1. 6 ноября умер Михаил Жванецкий; за месяц до смерти писатель объявил о прекращении концертной деятельности. О Жванецком сейчас вспоминают многие и помногу, сравнивая его с великими писателями прошлого. На «Радио Свобода»*СМИ признано в России иностранным агентом и нежелательной организацией собраны разные отклики на его уход («Один из немногих великих, чья важность определялась не просто уже сделанным „вкладом”, но самим его присутствием, существованием» — Роман Должанский; «Гений Жванецкий умер, но остается с нами, потому что знал нас, чувствовал нас и высмеял нас» — Матвей Ганапольский*Признан властями РФ иноагентом.; на месте и нескорбящий Бабченко). В VTimes о писателе говорит его издатель, глава «Времени» Борис Пастернак: «Любовь к нему была абсолютно повсеместной. Я не зря упомянул его вместе с Высоцким — видимо, они двое занимали такое совершенно исключительное положение».
Соведущий Жванецкого по программе «Дежурный по стране» Алексей Бегак тоже утверждает, что писатель «сформировал вообще все наше поколение, наше сегодняшнее сознание. Причем сделал он это совершенно ненавязчиво, не как Лев Толстой, а абсолютно легко, будто в шутку». На «Медузе» — слова Леонида Парфенова: «Из современных ему „сатиры и юмора“ Жванецкий единственный был литературой. Эта школа на нем закончилась, ровно сто лет прожив — от первых „Одесских рассказов” Бабеля. Бабелевский сказ, одесский сдвиг русского языка Жванецкий усилил интонацией авторского чтения». В «Новой газете» Юрий Рост пишет: «Каждое время, Миша, обходится — при обилии хороших поэтов, прозаиков и драматургов — лишь одним писателем, наделенным даром иронического, сатирического и парадоксального, а следовательно — правдивого осмысления людей и нравов. Ты в этом ряду». Хочется еще сослаться на запись в фейсбуке филолога Ильи Кукулина: «Интонацию смешливого намека-с-подмигиванием в компании — с расчетом на понимающих — Жванецкий превратил в поэтическое действие, по крайней мере, в лучших своих текстах. Как будто в мотор залили в качестве топлива рассказывание анекдотов на большой пьянке, а аппарат с мотором на этом топливе взял да и полетел».
2. Другая потеря недели, совсем не так широко замеченная: на 92-м году жизни умерла переводчица Марина Литвинова. В ее переводах читают Конан Дойла, Фицджеральда, Фолкнера, Стейнбека, Ирвинга; в 2000-е она сделала официальный перевод двух книг о Гарри Поттере (еще две выходили в «Росмэне» под ее редакцией) — и эти переводы вызывали в фанатском сообществе жаркие споры. Литвинова написала воспоминания о Юрии Казакове — а еще она была шекспироведом-антистратфордианцем, отстаивала теорию, что шекспировские произведения написаны Фрэнсисом Бэконом и графом Ратлендом.
3. В «Мире фантастики» Борис Невский по традиции сообщает, что интересного выходит в этом месяце. Там, в частности, повести Чарльза Стросса о семье XXI века, которая живет в мире, близком к сингулярности; очередной том «Истории Средиземья», подготовленный Кристофером Толкином; совместная книга Сергея Лукьяненко и Ника Перумова; польская магическая альтернативная история Адама Пшехшты и «Пиранези» Сюзанны Кларк — один из самых обсуждаемых романов последних месяцев.
4. Среди многочисленных статей и материалов к 80-летнему юбилею Дмитрия Александровича Пригова отметим воспоминания Льва Рубинштейна в «МБХ медиа» («Разговоры были иногда об очень серьезных вещах, но всегда с полушутливыми интонациями. Да, мы не только в своих собственно артистических проявлениях, но и в частных общениях не очень-то доверяли тому, что мой друг называл „звериной серьезностью“») с несколькими замечательными историями — например, о том, как Пригов заставил Рубинштейна себе позавидовать; большой обзор Анастасии Паукер в «Афише» — посвященный главным театральным постановкам по приговским произведениям (в список попала пьеса Сорокина «Занос», памяти Д. А. П. посвященная); статью Игоря Гулина о наследии Пригова — и о том, что нам с этим наследием делать: «Внутри всего, что делал Пригов, — всех этих иногда великолепных, а иногда утомительных травестий, — жила трагедия. Сверхискусство, которое он искал, требовало убийства искусства в привычном смысле. <…> Время от времени его маски не то чтобы отклеивались, но будто бы немного трескались. У лучших его стихов одна нота — ироничное сожаление».
На сайте «Ревизор» о своей дружбе с Приговым вспоминает Евгений Попов: «Пешее расстояние между нами по лесу составляло минут сорок, и Д. А., любитель свежего воздуха, частенько навещал нас, по дороге развешивая на осинках и березках свои знаменитые объявления, за которые его однажды засадили на ночь в дурдом»; есть здесь и комическая сценка знакомства Пригова с Вознесенским («Знакомься, Андрюша. Вот Дмитрий Александрович Пригов. Тоже, между прочим, поэт», — говорит Белла Ахмадулина). А «Полит.ру» републикует несколько текстов Пригова, выходивших на сайте при его жизни, — в том числе прекрасную лекцию «Культура: зона выживания», в конце которой слушатели задают такие, например, вопросы: «Скажите, пожалуйста, на каком основании вы считаете себя поэтом?».
5. В ноябрьском номере «Знамени» — новые стихи Александра Кушнера («Опомнись, не себя — побереги Россию / И пожалей её, и прояви смиренье. / И травы хороши, и заросли лесные, / И кто-нибудь прочтёт твоё стихотворенье») и Александра Переверзина, рассказ Кати Капович. Андрей Зорин публикует заметки и стихи своего отца Леонида Зорина, написанные в последние месяцы жизни:
Что Стамбул, побывал я в Стамбуле,
Посмотрел я на Рог Золотой,
Сердце хочет спасительной пули,
Хочет точки, а не запятой.
Только б страсти и мысли уснули,
Успокоились вместе со мной.
Среди статей — работы Александра Долинина о стихотворении Пастернака «Уроки английского», Марка Амусина о мотиве провокации в русской прозе и Натальи Ивановой о победителях и проигравших эпохи застоя (подведение итогов разговора, начатого в этом году большой выставкой в Третьяковской галерее). Станислав Секретов пишет о Евгении Гришковце («В разгар чтения новой книги остро захотелось выйти с утреца в поле с косой, отработать, сколько полагается, потом в баньку — и по рюмочке с братом после долгой разлуки»; книга in question — трактат о водке), а Михаил Родионов — об Алле Горбуновой.
6. «Крот» публикует три рассказа Романа Михайлова, у которого только что вышла новая книга «Антиравинагар». «Когда они были написаны, не знает никто, включая самого автора», — пишет редакция. В этих рассказах замечательно появление/проявление леса, потустороннего пространства — грубо говоря, не нужно никакого «Ухода в лес», лес придет к тебе сам. Из трех рассказов самый впечатляющий, пожалуй, первый, «Зоопарк», но вообще все хороши.
7. На портале «Культуромания» — интервью с Андреем Никитиным-Перенским, основателем двух электронных библиотек — ImWerden и «Вторая литература», которые мы любим и всячески рекомендуем. Никитина-Перенского, сканирующего множество книг, в основном уже недоступных в продаже, редко называют пиратом — чаще подвижником; «Мне всегда хотелось, чтобы книги в Сети были доступны в „первоначальном”, изданном виде, чтобы читатель мог увидеть бумажную страницу с текстом. При этом качество изображения должно быть максимальным при не очень большом объеме файла», — рассказывает он.
Никитин-Перенский живет в Германии, в его фонд часто поступают книги из библиотек потомков русских эмигрантов. В интервью он говорит о знакомстве с Марьей Розановой, которая «просто занялась моим образованием и воспитанием»: эта встреча позволила Никитину-Перенскому понять масштабы «параллельной» эмигрантской литературы. Об авторском праве: «Кажется, что все правильно — за книги надо платить. Но в итоге мы приходим к нечтению. По закону семьдесят лет со дня смерти автора право на его произведения находится в руках наследников — это чудовищно много и совершенно ничем не оправдано. Подумать только: рассказы Ивана Бунина, написанные в конце XIX века, до сих пор нельзя открыто выставлять в интернет! Для молодежи — это как для нас позапрошлое столетие — Херасков!..»
8. Недавно американский журналист Джейкоб Силверман отправил в ФБР запрос на рассекречивание досье на Евгения Евтушенко. Просьбу удовлетворили — досье, пусть и с купюрами, теперь может просмотреть любой желающий, а Силверман опубликовал о нем статью в The New Republic. Журналист «Радио Свобода» Владимир Абаринов замечает, что статья лишена контекста — поэтому он изучил досье сам и подробно написал об этом, сопоставив агентурные сведения с официальными. Чтение сверхзанимательное: подробности первых поездок поэта в США (приставленные к Евтушенко агенты описывают даже его носки), попытки ФБР влиять на американских коммунистов с помощью стихотворения «Бабий Яр» (название один из агентов со слуха записывает как «Барбигар»), вьетнамский вопрос в переписке со Стейнбеком, дружба с Робертом Кеннеди (который, по воспоминаниям самого Евтушенко, якобы закрылся с ним в ванной, чтобы сообщить, что Синявского и Даниэля «сдали» американцы) и беседа с Ричардом Никсоном, которому Евтушенко советует посетить Театр на Таганке. В общем, мама дорогая и нейтронная бомба!
9. «Формаслов» публикует вторую часть эпической поэмы Гилберта Кита Честертона «Баллада о Белом коне» в переводе Александра Правикова. Правиков, давно переводящий английского классика и расстроенный тем, что «на месте Честертона-поэта у русского читателя пробел», разъясняет содержание отрывка: «король Альфред Великий созывает своих сподвижников — сакса, римлянина и кельта — и назначает им место сбора для решающей битвы с данами». По-русски это звучит так:
Ко мне было Божьей Матери слово,
И я стал словом Ее.
Я зову оставить свои города
Дома, и пастбища, и стада,
Чтобы пасть в бою, Бог знает, когда,
Но я знаю — во имя Чье.
И вот слово Марии,
Слово Превысшей небес:
«Не будет покоя земле твоей,
Знай, небо станет еще черней,
А море — грозней, чем есть».
10. Каких-то крупных писательских откликов на победу Байдена мы пока не видели — но вот на Lithub Ребекка Солнит уже выпустила эссе о следующем, после Байдена, президенте США — Камале Харрис. Байдену, конечно, Солнит желает сил и здоровья, но напоминает, что ему вообще-то много лет. Скорее всего, уже через 4 года Харрис сможет его сменить — и хотя по политическим взглядам она «довольно умеренная», «в том, чтобы прервать 230-летнюю традицию „президент — только мужчина”, нет ничего умеренного». Вдобавок появление на американском политическом Олимпе Харрис приносит туда целый спектр идентичностей: чернокожая женщина с индийскими корнями, с мужем-евреем — все это отлично завершает белую и мизогинную эпоху Трампа.
11. Орхан Памук выпустил альбом своих фотоснимков — на всех запечатлен ночной Стамбул. В Los Angeles Review of Books книгу рецензирует Джона Голдман Кэй: он сравнивает Памука с прославленным парижским фотографом-фланером XIX века Эженом Атже. Духом фланирования — на первый взгляд бесцельного шатания по улицам большого города — пропитана и проза турецкого писателя, например «Музей невинности» и «Мои странные мысли»: в их героях, пишет Кэй, «мы видим самого Памука». Во время своих странствий по городу писатель заметил, как изменилось его освещение: вместо теплого света ламп накаливания — слепящие светодиоды. «Цвет уличного освещения редко становится приоритетом чиновников, но именно он может кардинально поменять ваше отношение к городскому пространству… В Стамбуле желтый уличный свет омывал машины, здания, самих жителей, равномерно заливал их охрой, и это создавало ощущение драмы, таинственности — столь свойственное героям Памука и его переживанию города. Теперь огни стали белыми — и интрига начала пропадать, вместо нее пришли стерильность и всеобщая открытость». Потому Памук и стал ходить по Стамбулу с фотоаппаратом, пытаясь сохранить остатки этой интриги: в отличие от Атже, его можно назвать страстным наблюдателем, его фотографии полны ностальгии по уходящему городу, а в новой светодиодной белизне писатель обличает разрушительность, некое безразличие к культурной памяти. Напоследок Кэй сопоставляет альбом Памука с работами других писателей-фотографов: Райта Морриса, Юдоры Уэлти, Теджу Коула.
12. Популярность «Песни льда и пламени» Джорджа Мартина обосновали математически и статистически: коллективная работа на эту тему вышла в американском академическом журнале PNAS. Как показывают авторы, Мартин создает сложный мир социальных взаимодействий, не скатываясь в упрощенчество, и пользуется тонкими нарративными техниками, вовремя подавая ключевые события (из этого следует, что гибель персонажей, которую часто считают чуть ли не рандомной, нигде не случайна — и читателю интересно, почему же все-таки так произошло). С помощью разных методов, в том числе теории графов и машинного анализа текстов, ученые выяснили, что социальные связи в саге Мартина примерно соответствуют связям в реальном мире: у читателей создается к книге доверие, отсюда и мировое признание.
13. Еще один удар коронавируса по книжности: знаменитые парижские уличные букинисты едва сводят концы с концами, передает The New York Times. Корреспондент газеты поговорил с 60-летним букинистом Жеромом Калле: тот опасается, что традиция торговать книгами на набережных Сены, начавшаяся еще в XVI веке, доживает последние дни. Пандемия лишила город туристов, да и горожане стараются не совершать лишних вылазок и экономить деньги. Выручка упала на 80 %, продать в день книг на тридцать евро считается удачей. «Нам едва хватает на еду», — признается Давид Носек, уже тридцать лет торгующий вблизи Лувра не только классической литературой, но и картинами, и литографиями. Тем не менее букинисты не сдаются: кто, если не они?