разу не раскаялся в поддержке Пол Пота или бойни на Тяньаньмэнь. Журналистка «Шведского телевидения» во время съемок фильма о Мюрдале сказала ему: «Я посмотрела 200 кассет с вашими интервью, это заняло у меня неделю. Я ни разу не услышала от вас, что вы ошиблись или были не правы в чем-либо». «Нет, потому что я был прав, — ответил он. — Это другие ошибались».
В своей книге «Улыбка Пол Пота» шведский журналист Петер Фреберг Идлинг задается вопросом, почему шведские писатели, в том числе Ян Мюрдаль, бывая в Камбодже, не видели, что там на самом деле происходит. Ответ он находит в книге исландского нобелевского лауреата Хальдоура Лакснесса «Поэтическая эпоха», посвященной его поездкам в Советский Союз времен Сталина: «Многие также боялись — и я был из их числа, — что рассказ о провале сталинского социализма в „главной социалистической стране” подорвет основы социализма во всем мире. Многие убеждали себя: „кто знает, может, «маленький Эйольф» еще поправится”, отчаянно на это надеялись и до поры до времени скрывали изъяны». «Может, в этом все дело? — пишет Идлинг. — Шведы все видели, но, вернувшись домой, ничего не сказали, чтобы не навредить революции, в основе своей несущей добро?»
— Может, Мюрдаль просто был человеком без убеждений и ценностей? — спросила я своих друзей, шведских литераторов. — Положил в основу своей жизни хайп лет за 60 до того, как это слово вошло в употребление. Допускал самые одиозные высказывания только для того, чтобы о нем как можно больше говорили.
— Это не так, — возразил мне один. — Он совершенно искренне верил в то, что говорил, и абсолютно искренне ненавидел демократию и поддерживал тоталитаризм. Он был невероятно умным, одаренным и образованным человеком. Но в какой-то момент он огляделся и понял, что люди вокруг совсем не так умны, талантливы и образованы, как он. И посчитал, что демократия, которая уравнивает его с ними в правах, это зло. Он совершенно искренне отстаивал эти идеи.
— Ему было позволено все, — добавил другой. — В шведском обществе существует консенсус по многим вопросам, особенно по гендерному равенству. Если кто-то из нас выскажется вразрез, мы рискуем потерять все. Но Мюрдалю было позволено быть каким угодно воинствующим мизогином, человеконенавистником и мракобесом. Его происхождение во многом позволяло ему это. Но главная причина была в том, что он был человеком из другого времени. Того времени, когда еще можно было публично высказывать такие чудовищные идеи. Он просто слишком долго жил. И я очень рад, что он наконец-то умер.
— Да, мы тоже рады, что он умер, — подхватили остальные.
Ян Мюрдаль