1. Новости политических репрессий и реакции на них. Более 70 деятелей культуры из разных стран написали письмо Владимиру Путину с призывом немедленно допустить врача в колонию к Алексею Навальному; по словам врачей, состояние Навального близко к критическому. Среди подписавших письмо — литераторы с мировым именем, в том числе Кристофер Бакли, Эммануэль Каррер, Нил Гейман, Петер Надаш, Амели Нотомб, Патрик Зюскинд, лауреаты Нобелевской премии Светлана Алексиевич, Джон Максвелл Кутзее, Луиза Глик, Герта Мюллер и Орхан Памук.
На неделе прошли обыски у редакторов студенческого журнала Doxa, четверо человек — Армен Арамян, Наталья Тышкевич, Владимир Метелкин и Алла Гутникова — получили фактически домашний арест, их обвиняют по статье о вовлечении несовершеннолетних в совершение противоправных действий. В защиту журналистов «Доксы» высказываются их преподаватели: «В другие времена они бы вели бездумно-потребительский образ жизни, как это продолжают делать многие их сверстники и чего требует от них руководство всех мастей. Но они выбирают опасный путь, у которого нет альтернатив. Они не бегут, не прячутся, а возвышают голос против государственного беззакония. <…> Преподаватели факультета гуманитарных наук должны гордиться студентами, которые читали в детстве нужные книги и вынесли из учебы самое главное — человеческое достоинство» (Ян Левченко); «Эти ребята сегодня на передовой линии бессмысленной войны морально устаревших элит против нашего общего будущего. Они сегодня герои, и они выиграют. Спасибо им за смелость» (Григорий Юдин*Признан в России иностранным агентом). Письмо в поддержку «Доксы» опубликовали и преподаватели ВШЭ. В «Новой газете» Анна Наринская*Признана властями РФ иноагентом. публикует статью под названием «Молодым здесь не место», сопоставляя дело «Доксы» с делом «Нового величия» (где действовал провокатор, действительно стремившийся «вовлечь несовершеннолетних в опасную деятельность»). Коллеги редакторов начали собирать поручительства за них в Москве и Петербурге — подписать поручительство можно в том числе в книжных магазинах «Фаланстер», «Циолковский» и «Все свободны».
В Москве сотрудниками ФСБ и белорусского КГБ был задержан литературовед и политолог Александр Федута, сейчас он и еще двое белорусских оппозиционеров — Григорий Костусев и Юрий Зенкович — находятся в минском СИЗО. В поддержку Федуты и других белорусских политзаключенных выступили участники ассоциаций «ПЭН-Москва» и «Свободное слово»: «У Александра Федуты — давние проблемы со здоровьем: он страдает диабетом и заболеваниями сердца. Белорусские власти уже арестовывали его в 2010 году — тогда он провел несколько месяцев в камере-одиночке, и это пребывание стало для него тяжелым испытанием. Новый срок может представлять серьезную опасность для его жизни». Белорусские власти уже после задержания обвинили задержанных в подготовке переворота и покушения на Лукашенко и его сыновей.
2. Netflix решил заказывать сериалы у российских продюсеров, и одним из первых проектов станет осовремененная экранизация «Анны Карениной». На сайте «Кимкибабадук» Татьяна Шорохова анализирует реакцию соцсетей на эти новости и предлагает авторам сайта рассказать, какой бы могла быть современная «Каренина». Среди идей — стоппардовского типа изображение того же сюжета глазами второстепенных персонажей; «Левин, бегущий вместе с семьей от света, вполне может быть профем в современном варианте, несмотря на все патриархальные рюшечки его образа»; «Мне кажется, современную Анну надо писать с какой-нибудь секс-блогерки, типа Даши Андреевой. Она должна быть полиаморна, а муж — мононормативен»; «Она бы не оказалась под поездом — она сама бы им стала. Целеустремленная, как локомотив, вырвавшаяся из неудачного брака, наплевавшая на мнение общества».
Тем временем в блоге Storytel Сергей Сдобнов пишет об аудиосериале Юлии Яковлевой «Даль» — девятисерийном тексте о Владимире Ивановиче Дале. «Аудиосериал Яковлевой справился с задачей, которую не потянули киносериал о Гоголе и бесконечные писательские юбилеи, активно отмечаемые в России. Писательница сделала Даля интересным, живым и современным героем, а не забытым персонажем мало кому нужной Истории». Заголовок предполагает, что именно такие сериалы русская литература могла бы предложить Netflix.
3. Выходит новый роман Владимира Сорокина «Доктор Гарин» — продолжение «Метели»; первый отрывок — в котором доктору Гарину снится сон, будто они с возчиком Перхушей все-таки доехали в пораженное боливийским вирусом село Долгое, а там одни зомби. «Новая газета» публикует интервью Андрея Архангельского с Сорокиным. По словам Архангельского, читать новый роман можно «и как актуальное политическое роуд-муви (узнаваемые политические лидеры действуют тут как единый организм), и как рефлексию о потонувшей империи слов, и как путешествие-оплодотворение — сквозь русскую литературу: от Тургенева и Толстого до Чехова и Солженицына». Сорокин здесь объясняет, почему взялся за роман, который кто-то уже называет приключенческим, почему по фамилиям героев можно определить класс писателя (достается Василию Аксенову) и как дистопические роботы и злодеи в романе связаны с русскими классиками. Кроме того — размышления о том, что умные люди в 2020 году стали двигаться от центра к окраинам и замедляться.
4. На «Литкарте» появился 40-й номер «Воздуха»: автор номера — Кирилл Корчагин (опубликована большая подборка стихотворений, интервью с Линор Горалик и отзывы коллег), среди других поэтов номера — Елена Фанайлова, Андрей Сен-Сеньков, Дмитрий Данилов, Елена Михайлик. Отдельно хочется отметить параллельные проекты Арсения Ровинского и Юрия Цаплина — переводы вымышленных поэтов (в публикации Цаплина воображаемыми заявлены и переводчики) и подборку «русских стихов нерусских авторов» — славистов и переводчиков русской поэзии.
В прозаической части публикуются тексты Некода Зингера и Дмитрия Аверьянова, а в переводном, среди прочих, — стихи эстонской поэтессы Катрин Вяли в переводе П. И. Филимонова:
С утра брожу по лесу,
пытаюсь запомнить какое-нибудь дерево:
ветки, которые все произвольно выгибаются
в любом направлении
и не рисуют ни единого знака, —
а непроницаемый звук крошечных насекомых
стирает все мысли и представления.
Моя рука не дотягивается до леса,
а взгляд в зарослях воздуха и красок
становится неуловимым, как вертишейка.
В номере публикуются также статьи Виталия Лехциера «Поэзия и феноменология» (где делается попытка выстроить феноменологический контекст современной русской поэзии, начиная с Сапгира, Драгомощенко и Пригова — «феноменологический тезис Шюца-Бергера-Лукмана о „социальном конструировании реальности” может быть использован в качестве одного из эпиграфов ко всему творчеству Пригова» — и заканчивая Александром Барашем) и Александра Житенёва «Поэтические экфрасисы Елены Фанайловой» — об описании произведений искусства в фанайловских стихах. Кроме того, два с половиной десятка поэтов отвечают на вопросы: «Как у вас это получается? Расскажите, пожалуйста, как вы пишете эти свои стихи. С чего, когда и как начинается, как движется дальше, как и почему стихотворение заканчивается, каким взглядом вы перечитываете написанное перед тем, как выложить в Фейсбук или отправить в журнал „Воздух”?» Очень разнообразное чтение: «В моем случае это иногда похоже на копание в мусоре или на то, как сталкеры роются в водорослях и грязи на берегу моря. Перебирание, рассматривание, откладывание на потом. Потихоньку набирается мешок небесполезных штук, которые чем-то понравились. Или бесполезных» (Михаил Гронас); «Некая флюктуация в вакууме, и вот появляется какая-то микрочастица или сгусток энергии. Это не управляемо дальше. Оно само выносит куда-то тебя, куда и не предполагал попасть» (Андрей Сен-Сеньков); «Обычно когда я пишу стишок, то в нем есть какой-то опыт восприятия, я этот опыт пережила или что-то мне о нем напомнило. Во мне есть собрание таких восприятий, многие из них (думаю, на самом деле все) сначала были априорными, а потом уже были пережиты путем каких-то реальных событий. Пишу об этом опыте, стараясь выражаться как можно более непосредственно, что всегда значит — вне рациональности» (Ксения Букша).
5. Исполнился 101 год Норе Крук — «последнему поэту русского восточного зарубежья». На «Полутонах» — ее стихи разных лет с предисловием Татьяны Бонч-Осмоловской. Бонч-Осмоловская рассказывает о жизни Крук, родившейся в Харбине и оставшейся в Китае, когда многие эмигранты возвращались в СССР, и о ее долгой поэтической карьере. В 1975-м семья Крук переехала из Гонконга в Сидней, «но Китай останется в памяти Норы навсегда, вместе со стихотворениями, написанными в Шанхае и затем, в Сиднее, когда она будет вспоминать и понимать заново годы жизни в русском Китае». Первые стихи в публикации относятся к 1930-м, есть и тексты 1990-х, и, по-видимому, еще более поздние.
Я пишу по-английски о русском Китае,
иногда наше прошлое сочиняю,
и цитаты поэтов не очень точны,
но всплывает прошедшее, явь и сны,
и голоса любимых…
Синей птицей слетает ко мне былое,
а казалось воробышком в том саду…
Было… может быть, и такое…
В неизвестное будущее иду
под тяжелыми вязами по Садовой
с моим рыженьким сеттером поутру
в долгую мою жизнь.
Кто-то крикнул: «Остановись!»
Кто-то: «Сюда, направо!»
Кто-то: «Иди назад!»
Может быть, потому и пишу невпопад
и не на том языке,
на котором клялась Пушкину.
6. Ко дню рождения поэта Владимира Салимона Prosodia публикует эссе о нем Владимира Сокольского — в котором поначалу не чувствуется особой комплиментарности: «Владимир Салимон – это, пользуясь выражением Юрия Казарина, „поэтика лишних слов”; поэтика не важного, не обязательного, поэтика отсутствия глубоких мыслей, поэтика ровного настроения. В ней есть что-то непоправимо-дачное и невозмутимо-благодушное, словно автор в процессе стихосложения поглаживает домашнего кота, расположившегося на коленях». Дальше Сокольский резюмирует, в чем «обаяние… скромных поделок» Салимона: «в этой самой его тихости тона, тихости жизни, в несуетности ее, в безгневии, беззлобности». По мысли критика, несмотря на схожесть, почти что одинаковость книг Салимона, ими нельзя «начитаться»: «какой же „стихотворения чудный театр” может поэт создавать из обыденной картины!» Примеры — здесь же.
7. В новом номере «Лиterraтуры» хочется обратить внимание на ранее не публиковавшиеся стихи Андрея Егорова (поэт покончил с собой 19 марта).
тогда матросы хохочут, как будто смерти больше не будет,
с песнями и бранью
карабкаются по вантам так же проворно
как если бы были зрячими
месяцем позже
слепой матрос в вороньем гнезде
кричит
ЛЯ ЗЕМЛЯ ЗЕМЛЯ ЗЕМЛЯ ЗЕМ
сухой рукой я трогаю сухую щеку
шкипера
он плачет навзрыд
как будто не знает,
что смерти больше не будет
ДА ВОДА ВОДА ВОДА ВО
повсюду
как хочется пить
В номере можно найти мемориальный текст подруги Андрея Егорова Екатерины Богдановой: «Я не знала (как, думаю, и все его друзья), как ему помочь с его неистребимой депрессией, я могла только поддерживать существование человека, голова которого являла столь дикое сочетание таланта вплоть до гениальности, физической красоты, обаяния и жуткой глубокой тьмы ужаса, наползавшего на него почти без остановки, с которой он боролся как мог… Голова, вниз которой он летел так высоко, так недолго и так навсегда».
В прозаическом разделе — рассказы Кристины Пешевой и Сергея Катукова (у которого стилизация классического нарратива в духе той же cорокинской «Метели» сочетается c сатирой о XX веке и секретном ингредиенте «Кока-Колы»). Среди статей — соображения Евгении Вежлян о «новом дидактизме в литературе» (на примере прозы Аллы Горбуновой и Евгении Некрасовой) и продолжение большого «критического сериала» Валерии Пустовой — вновь о Горбуновой.
8. Несколько новых материалов на сайте Culture.pl. Игорь Белов составил подробный гид по современной польской поэзии — от Тадеуша Ружевича до авторов поколения 20-летних; Белов замечает, что молодая польская поэзия «на глазах политизируется».
Елена Фанайлова рассказывает о главной польской книге в своей библиотеке — «Родной Европе» Чеслава Милоша (Фанайлова указывает, что вернее переводить название как «Семейная Европа»): «Милош одним из первых в диалогах с Ежи Гедройцем сформировал концепт Центральной Европы, отличной от России и далекой от франко-немецкого и австро-венгерского геополитических полюсов, которые формировались между двумя мировыми войнами. <…> В „Семейной Европе” Милоша есть то, к чему безуспешно призывали советские писатели-деревенщики: в его книге во всей глубине и частностях видна „малая родина”, там находится его сердце, источник великой любви к миру. Из этого текста четко видно, как cамопонимание и рефлексия юноши, выросшего в сложном многоязычном мультикультурном пространстве, превращается в мораль взрослого человека».
Белорусская поэтесса Таня Скарынкина пишет о «Фердидурке» Витольда Гомбровича, одной из книг, к которым постоянно возвращается. Она рассказывает о том, как впервые прочитала роман Гомбровича по-польски (и путь к оригинальному тексту в ее описании похож на настоящее приключение) и как «Фердидурка» подтолкнула ее саму к работе над прозой. А Татьяна Щербина посвящает эссе «своей Польше», «пани Варшаве», воспринятой в первую очередь еще до поездки в страну, через кино и литературу.
9. Вебзин Spectate публикует перевод фрагмента «Нежных пуговок» Гертруды Стайн, сделанный Иваном Соколовым. «Во многом этими-то тихими, хрупкими „Пуговками” и открывается „короткий” двадцатый век», — замечает Соколов в предисловии к публикации. Он подчеркивает революционный характер стайновских стихотворений в прозе, написанных до большинства авангардных текстов XX века, в том числе дадаистских. Акцент на материальность «Объектов» (так называется этот отрывок в книге) Соколов отлично воспроизводит: «Никель, что такое никель, он изначально не счален покрытием. <…> Этот цвет не похоже чтобы был как следует выбран. Он был выбран вчера, по всему кажется поплевали и возможно мыли и натирали до лоска» («Глянцевый блеск»). В равной степени работает и свободная ассоциативность колористики: «Где та длина безмятежная, вон она и ужé темное место не темное место, только белое с красным черны, только желтое и зеленое сини, розовый ал, дуга всех возможных цветов. Она отмечена линией. Она лишь отмечена линией» («Длинное платье»). Публикация — препринт из нового номера «Носорога».
10. Крупнейшее французское издательство Gallimard попросило авторов временно не присылать рукописи. «Несколько коронавирусных локдаунов во Франции дали начинающим писателям время наконец обдумать свой роман или довести до ума рукопись, пылившуюся в ящике, — сообщает France 24. — В результате издатели завалены рукописями. До пандемии в Gallimard получали около 30 рукописей в день, сейчас — около 50». Согласно одному опросу, в локдауне начали писать книгу около 5 миллионов французов (то есть больше 7 процентов населения); многие из них уже разочаровались в традиционном книгоиздании и решили обратиться к электронному самиздату.
11. В Guernica — статья Лили Хьюстон Смит о книге Дорис Лессинг «Кошки». Это была первая книга Лессинг, которую прочитала Смит; приступала она к ней в сентиментальном настроении — но довольно скоро поняла, что ничего сентиментального в «Кошках» нет. Первая же глава описывает ужасные кошачьи смерти — по большей части от людских рук. Хищничество, присущее самим кошкам, замечает Смит, могло бы подготовить ее к такому неприятному чтению. Лессинг на примере домашних животных ставит такие этические вопросы, как «Зачем убивать?» и «Зачем спасать?» «В фокусе внимания Лессинг — граница между дикостью и домашностью, ее непрочность и проницаемость». Писательница рассказывает о кошачьих болезнях и несчастных случаях, территориальном поведении и жестокости, о привычках, восходящих к стародавним временам (принести украденные сосиски к ногам хозяйки). При этом людей в книге мало, все показано как бы с точки зрения кошек — это соответствует детскому восприятию, в котором люди, животные и предметы могут просто появляться и исчезать, и это не требует объяснения. Перед нами почти что логика сна — и поэтому в прошлом году, в начале пандемии, когда в мире начало пропадать чувство реальности, Смит почувствовала необходимость вернуться к «Кошкам».