БДТ поставит «Вишневый сад» в пространстве видеоигры «Майнкрафт», на фоне акций движения Black Lives Matter критики спорят о наследии Маргарет Митчелл, а газета El País публикует большое интервью, которое Варгас Льоса взял у Борхеса. Лев Оборин — о самом интересном в литературном интернете.

1. Начнем с двух кинотрейлеров. Появился тизер экранизации «Мы» Замятина, которую снимает Гамлет Дульян; пока что кажется, что упор будет на компьютерную графику и декорации (кубические домики в самом деле милые). Режиссер Рома Либеров тем временем анонсировал фильм «Сокровенный человек», посвященный памяти Андрея Платонова. Как и другая работа Либерова, «Сохрани мою речь навсегда», этот фильм будет отчасти мультипликационным. Здесь можно прочесть прошлогоднее интервью режиссера с рассказом о проекте. 

2. ТАСС представило «Круги Данте» — путеводитель по «Божественной комедии» и жизни Данте Алигьери. Акцент сделан на действующих лицах — одних и тех же в обеих ветках повествования. Сайт выглядит замечательно, всячески рекомендуем.  

3. На сайте «Современная литература» Борис Кутенков интервьюирует Дмитрия Воденникова, недавно выпустившего сборник «Стихи обо всем». «Книга, в очередной раз доказывающая, что стихи — обо всем. И что поэт — всемогущ. Может „неметь от крепкой своей мужской мальчишеской красоты“. И мы немеем. От силы эпитета, от обилия эпитета. От жизни, которая набрасывается на нас со страниц этой книги», — восторженно пишет Кутенков. О составлении «Стихов обо всем» Воденников рассказывает: «Мне нравится смотреть, как перепутываются корни стихов, как они, противореча друг другу или опровергая, на самом деле только подчеркивают свое дальнее родство, свою неотменимую общую кровь». Здесь же он называет «голоса», которым книга, так сказать, генеалогически обязана: «Сергей Гандлевский, Всеволод Некрасов, Александр Анашевич, Ольга Седакова и, вы будете смеяться, доктор Хаус». Мы планируем написать о книге Дмитрия Воденникова в одном из ближайших выпусков поэтического обзора на «Горьком».

4. Очень давно не заглядывали на «Полутона», а там, например, книга стихов Василия Бородина «Хобот воды»:

роется смерть
в будущем и грядущем
эй, пошли выпьем поедим
ты, смерть, не годишься

ни в любовницы, пьющая галлюцинирующая старуха,
ни в собеседницы — ясно, что не читала самых простых, самых лучших книг

и тебя трясёт
смотрим вместе с тобой на весь этот дикий
жилистый и наведённый на
предпоследнюю резкость мрамор в метро

И стихи Татьяны Клоковой:

Вчера мы напились с президентом.
Он был максимально откровенен,
знал, что никто не поверит,
расскажи я кому про эту пьянку.

Мы укрывались под тентом от дождя,
в какой-то момент я почувствовала
его влечение,
кажется, когда тент вывернулся наизнанку
от сильного ветра
(тогда ещё поймала себя на мысли,
что даже президент перед ветром — никто).

И еще — бодрейшая подборка автора по имени Лишний Пахарь:

ты флейта забытая фельдшером на конюшне
ты мрамор мутанта
ты проза коричневых спазмов
ты млеющий грунт аспириновых будней
ты обломок хохочущей хурмы
ты сад разошедшихся трупов
ты ложь во благо
ты смола моей предрассветной амнезии
ты луч комариного писка
ты баржа с таинственной грудью
ты плач заводного ребенка
ты стук в гераклитовы окна
ты ла-манш моей сливочной гордыни
ты б…-переросток
ты лапа прокисшего ветра
ты асфальт расплавленный алкогольными богами
ты бицепс усталого духа

я бы врагу не пожелал потеряться в казематах твоего лица

5. Большой драматический театр представит чеховский «Вишневый сад» в «Майнкрафте», сообщает «Ферра». Режиссер — Эдгар Закарян, «в ролях: Виктор Княжев, Ирина Патракова, Максим Бравцов, Алексей Фурманов, бот-зомби». Премьера пройдет сегодня, 14 июня; попасть на виртуальный спектакль, судя по посту в ВК театра, не так-то просто (как минимум нужна лицензионная версия игры). Зато какую в «Майнкрафте» можно устроить вырубку сада!

6. На «Дискурсе» — стихотворение немецко-американской поэтессы, переводчицы и издательницы Розмари Уолдроп. На русский Уолдроп переводили мало, и вот теперь в издательстве «Полифем» выходит книга ее стихов в переводе Галины Ермошиной.  Поэзию Уолдроп часто ставят в контекст «языковой школы», хотя ее эксперименты начались задолго до основания журнала L=A=N=G=U=A=G=E. В публикуемом стихотворении язык (неотделимый, собственно, от физиологического языка, органа речи) — центральный образ и центральная проблема: Уолдроп связывает ментальную коммуникацию с любовной. 

единственный рот
нахлёст
предел

шире
чем между двумя скамейками

будет ли твоё родное
соединено языком
тёплым прежним

легко доступным
глубоководным уловом
в горле

7. На этой неделе общественность (особенно за пределами США) была взволнована решением телеканала HBO Max снять с трансляции фильм «Унесенные ветром» — чтобы затем вернуть его с приличествующим эпохе комментарием (фильм, как и книга, отражает расовые предрассудки своего времени, имейте это в виду, дорогие зрители). На «Медузе» о подоплеке этого решения — и о романе Маргарет Митчелл — пишет Галина Юзефович: «Южанка Митчелл понятным образом сочувствовала проигравшим Гражданскую войну конфедератам и в значительной степени разделяла их убеждения — в том числе те, которые касались рабства. Этическая граница у Митчелл проходит не по линии, разделяющей рабство и его полное отсутствие, но по черте, отделяющей плохое (жестокое, садистское, абьюзивное) рабство от рабства хорошего, патриархального, „доброго“». И Митчелл, и режиссер Виктор Флеминг, пишет Юзефович, отказывают чернокожим героям в праве на субъектность — и смотреть «Унесенных ветром» сегодня действительно как минимум неловко. Опасность ситуации, впрочем, в том, что «за любым потребителем искусства закрепляется сегодня право на абсолютную и прямолинейную чувствительность» и «способность сопереживать исключительно людям, похожим на него».

Под другим углом смотрит на роман Митчелл Рафиа Закариа, чья статья опубликована в The Guardian. По Закариа, «Унесенные ветром» — памятник историческому ревизионизму, книга, сделанная исключительно талантливо: она навевает такую ностальгию по «старому доброму Югу», что читатель легко может забыть и о реальности рабства, и о позоре расовой сегрегации, которая процветала в то самое время, когда Митчелл писала свой роман. «Романтизм романа Митчелл был красивым способом примириться с поражением. Но сегрегацию можно назвать его уродливым близнецом».

Для сравнения: в консервативном National Review за «спасение» фильма ратуют Армонд Уайт («Это решение в советском духе, проявление обратного расизма… Морализаторы-миллениалы не понимают, что „Унесенные ветром“ — произведение голливудских прогрессистов. Жизнь каждого персонажа отображена здесь гуманно — с тех пор Голливуд разучился это делать») и Дэвид Харсани: «Разумеется, можно обвешать фильм любыми предупреждениями, но это значит, что зрителей считают детьми, которые не могут разобраться в историческом контексте. Я, в общем, уверен, что знаю историю Америки до Гражданской войны не хуже, чем любой редактор HBO Max. Предупреждение об „Унесенных ветром“ так же избыточно, как о книгах Марка Твена или об экранизациях Киплинга. Я постоянно натыкаюсь в литературе на антисемитские стереотипы. Но мне совершенно не нужно, чтобы кто-то осудил Шекспира или Диккенса за то, как они изображают евреев: я и сам понимаю. Мне не нужна „отмена“ Роальда Даля или Ивлина Во за то, что они позволяли себе проявления шовинизма. Они оба уже умерли. А их произведения живы. Они были гениями. А мы взрослые люди».  

8. Все это, впрочем, цветочки по сравнению с бурей под названием «Гарри Поттер и трансфобские твиты». Джоан Роулинг вновь обвинили в трансфобии, поклонники объявляют о своем разочаровании, поттероманы-трангендеры заявляют, что Роулинг предала их. Вот, например, статья Габриэль Белло, которая рассказывает, как важна для нее в детстве была атмосфера Хогвартса, где есть место всем (ну, кроме маглов): сейчас писательница своими руками рушит созданный ей мир инклюзии и терпимости.

По-русски о скандале можно прочесть на «Медузе» (здесь достаточно взвешенный пересказ), а также на «Регнуме» (тут автор взглядам Роулинг откровенно симпатизирует). Совсем вкратце: Роулинг вывела из себя статья, где в заголовке упоминались «люди, у которых есть менструация». «Раньше было слово для таких людей. Напомните мне, пожалуйста», — съехидничала писательница. Дальше покатилась волна обвинений; Роулинг напомнили, что есть женщины, у которых не бывает менструации, а есть трансмужчины, у которых бывает; «писательница заявила, что знает, в чем заключается разница между полом и гендером, потому что в последние три года изучала профильную литературу».

В конце концов Роулинг опубликовала на своем сайте большой текст: в нем она рассказывает о пережитом опыте насилия и выступает против тех, кто отрицает реальность биологического пола. Она утверждает, в частности: «Я хочу, чтобы трансженщины были в безопасности. Но я не хочу лишать безопасности женщин, которые женщинами родились. Когда вы открываете двери туалетов и раздевалок мужчинам, считающим, что они женщины… вы открываете дверь всем мужчинам, которые хотят туда зайти. Это простая истина». В твиттере стал популярным тред, где аргументацию Роулинг разбирают по косточкам. Тем временем актеры кинопоттерианы, в том числе исполнители главных ролей Дэниел Редклифф, Эмма Уотсон и Руперт Гринт, один за другим выступают в поддержку транс-сообщества и с осуждением Роулинг.

9. Марио Варгас Льоса скоро выпустит книгу «Полвека с Борхесом». В газете El País вышло интервью, которое Льоса взял у Хорхе Луиса Борхеса в 1981 году — до сих пор оно оставалось неопубликованным. В начале разговора Льоса удивляется, почему в борхесовской библиотеке нет ни одной книги о самом Борхесе. «Некоторых слов следует избегать. Ну, была такая книга „Борхес: тайна и ключ к разгадке“, написанная профессором из Мендосы Руисом Диасом и боливийцем Тамайо. Я прочел эту книгу, чтобы проверить: вдруг там и вправду найдется ключ... Других книг о себе я не читал. Алисия Хурадо написала обо мне книгу, я поблагодарил ее: „Я знаю, что она хорошая, но тема мне не интересна или, наоборот, слишком интересна, так что читать ее я не стану“». Льоса разговаривает с Борхесом о «всепоглощающем» жанре романа (его когда-то расстроила борхесовская фраза о «желании писать романы, раздувать на пятьсот страниц то, что можно сформулировать в одном предложении»); аргентинский писатель, всегда предпочитавший малую форму, признается в любви ко многим романистам — Диккенсу, Конраду, но только не Теккерею.

Льоса также спрашивает, что Борхес может назвать главным вкладом Латинской Америки в мировую литературу («Я бы сказал, модернизм в целом») и какой политический режим он считает идеальным. «Я старый спенсерианский анархист, — отвечает Борхес. — Я считаю, что государство — это зло, но сейчас это неизбежное зло. Если бы я стал диктатором, я бы ушел в отставку и вернулся к своим скромным литературным занятиям, потому что я не могу предложить никаких политических решений. Я сбит с толку, я полон уныния, как и все мои соотечественники». Напоследок Борхес говорит, что главное богатство латиноамериканских писателей — ностальгия по Европе: ведь сами европейцы не ощущают себя европейцами.

10. Во Франции в возрасте 94 лет умер писатель и путешественник Жан Распай. Некролог ему помещен в Le Figaro. В молодости Распай начал странствовать, посещая земли народов, которые находились под угрозой исчезновения: он побывал на Аляске, на Огненной земле, на Антильских островах и еще много где. Он написал роман «Я, Антуан де Тунан, король Патагонии» и провозгласил себя патагонским генеральным консулом. Но еще до этого, в 1973-м, скандальную славу ему принес роман «Стан избранных», в котором он предсказывал гибель Европы и Америки от наплыва мигрантов и беженцев в 2050 году. Писателя называли ультрареакционером, его роман — расистским, но во Франции он разошелся тиражом в 132 000 экземпляров. В США Распая любят вспоминать и цитировать ультраконсерваторы вроде Стива Бэннона, напоминает газета New York Daily News; во Франции о его кончине сожалеет Марин Ле Пен.

11. Один из самых популярных текстов недели — эссе Донны Тартт о покойном Чарльзе Портисе, опубликованное в The New York Times. «Читатели, любящие книги Портиса, не удивятся, что все их достоинства отражались и в самом писателе», — говорит Тартт. Она признается, что пронесла любовь к его романам через всю жизнь — особенно близка ей «Железная хватка», которую она даже начитала как аудиокнигу. «Меня часто спрашивают, почему я решила записать книгу другого автора. Ответ прост: дело в голосе. Когда я росла, „Железную хватку“ читала мне мама, бабушка, даже прабабушка. Это был невероятный дар судьбы: ведь Портис лучше всех писателей-современников улавливал сложный, далекий от норм местный диалект, окружавший меня с детства: причудливый, старомодный, изощренный — но в то же время грубый, энергичный, беззаконный; на него повлияли Шекспир, Теннисон и Библия короля Якова, но еще — справочники огородника, цветисто написанные христианские брошюрки, древние словари афоризмов, крики погонщиков мулов, стихи поэтов в дамских газетах, речи судей, отправлявших людей на виселицу, и проповедников, живописующих геенну». Тартт пишет о юморе Портиса, чьи фразы так и просятся на язык, запоминаются намертво; о его персонажах, лишенных всякого эгоизма. «Хотя о Портисе часто говорят, что это самый малоизвестный из великих американских прозаиков, я не знаю, какого другого писателя XX века… любят люди столь разных возрастов и литературных вкусов». Тартт также рассказывает о многолетней переписке с Портисом.

12. На Lithub Дэйв Лукас говорит о романе Маргерит Юрсенар «Воспоминания Адриана». Этот роман — реконструкция мыслей римского императора-поэта, духовное завещание его преемнику Марку Аврелию. О возвышении Адриана тут говорится не так уж много, гораздо больше места занимают «размышления о природе власти и ее применении в делах государственных, дружеских и любовных»; уроки, по мнению Лукаса, пригодные для «настоящего двадцать первого века» так же, как для «вымышленного второго». Юрсенар пишет об умирающем Адриане; вопросы телесности и смертности вновь и вновь встают перед нами в дни пандемии. «Я не спрашивал, что „Воспоминания Адриана“ могут рассказать нам о COVID-19. Но я потянулся именно к этой книге в это время… Не потому, что классику легко перевести на язык современности, а потому, что современность может подготовить нас к ее перечитыванию».

Просвещенный, мирный Рим, о котором мечтал Адриан, бесконечно далек от нынешнего мира. «Сейчас появился новый жанр „писем из изоляции“. Литературные сайты публикуют отчеты писателей, сидящих на карантине. Некоторые из них я читаю с огромным удовольствием, восхищением и даже благодарностью. <…> Мы с презрением вспоминаем, что делали в канун Нового года. Какими дураками мы были! Какое богатство разбазаривали, просто живя как обычно!» Такие мысли — повод с благодарностью думать об «обычной жизни». В пору своего расцвета Адриан чеканил на монетах слова humanitas, libertas, felicitas — как будто человечность, свобода и счастье от этого сохранялись. Юрсенар сама писала эти слова, когда к ней подходили за автографом. Перед смертью Адриан решил, что на монетах следует чеканить слово patientia — в знак того, что, невзирая на его боль и горе, „ему еще многое предстоит сделать“». Лукас напоминает (и при этом путается в этимологии), что от латинского patientia происходят английские passion (страсть) и patience (терпение): «И то и другое нам сейчас нужно, и мы должны помнить, что латинский корень этих слов означает „страдание“, как прекрасно понимали Маргерит Юрсенар и ее Адриан».