Альбомы, манускрипты и самодельные издания, впоследствии становящиеся самодостаточными объектами искусства (вроде тех, что перечислены в этой подборке), далеко не всегда рождаются в результате осознанного творческого импульса. Иногда нечто, создаваемое автором с сугубо утилитарными — скажем, научными — целями, со временем лишается своего изначальном смысла и превращается в предмет исторической или художественной ценности.
Один из таких артефактов — полевая тетрадь американского натуралиста Константина Сэмюэла Рафинеска, которую тот заполнял во время предпринятой в 1818 году экспедиции. Сегодня она хранится в Национальном музее исследовательской истории в Вашингтоне.
«Прыгающая мышь с львиным хвостом».
Из походной книжки Константина Сэмюэла Рафинеска
Автор этого текста — как, возможно, и многие читатели, чьи познания в зоологии и ботанике не отличаются глубиной, — никогда ранее не интересовался фигурой Константина Сэмюэла Рафинеска. Однако не так давно он был упомянут на «Горьком» — в рецензии Романа Королева на книгу Майкла Ко «Разгадка кода майя», посвященную видному советскому ученому Юрию Кнорозову, но повествующую и о множестве других героев, в той или иной степени внесших свой вклад в разрешение заглавной задачи книги. Рафинеск был одним из тех, кто стоял у истоков современного изучения письменности майя и, в частности, первым разглядел в ней цифры. В своей рецензии Королев пишет о нем:
«Константин Сэмюэл Рафинеск, которого многие антропологи считают мошенником, пробовал себя едва ли не во всех областях знания — от ботаники, истории и географии до истории, поэзии и философии — и полутора десятка профессий, а умер в такой нищете, что арендодатель пытался продать его труп медицинскому училищу, чтобы хоть как-то погасить долги».
Стоит ли говорить, что одного этого короткого абзаца вполне достаточно, чтобы заинтересоваться фигурой Рафинеска? Тем более что сам автор «Разгадки кода майя» называет его «эксцентричной фигурой», по поводу которой «не было, нет и никогда не будет согласия». Этого исследователя при жизни считали изгоем в научном сообществе — над его теориями смеялись, а авторитетные журналы отказывались публиковать его работы, поскольку их автор, во-первых, не имел профильного образования ни в одной из дисциплин, которыми увлекался, а во-вторых, чуть ли не бравировал этим, возводя свою научную всеядность в абсолют. В частности, в своей книге Майкл Ко приводит характеристику Рафинеска, которую натуралист дал сам себе. Вот как она звучит:
«Универсальность талантов и профессий не редкость в Америке; но те, которые я проявил... могут показаться превосходящими все разумные границы; и все же положительным фактом является то, что я был и ботаником, и натуралистом, и геологом, и географом, и историком, и поэтом, и философом, и филологом, и экономистом, и филантропом... По профессии я путешественник, торговец, промышленник, коллекционер, изобретатель, профессор, учитель, геодезист, чертежник, архитектор, инженер, пульмонолог, автор, редактор, книготорговец, секретарь библиотеки... и с трудом могу представить, кем я еще смогу стать».
«Прыгающая большеглазая мышь».
Из походной книжки Константина Сэмюэла Рафинеска
Уже одна только эта характеристика, по замечанию Майкла Ко, может навести на мысль, что Рафинеск был обычным аферистом, преуспевшим разве что в деле самопрезентации. Однако автор «Загадки кода майя» склонен относиться к своему герою с доверием — его эксцентричность Ко оправдывает обычным для той эпохи «наивным энтузиазмом», а говоря о состоятельности Рафинеска как ученого, отсылает читателей к его зоологическим и ботаническим работам, указывая, что именно Сэмюэл Рафинеск открыл и описал множество новых видов живых организмов и додумался до теории эволюции задолго до Дарвина.
Мы не собираемся подвергать сомнению заслуги Рафинеска в деле расшифровки письменности майя (как раз в этом смысле его достижения сегодня общепризнаны), но нельзя не отметить, что логика Майкла Ко тут хромает — ведь именно деятельность ученого в области зоологии вызывает больше всего вопросов и изобилует множеством парадоксов и курьезов научного плана. Скажем так, Константин Сэмюэл Рафинеск не был особенно щепетилен в плане фактчекинга и работы с источниками — в этом смысле хорошо, что в обширном списке его профессиональных компетенций нет, например, журналистики. Однажды он описал и назвал два новых вида оленей, работая с данными дневника путешествующего торговца мехом Шарля Ле Рея, которого, как выяснилось впоследствии, даже не существовало. К счастью для Рафинеска, аферист, сфальсифицировавший дневник Ле Рея, взял свои данные не из воздуха, а сплагиатил их из экспедиционных отчетов, так что описания натуралиста все же не были полностью бесполезны с научной точки зрения.
Но, пожалуй, самый вопиющий случай научного пранка, жертвой которого стал легковерный (и, будем честны, недостаточно компетентный) Константин Сэмюэл Рафинеск, связан с именем Джона Джеймса Одюбона — известного орнитолога, создавшего иллюстрированный справочник «Птицы Америки». Рафинеск гостил у Одюбона во время одной из своих экспедиций по США, предпринятой в 1818 году.
«Полосатая кротовая крыса».
Из походной книжки Константина Сэмюэла Рафинеска
В некоторых публикациях отмечается, что Одюбон не был рад своему гостю, поэтому и решил сыграть с ним не самую добрую с точки зрения профессиональной солидарности шутку. Чем именно Рафинеск успел достать Одюбона, не сообщается. Единственное русскоязычное издание, посвятившее этой истории более одного абзаца, уверяет, что Рафинеск отплатил Одюбону за гостеприимство тем, что разбил его любимую скрипку в попытках убить ею несколько летучих мышей, залетевших в комнату. Якобы эксцентричный натуралист делал это во имя науки (он заподозрил, что мыши принадлежат к новому, еще не исследованному виду). При этом также уточняется, что Рафинеск охотился за мышами совершенно голым — может быть, тоже во имя науки, но тут уж поостережемся что-либо утверждать. Да и вообще достоверность всех этих красочных деталей вызывает сомнение — во всяком случае, в источнике, на который ссылается статья, ни о чем подобном не сказано, как и на сайте Геологической службы США, где впервые была опубликована вся эта история. Сайт, впрочем, отсылает нас к обширному исследованию одного из кураторов Национального музея естественной истории Нила Вудмана, в котором тот детально расписывает ход своих умозаключений, заставивших его усомниться в подлинности набросков Рафинеска. Однако статья Вудмана имеет сугубо научный характер, и нам представляется маловероятным, чтобы именно она оказалась первоисточником истории о голом натуралисте, в исследовательском раже разбивающем скрипку о стены. Проверить это нам не удалось, поскольку доступ к искомой публикации на сайте издательства Эдинбургского университета стоит 25 фунтов, но уважаемые читатели, желающие выложить эту сумму, чтобы докопаться до истины, вполне могут сделать это самостоятельно.
Итак, Одюбон сделал вид, будто делится с Рафинеском своими наблюдениями за животным миром, а на самом деле просто выдумал два десятка животных, детальные описания которых легковерный ученый зафиксировал в своем альбоме, снабдив соответствующими иллюстрациями. Так и появилась на свет эта своеобразная «книга вымышленных существ».
«Черноватая крыса».
Из походной книжки Константина Сэмюэла Рафинеска
Надо признать, что те, кто ожидает ознакомиться с альбомом Рафинеска и увидеть нечто вроде «Кодекса Серафини», полного удивительных и фантастичных созданий, будут разочарованы. На первый взгляд, животные, зарисованные и описанные им на страницах своей походной книжки, выглядят довольно обычно (с поправкой на авторский стиль, добавляющий к их образам долю комизма), что и понятно: обман слишком легко раскрылся бы, если бы описанные Одюбоном животные были заведомо нереальны. Действительно, оставленные им описания рыб имели мало общего с реальностью, что повлекло за собой их скорое разоблачение (Вудман, например, упоминает о наличии у одной из них «бронированной чешуи»). А вот описания мелких животных не вызывали ни у кого подозрений вплоть до наших дней. Хитрый Одюбон действовал по определенной схеме: он подбирал известные и описанные виды, которые водились в Старом Свете, и несколько модифицировал их так, как если бы они обитали в природных условиях Нового Света. Так, благодаря замешанной на научных данных фантазии Одюбона, появились, например, «Прыгающая большеглазая мышь», «Прыгающая мышь с львиным хвостом», «Полосатая кротовая крыса» и, наконец, «Черноватая крыса», — придумывая ее, Одюбон вообще не заморачивался, практически полностью скопировав описание вида с обычной домашней мыши, чего восторженный Рафинеск тоже умудрился не заметить.
Вряд ли Джон Джеймс Одюбон был злым человеком, желающим выставить своего коллегу на посмешище, — по самой популярной версии, он переоценил компетентность Рафинеска и был уверен, что обман вскроется еще до того, как тот опубликует свои изыскания. Но этого не случилось, поэтому порожденные фантазией Одюбона нелепые химеры благополучно дожили до наших дней. Конечно, хорошего в этом мало — человек, во-первых, подпортил репутацию своего коллеги (у которого и так по жизни с этим были проблемы), а во-вторых, создал фейк, до последнего времени вводивший в заблуждение научное сообщество. Но, с другой стороны, благодаря Одюбону мир научных книг и рукописей пополнился забавным раритетом, многое рассказывающим нам не только о нескольких вымышленных зверушках и об изобразительных талантах Константина Сэмюэла Рафинеска, но и о наивном и авантюрном духе эпохи, для которой малокомпетентные, но увлеченные исследователи сделали не меньше, чем серьезные статусные ученые. Так что Одюбона, безусловно, стоит поблагодарить. Хотя Рафинеск с этим вряд ли бы согласился.