Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
В 1924 году в Государственном издательстве начал выходить в виде отдельных еженедельных выпусков знаменитый авантюрный роман Мариэтты Шагинян (1888–1982) «Месс-Менд, или Янки в Петрограде». Иностранный псевдоним Джим Доллар*Литературная игра с мифическим автором Джимом Долларом, американским рабочим, который никогда не видел Россию, была поддержана издателем романа Н. Л. Мещеряковым, написавшим предисловие к первому изданию. на обложке маркировал статус произведения: (псевдо)переводной детективный роман, написанный как ответ на призыв Николая Бухарина апроприировать опыт зарубежной массовой литературы и создавать свою серийную детективную продукцию о «красных пинкертонах»*Именно в этом ключе, как заведомую халтуру и попытку приспособиться к новому литературному полю рассматривает роман М. Э. Маликова. См.: Маликова М. Халтуроведение: советский псевдопереводной роман периода НЭПа // Новое литературное обозрение, 2010. N 3. С. 109–139.. Вместе с тем «Месс-Менд» — это многослойное произведение, о котором на сегодняшний день написано немало исследований. Во многом экспериментальное для поэтики Шагинян (сверхстремительное развитие сюжета, «чудесные» мотивировки, герои с редуцированной психологией, яркая пародийность), оно вобрало в себя идеи и образы символистской культуры*Богомолов Н. А. Авантюрный роман как зеркало русского символизма // Богомолов Н. А. От Пушкина до Кибирова: Статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 156–169., отголоски «гётеанских» увлечений писательницы, различные естественно-научные концепции. Все это, на первый взгляд, органично вписывалось и в культурный контекст 1920-х годов: это была эпоха приключенческой литературы на остросоциальные темы (вспомним, например, романы Ильи Эренбурга и Алексея Толстого) и споров о возможности изменения природы человека. Роман был написан в период становления итальянского фашизма*Во второй редакции романа, вышедшей в 1956 году, тема фашизма была редуцирована. Однако в предисловии к одному из поздних изданий Шагинян писала, что при перечитывании «Месс-Менд» и двух романов-сиквелов, «Лори Лэн, металлист» и «Дорога в Багдад», ее поразила «политическая злободневность <…> сила <…> антифашистской направленности, <…> борьбы за мир против войны и агрессии» (Шагинян М. С. Месс-Менд. М.: Моск. рабочий, 1979. С. 6).: главный злодей, глава международной группы заговорщиков, готовящих диверсию против молодой советской республики, носит итальянское имя Грегорио Чиче. Надо отметить, что фашизм в Советской России воспринимался в этот период как некий аморфный антикоммунизм, как течение, лишенное собственной идеологии, что отличало его даже от русских националистических движений*См., например: Сандомирский Г. Б. Фашизм. М., Пг.: Госиздат, 1923. С. 9–11..
Одна из основных сюжетных линий «Месс-Менд» представляет собой своеобразный антропологический детектив. Доктор Лепсиус пытается выяснить, что происходит с его подопытными, почему все они оказываются подвержены загадочной дегенерации. Оказывается, это объясняется — только и исключительно — их аристократическим происхождением. Эта причинно-следственная связь несколько раз подчеркивается: например, заметив признаки дегенеративных изменений позвоночника у одного из героев, доктор спрашивает у него, принадлежит ли он к знатному древнему роду. В свою очередь, принц и фашист Грегорио Чиче в кульминационный момент сюжета прямо предстает в виде зверя. Этот фрагмент и будет нас интересовать. Итак, во время съезда психиатров в Петрограде многоликий Чиче, замаскированный под седого профессора, во время своего доклада падает в обморок под взглядом советских комиссаров. Лепсиус начинает рассказ о своем открытии и, чтобы продемонстрировать присутствующим, как выглядит крайняя степень дегенерации, просит милиционеров обнажить спину Чиче; оказывается, что спина скована железным футляром; когда футляр снимают, происходит следующее:
«В ту же секунду потрясающий вопль вырвался из тысячи уст. На стол прыгнул зверь с поднятым, как у кошки, хребтом. Он на четвереньках соскочил со стола в зал и понесся, едва касаясь пола, к выходу»*Джим Доллар <Шагинян М. С.>. Месс-Менд, или Янки в Петрограде. М.: Госиздат, 1924. Здесь и далее цитаты из романа приводятся по этому изданию..
Исследовательница Мария Маликова связывала эту метаморфозу с представлениями, зафиксированными в работе советского психиатра, психолога и педолога Арона Залкинда (1888–1936) «Психология человека будущего (Социально-психологический очерк)»*Маликова М. Э. НЭП как опыт социально-биологической гибридизации // Отечественные записки», 2006. № 1 (28). С. 186.. Залкинд писал о фашистах так: «Фашистская группа человечества. Индустриальные короли и князья и их главные приказчики: политические, культурные. Тип фашиста. Хищники, наглые эксплоататоры, злобные и хитрые насильники. Паразиты, обманщики, провокаторы. Жестокие циники. Возможны среди них и фашистские фанатики: идеологический фашизм, фашистская философия, — непримиримость. Ясная, четкая буржуазно-эксплоататорская установка».
Однако этот важный контекст, как кажется, не исчерпывает всю семантику образа фашиста-зверя. За этим риторическим эмблематическим кодом стоит богатая литературная и культурная традиция. Зооморфизм как таковой — вечный спутник культуры, а на рубеже XIX и XX веков он переживает возрождение в связи с распространением эволюционных идей Чарлза Дарвина (1809–1882), изложенных в его трудах «О происхождени видов» (1859) и «Происхождение человека и половой отбор» (1871). Бестиарные признаки в описании внешнего облика политического и военного противника, по-видимому, также давняя и устойчивая традиция: вспомним, например, отождествление японцев с макаками во время Русско-японской войны (1904—1905); аналогичные уподобления, как нетрудно заметить, используются и в сегодняшнем политическом дискурсе. При этом ссылка на Залкинда не до конца объясняет важные для Шагинян смыслы: обратная эволюция, а не просто сходство с животным, и дегенерация аристократа — у Залкинда речь идет о капиталистах на службе у фашизма и нацизма.
Попробуем, не претендуя на полноту и всеохватность, обозначить еще несколько возможных источников интересующего нас фрагмента. Принципиальным моментом для писательницы является утрата навыка прямохождения (существо убегает на четвереньках). Эта деталь появляется и в последней главе романа в рамках цитаты из газетной статьи, которую читает один из героев:
«Иначе говоря, лэди и джентльмены, высший класс обречен в самом ближайшем будущем прыгать на четвереньках и кушать, не сидя за столом, а, можно сказать, лакая из блюдец. Спрашиваю я вас: допустимо ли для подобного класса избирательное право? Нет и нет, джентльмены! Долой аристократию! Прочь троны и титулы!».
Один из источников назван в самом тексте «Месс-Менд». Доктор Лепсиус перед демонстрацией зверя говорит:
«Лэди и джентльмены, <...> я должен открыть вам теперь, в чем сущность отмеченной мною дегенерации. Многие из вас читали, вероятно, Хердера. Он приводит мысль о вертикальном строении человеческого позвоночника в противоположность горизонтальному звериному. И вот, открытый мною бугорок оказался не чем иным, как деформированной точкой хребта. Это — vertebra media sine bestialia! Это начало роста позвоночника не по вертикали, а по горизонтали, как у зверей. Взгляните вот сюда...»
Рассуждения о прямохождении обнаруживаются у немецкого философа, историка культуры и богослова Иоганна Готфрида Гердера (1744–1803) в его opus magnum «Идеи к философии истории человечества» (1784–1791). Вот что, в кратком пересказе, писал ученый о положении человека в мире.
Мать-природа, завершив свои труды и собрав вместе все созданные формы, сложила из них прекрасного человека. Именно ему, последнему творению, она протянула руку и призвала его встать с земли, ходить прямо и быть среди животных богом. Вертикальное положение тела, делающее возможным прямохождение, — самое красивое, естественное и независимое. Разум — следствие органического строения человека. Встав на ноги, человек стал первым «вольноотпущенником творения», он сын богов, царь земли. Животное подчиняется инстинктам, оно — в прямом смысле — придавлено к земле. Прямохождение обуславливает наличие тонких влечений, чувств, способность к искусству и языку. Обезьяна, при способности ходить прямо, сложена иначе, и потому она лишена возможности стать человеком. При этом все живое стремится обрести это правильное господствующее положение: чтобы это произошло, природе достаточно подать знак и призвать животное восстать от земли. У человека, поднятого на две ноги матерью-природой, усложнилось строение, многообразнее стали смешиваться жизненные соки, стало более сохранным жизненное тепло: таким образом человек, при хрупком здоровье, стал выносливым, смог путешествовать, заселять Сибирь и Африку. Половое влечение у четвероногого разрешается в совокуплении, и только прямоходящему человеку известны поцелуй и объятия (здесь Гердер вспоминает миф об андрогине, рассказывающий о превосходстве человеческой любви над любовью животной). Обезьяне отказано в человеческой речи — потому что она, считает Гердер, осквернила бы язык своей похотью. Но человека природа поставила на ноги, чтобы он говорил (поэтому его грудная клетка выгнута дугой). Когда человек ползал по земле, его чувства были низменны (Гердер указывает на пример с одичавшими людьми). Голова и тело животного образуют горизонтальную линию: в такой голове нет места для развитого мозга, и все усилия оказываются направленными на пасть. До того как человек встал на ноги, важнейшими чувствами его были вкус и обоняние, но, когда он распрямился, увеличилось расстояние до земли и травы, и главным органом стал глаз: перед человеком раскрылись широкие просторы. Вместе с тем у него высвобождаются руки и развивается осязание. Образ человека, вставшего на четвереньки, кажется Гердеру омерзительным фантомом, извращением человеческой природы. Гердер оспаривает взгляд, согласно которому человек в течение веков передвигался на четвереньках, ибо ни одно известное животное не переходит от одного состояния к другому, и в таком случае человек и сейчас оставался бы четвероногим. С другой стороны, вертикальное положение не единственно возможное для человека. Но если он будет ходить как животные — изменится и лицо и строение черепа*Гердер. И. Г. Идеи к философии истории человечества <Пер. с нем. А. В. Михайлова>. М.; СПб.: Центр гуманитарных исследований, 2013. С. 83–113..
Таким образом, возврат к четвероногому состоянию — это утрата всего, что делает человека человеком, всех привилегий, данных матерью-природой.
Мариэтта Шагинян. 1920-е годы
В позднейшей книге «Зарубежные письма» (1964) Шагинян будет вспоминать, что читала Гердера, и особо отметит пассаж о прямохождении. Теоретические построения Гердера должны были войти в некоторый конфликт с другой известной антропологической теорией, о которой Шагинян не могла не знать и которая была актуализирована как раз в интересующий нас период начала 1920-х годов: в 1922 году в Советской России в рамках популяризации марксистского взгляда на биологию вышел перевод на русский язык работы Фридриха Энгельса (1820–1895) «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (написана в 1870-х гг.). Согласно теории Энгельса, обезьяна встает на ноги, чтобы освободить руки для труда; постепенно высвобождающиеся руки — это орудие труда и одновременно продукт труда; труд, в свою очередь, прямо способствует превращению обезьяньего мозга в человеческий. У аристократов из романа Шагинян можно предположить отсутствие привычки к труду, хотя о том, что именно это было решающим фактором дегенерации, в романе не говорится.
Передвижение на четвереньках как знак крайней деградации и одновременно результат медицинского эксперимента появится в эти годы еще как минимум в одном произведении массовой литературы: в 1923 году был опубликован рассказ Артура Конан Дойла «Человек на четвереньках» (The Adventure of the Creeping Man). Пожилой профессор, пожелавшей жениться на юной девушке, решил омолодиться, используя сыворотку из крови хульмана (большой черноголовой обезьяны), — закончилось это тем, что он начал превращаться в животное: каждый раз после инъекций он стал ходить на четвереньках, перелетать с ветки на ветку и т. д.
Приведенные источники, однако, не затрагивают важный для Шагинян мотив деградации именно представителей знатных родов. Здесь у нее, конечно, тоже были предшественники, в том числе и в русской литературе. Символист Андрей Белый, с которым Шагинян познакомилась в Москве в 1908 году, в эссе «Сфинкс» излагал взгляды, очень близкие к шагиняновским: «Ходит среди нас бестия во фраке и белом галстухе. Родовитое дворянство, если оно противоборствует демократии и обращаясь к предкам, принимает китово чрево, принимает необходимо зверя как земляка. Родовитое дворянство, противясь демократии, вводит бестиакратию в свое святая святых» И далее:
«Да — вот вспоминаю слова нашего профессора анатомии Петра Ивановича Карузина... Он не раз говаривал, что хвостатые люди, т. е. люди, у которых позвоночник оканчивается небольшим придатком, — <...> — чаще, чем обыкновенно думают».
Когда Залкинд употреблял слово «хищник» по отношению к фашисту-капиталисту, он, возможно, не просто использовал традиционный пейоратив, а апеллировал к произведениям М. Е. Салтыкова-Щедрина (1826–1889), для которого «хищничество» было ключевым понятием. В 1869 была опубликована его статья «Признаки времени. Хищники» — о социальном феномене ненависти ко всему «слабому и бессильному». В том же 1869 году увидела свет ставшая хрестоматийной сказка «Дикий помещик», в которой аристократ, князь Урус-Кучум-Кильдибаев, решивший избавиться от мужиков, превращается в животное и начинает ходить на четвереньках:
«Весь он, с головы до ног, оброс волосами, словно древний Исав, а ногти у него сделались как железные. Сморкаться уж он давно перестал, ходил же все больше на четвереньках и даже удивлялся, как он прежде не замечал, что такой способ прогулки есть самый приличный и самый удобный. Утратил даже способность произносить членораздельные звуки и усвоил себе какой-то особенный победный клик, среднее между свистом, шипеньем и рявканьем. Но хвоста еще не приобрел».
Мотивировка превращения у Салтыкова-Щедрина, чей позднейший роман «Господа Головлевы» (1880) был сосредоточен на идее вырождения дворянского рода*См.: Николози Р. Вырождение. Литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века <Пер. с немецкого Н. Ставрогиной>. М.: Новое литературное обозрение, 2019. С. 79–119., строится несколько иначе, чем в «Месс-Менд»: одичание обуславливают глупость и беспомощность помещика, а не княжеское происхождение как таковое, однако мотив дворянской деградации присутствует в сказке.
Роман Шагинян был негативно встречен марксистской критикой. Одним из пунктов обвинения было то, что враги-фашисты у нее представлены персонажами-аристократами. ВАППовский критик Г. Лелевич писал: «Мировой фашизм изображен не как орудие капитализма, а как кучка выродившихся родовитых принцев и князей»*Октябрь, 1924. № 2. С. 204.. Во второй, послевоенной редакции романа Шагинян, давно ставшая правоверной советской писательницей, отчасти скорректировала то, что относилось к происхождению ее героев: часть из них лишилась титулов, но не все. Грегорио Чиче во второй редакции — уже не принц, а потомок графа Калиостро (то есть подчеркивается способность к магии, а не родовитость); он не вертит европейскими фашистскими марионетками, а сам состоит на службе у империалистов, дегенерация происходит вследствие «ужаса перед неизбежностью коммунизма». «Месс-Менд» издавался и в 1935 году в составе собрания сочинений писательницы. Этот вариант подвергся частичной правке, связанной с историческими обстоятельствами: так, из текста романа исчезли упоминания советских вождей Льва Троцкого и Григория Зиновьева. «Аристократическая» линия, однако, в издании 1935 года была оставлена без изменений*«Антиаристократическая» тенденция просматривается и в автобиографической книге писательницы «Человек и время. История человеческого становления» (1980): здесь она будет критиковать свою былую наставницу Зинаиду Гиппиус, происходящую из немецко-балтийского дворянства, за высокомерие и узость классового мышления..