Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Рецензия Андрея Белеванцева
«Трое в лодке, не считая собаки» Джерома К. Джерома
Three Men in a Boat (To Say Nothing of the Dog) by Jerome K. Jerome
***
О книге
«Трое в лодке, не считая собаки» (1889 г., иллюстрации первого издания Артура Фредерикса) — знаменитая юмористическая повесть Джерома Клапки Джерома о двухнедельной лодочной поездке по Темзе, совершенной тремя друзьями в компании собаки-фокстерьера. Джером описывает историю создания повести в своих воспоминаниях «Моя жизнь и время». Он собирался написать серьезную книгу об истории и пейзажах Темзы с комическими вставками, но вышло совсем наоборот. С юмором Джером не испытывал никаких сложностей, а большую часть написанных позже исторических зарисовок выбросил при печати Фредерик Робинсон, редактор журнала «Хоум чаймз». Он же настоял на смене названия.
Прототипами персонажей послужили сам Джером и два его друга, которые часто вместе путешествовали по Темзе. Джером пишет: «В сущности, вся книга — история из жизни. Я ничего не сочинял и не выдумывал. Кататься на лодке по Темзе я любил с тех пор, как смог себе позволить этот вид спорта, и вот — просто записал все, что со мной при этом случалось». Пес Монморанси, напротив, был придуман, но вышел как живой. «Монморенси возник из моего подсознания. Я вообще считаю, что в каждом англичанине есть нечто от собаки», — пишет Джером.
После выхода повесть ругали критики за вульгарный язык, в том числе в журналах «Панч» и «Нэшнл обсервер». Тем не менее за 20 лет она была напечатана в двухстах тысячах экземпляров только в Англии. В Америке, по словам Джерома, книга разошлась более чем в миллионе экземпляров (пиратских; за эти издания Джером не получил почти ничего). Уже более ста лет она непрерывно переиздается и входит в разнообразные списки лучших или самых смешных книг.
Титульная страница первого издания
***
Коротко о переводах
В дореволюционной России Джерома переводили и печатали много — кроме отдельных изданий, выходили и собрания сочинений. Повесть имела большой успех, она вышла в семи переводах. Первым был перевод Надежды Жаринцовой (1896, под названием «Втроем по Темзе»). В своих воспоминаниях Джером пишет, как гостил в доме у Жаринцовых: «Генерал Жаринцов был первым губернатором Порт-Артура, а мадам, на мое счастье, взялась переводить мои книги и прославила мое имя в России». Потом последовали переводы Зинаиды Журавской (1899), Н. д’Андре (1899, под названием «Забавные приключения холостяков»), Л. Соколовой (1900, под названием «Три человека в лодке и с ними собака»), М. Энгельгардта (1901), Е. Тихомандрицкой (1907), княгини Еликаниды Кудашевой (1912).
Два самых известных перевода, выполненные в советское время и чаще всего перепечатывающиеся, — это перевод Михаила Салье (1939, 1957) и Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958). Тем не менее переводы Жаринцовой, Энгельгардта и Кудашевой перепечатывались и в XXI веке. Самый новый перевод — это работа лингвиста Гая Севера (2014).
Перевод Надежды Жаринцовой (1896)
Первый перевод повести, который выполнен со значительными сокращениями: выпущены отдельные предложения и отрывки, особенно часто опускаются лирические отступления Джерома. Есть также довольно много неточностей и ошибок. Впоследствии перевод много критиковали.
Перевод Зинаиды Журавской (1899)
Это полный и гладко читающийся перевод. Можно найти некоторые неточности и шероховатости синтаксиса, но никаких системных огрехов.
Перевод Н. д’Андре (1899)
Издавался дважды, в 1899 и 1905 годах. Переводчик ставит себе задачу сделать более полный и точный перевод, чем имевшиеся на тот момент, но справляется не полностью. Перевод без крупных купюр и читается легко, но содержит много мелких пропусков и неточностей.
Перевод Л. Соколовой (1900)
Перевод издавался дважды у Д.П. Ефимова, по-видимому, в 1900 и 1904 годах в собраниях сочинений Джерома. Читается перевод легко и купюр не содержит, но часто бывает неточен в деталях. Кроме того, в нем не хватает несколько более резкой лексики и разговорных выражений там, где они присутствуют в оригинале.
Перевод М. Энгельгардта (1901)
Перевод без купюр, но с большим количеством неточностей, переиздававшийся также и относительно недавно (2009 г.). Старается следовать синтаксису подлинника.
Перевод Е. Тихомандрицкой (1907)
Издавался дважды в «Товариществе М.О. Вольф». Особенных сокращений в переводе нет, но стилистически он очень далек от оригинала, друзья говорят друг другу «вы» и общаются максимально церемонно. Помимо стилистических промахов, многое в тексте переводчиком добавлено от себя. Кроме того, в примечаниях переводчик нередко высказывает свое отношение к происходящему.
Перевод Еликаниды Кудашевой (1912)
Перевод княгини Еликаниды Сергеевны Кудашевой был опубликован в собрании сочинений Джерома, изданных Иваном Сытиным в 1912 году, но и в ХХ веке переиздавался после редактуры. В целом перевод добротный, без купюр и почти без ляпов, и старается сохранить разговорный стиль оригинала.
Гаррис в лабиринте Хэмптон-Корта (иллюстрация Артура Фредерикса из издания 1889 г.)
Перевод Михаила Салье (1939, 1957)
Один из двух канонических переводов повести, сделанных в советское время. С момента выхода переиздавался более 20 раз. Это точный и тщательно следующий за оригиналом перевод, чаще предпочитающий точность легкости фразы по сравнению с другим популярным переводом Донского и Линецкой.
Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958)
Второй популярный перевод, выдержавший более сорока изданий. Этот перевод, пожалуй, наиболее на слуху, скорее за счет разговорности стиля и некоторого предпочтения легкости звучания фразы точному следованию оригиналу — в том числе по сравнению с другим популярным переводом Михаила Салье. При этом оба перевода полны и точны и могут служить образцами.
Перевод Гая Севера (2014)
Последний по времени из известных переводов, выполненный лингвистом Гаем Севером и ставящий себе целью передать упущенные при старых переводах тонкости и специфику британского юмора, при этом сохранив атмосферу самых популярных переводов. Перевод вышел в 2014 году в издательстве Aeterna. Содержит прекрасные комментарии к тексту, где пояснены все исторические реалии. Однако ему не хватает редактуры, видны некоторые кальки и неудачные выражения, а также несколько странные решения по архаизации языка.
***
Сравнение переводов
Для сравнения переводов взят отрывок из знаменитого рассказа про дядюшку Поджера и финальный тост Гарриса из повести.
Дядюшка Поджер восхищается своей работой (иллюстрация Артура Фредерикса из издания 1889 г.)
Перевод Надежды Жаринцовой (1896):
На этот раз он взял для мерки шнурок и тянулся, чтобы достать точку, которая была на три вершка далее возможного для него расстояния. Наклонившись под углом в 45 градусов, он выпустил из-под ног скамейку и грохнулся на рояль всем телом, извлекая из него все существующие звуки.
Тетя Мэри заметила, что это становится неприличным в присутствии детей...
<...>
Через извилистые потоки дождя по стеклу видны были мигающие фонари, их отблески в больших лужах и несколько женщин, которые торопились куда-то, приподняв платья и юбки.
— Да, — сказал Гаррис, наполняя снова свой стакан бургундским. — Приятна, весела и полезна была наша прогулка по Темзе; но мы очень умны, что прекратили ее как раз вовремя. И вот, — он сделал эффектный жест рукой, — вы видите трех джентльменов, которые блестяще выполнили свой долг и остались живы!
Перевод Зинаиды Журавской (1899):
На этот раз он берет веревку, и перегибает ее под углом в сорок пять градусов, силясь достать до намеченной точки, которая на три вершка дальше, чем хватает его рука. Но в решительный момент веревка выскальзывает из его рук, и дядюшка валится на пианино, ударяя головой и корпусом по всем клавишам сразу, причем получается неожиданный и крайне редкий музыкальный эффект.
Тетя Мэри говорит, что она не может позволить детям стоять и смотреть на такое безобразие.
<...>
Мокрая мостовая блестела при тусклом свете фонарей, вспыхивавших с каждым порывом ветра; капли дождя прыгали по лужам, струились по стеклу; ручьями ниспадали из водосточных труб в желоба. Измокшие прохожие корчились в три погибели под зонтиками, с которых лила вода; женщины высоко подбирали юбки.
— Ну-с, — начал Гаррис, протягивая руку к стакану, — наша поездка была очень приятна, и я от души благодарен старушке Темзе, — но мы хорошо сделали, что забастовали вовремя. Пью за троих, благополучно выбравшихся из лодки!
Перевод Н. д’Андре (1899):
На этот раз он взял шнурок и стал тянуться, наклонившись под углом в 45º к месту, которое отстояло по крайней мере на 3 дюйма дальше предела, до которого он мог достать. Веревка скользнула по стене и старый дурак полетел на рояль, который издал весьма странный звук.
Тетя Аннет заявила, что это становится неприличным и что в другой раз она не позволит детям присутствовать при таком безобразии.
<...>
Фонари тускло горели, и свет их едва был заметен в тумане. Дождь лил, как из ведра. Несколько запоздалых прохожих под зонтиками шлепали по лужам, торопясь домой; женщины неимоверно задирали юбки и почти бежали, не шли по улицам.
— Ну, господа, — сказал Гаррис, поднимая стакан с вином, — мы совершили очень хорошую прогулку и потому посылаю мою сердечную благодарность нашей любезной сестрице Темзе; по моему мнению, мы кончили ее как раз вовремя. Выпьем за здоровье тех трех джентльменов, которые благополучно покинули лодку!
Перевод Л. Соколовой (1900):
На этот раз он берет конец веревки и в самую критическую минуту, когда старый безумец наклоняется над стулом под углом в 45º, стараясь достать точку, лежащую на три дюйма выше того места, которое он в состоянии достать, веревка вываливается у него из рук и он падает со стула прямо на рояль, — получается поразительный музыкальный эффект, так как он головою и туловищем ударяет по всем клавишам сразу.
Тут тетушка Мэри говорит, что не позволит детям стоять здесь и слушать, какими словами он бранится.
<...>
Мокрая мостовая блестела при тусклом свете фонарей, пламя которых, раздуваемое ветром, сильно колебалось; слышны были всплески — это падал в лужи дождь; из водосточных труб вода лилась потоками. Немногие прохожие, промокшие до костей и согнувшиеся под дождевыми зонтами, с которых лила ручьями вода, шли скорым шагом по улице; женщины подбирали свои юбки.
— Да, сказал Гаррис, протягивая руку за стаканом, — наша прогулка была очень приятна. Спасибо, большое спасибо нашей старой Темзе! Но я все-таки думаю, что мы не прогадали, прекратив прогулку как раз вовремя. За здоровье трех человек, ушедших из лодки.
Перевод М. Энгельгардта (1901):
На этотъ разъ онъ мѣрилъ шнуркомъ, и вотъ, въ самую критическую минуту, когда этотъ старый шутъ свѣсился со стула подъ угломъ въ сорокъ градусовъ, стараясь достать до такого мѣста, которое отстояло на три дюйма дальше, чѣмъ можно было достать, шнурокъ выскользнулъ изъ его рукъ; онъ грохнулся на рояль и произвелъ удивительный музыкальный эффектъ, задѣвъ головой и туловищемъ за всѣ струны разомъ.
Тутъ тетка Мэри заявила, что не позволитъ дѣтямъ оставаться здѣсь и слушать его брань.
<...>
Тусклые фонари мерцали въ туманѣ, дождь упорно барабанилъ въ окна, запоздалые прохожіе плелись, скрючившись подъ зонтиками, женщины подбирали юбки.
— Ну, — сказалъ Гаррисъ, поднимая стаканъ, — наша поѣздка удалась, и я сердечно благодаренъ старушкѣ-Темзѣ, но мы вовремя кончили. Пора троимъ проститься съ лодкой.
Перевод Е. Тихомандрицкой (1907):
Для этого он берет нитку и, стоя на верхушке лесенки, наклоняется под углом чуть ли не 45º, чтобы дотянуть нитку еще на 2-3 сантиметра дальше, — нитка выскальзывает, и старик падает на стоящий за ним рояль, причем, ударяясь сразу всем туловищем и головой о клавиатуру, производит оглушительную какофонию. Следующий за сим из уст его монолог таков, что тетка спешит прогнать детей из комнаты, чтобы они не слышали его.
<...>
Освещение за окном было скудное, огни редких фонарей мигали и прыгали при каждом порыве ветра, дождь яростно стучал по лужам, и из труб текли целые потоки. Немногие прохожие торопливо пробирались по воде, промокшие, несмотря на зонтики и плащи.
— Итак, — сказал Гаррис, поднимая стакан, — мы совершили хорошенькое путешествие и очень приятно провели время, за что и шлю горячий привет старой нашей матушке-Темзе! Но все же, думаю, что мы хорошо сделали, покинув ее. Пью за здоровье всех троих, счастливо вышедших из лодки!
Перевод Еликаниды Кудашевой (1912):
На этот раз он берет шнурок, и в критический момент, когда старый дурак наклоняется со стула под сорокапятиградусным углом, пытаясь дотянуться на три дюйма дальше, чем это возможно, шнурок срывается, и сам он обрушивается на рояль, причем получается поистине удачный музыкальный эффект, когда голова и тело неожиданно соприкасаются со всеми клавишами сразу.
Тогда тетушка Мэри говорит, что не позволит детям стоять и слушать такие слова.
<...>
Она [улица] блестела темным блеском под водой, тусклые фонари мигали при каждом порыве ветра, дождь хлестал по лужам и стекал из желобов на улицу. Мимо спешили редкие промокшие пешеходы, женщины с подобранными юбками.
— Ну, — сказал Гаррис, протягивая руку за стаканом, — славная была прогулка, и большое за нее спасибо старой матушке Темзе, но думаю, что мы хорошо сделали, отказавшись от нее именно теперь. За здоровье троих, благополучно выбравшихся из лодки!
Перевод Михаила Салье (1939, 1957):
Теперь он пускает в дело веревочку; в критический момент, когда старый чудак наклоняется на табуретке под углом в сорок пять градусов и пытается отметить точку, находящуюся на три дюйма дальше, чем он может достать, веревочка выскальзывает у него из рук, и он падает прямо на рояль. Внезапность, с которой он прикасается головой и всем телом к клавишам, создает поистине замечательный музыкальный эффект.
Тетя Мария говорит, что она не может позволить детям стоять здесь и слушать такие выражения.
<...>
Вода на мостовой слегка поблескивала, тусклые фонари мигали при каждом порыве ветра, дождь, булькая, шлепал по лужам, устремлялся по желобам в сточные канавы. Редкие прохожие, мокрые насквозь, торопливо пробегали, согнувшись под зонтиком; женщины высоко поднимали юбки.
— Ну что же, — сказал Гаррис, протягивая руку к стакану, — мы совершили хорошую прогулку, и я сердечно благодарю за нее нашу старушку Темзу. Но я думаю, мы правильно сделали, что вовремя с нею расстались. За здоровье Троих, спасшихся из одной лодки!
Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958):
Теперь он пытается это сделать с помощью шнура, и в самый ответственный момент, когда этот старый дурень наклоняется под углом в сорок пять градусов к плоскости стула, пытаясь дотянуться до точки, расположенной ровно на три дюйма дальше, чем та, до какой он может дотянуться, шнур соскальзывает, и он обрушивается на фортепиано, причем внезапность, с которой его голова и все тело в одно и то же мгновение соприкасаются с клавиатурой, производит неповторимый музыкальный эффект.
И тетушка Мария говорит, что она не может допустить, чтобы дети оставались тут и слушали такие выражения.
<...>
Влажно поблескивала мокрая мостовая, тусклые фонари мигали при каждом порыве ветра, струи дождя яростно хлестали по лужам, и целые потоки низвергались на тротуар из водосточных желобов. Редкие прохожие, насквозь вымокшие, бежали рысью, сгорбившись под зонтиками, с которых вода лила в три ручья; женщины высоко подбирали юбки.
— Что ж, — сказал Гаррис, протягивая руку к бокалу, — путешествие было на славу; я от души благодарен старушке Темзе. А все же мне кажется, что наш последний поступок — когда мы дали тягу — был мудрый поступок. Итак, за здоровье Троих, благополучно выбравшихся из лодки!
Перевод Гая Севера (2014):
На этот раз он возьмет кусок шнура. В решающий миг, когда старый дурак наклонится под углом в сорок пять градусов (пытаясь дотянуться до точки на три дюйма дальше той, до которой ему вообще дотянуться), шнур соскользнет, и дядюшка рухнет на пианино — при этом внезапность, с которой туловище и голова разом ударяют по клавиатуре, создает сногсшибательный музыкальный эффект.
И тетушка Мария объявит, что не позволит детям стоять вокруг и выслушивать подобные выражения.
<...>
Мостовая мрачно мерцала в сырости, тусклые фонари мигали при каждом порыве ветра, струи дождя хлестали по лужам и устремлялись по желобам в бегущие водой канавы. Прохожие, немногочисленные и насквозь промокшие, сгорбившись под зонтиками, с которых лила вода, торопились прочь; женщины высоко подбирали юбки.
— Что ж, — молвил Гаррис, протягивая руку к бокалу, — путешествие вышло на славу, и я от души благодарен старушке Темзе. Но, я думаю, мы правильно сделали, что вовремя смотали удочки. Итак, за Троих, благополучно выбравшихся из лодки!
Оригинал:
He would use a bit of string this time, and at the critical moment, when the old fool was leaning over the chair at an angle of forty-five, and trying to reach a point three inches beyond what was possible for him to reach, the string would slip, and down he would slide on to the piano, a really fine musical effect being produced by the suddenness with which his head and body struck all the notes at the same time.
And Aunt Maria would say that she would not allow the children to stand round and hear such language.
<...>
It glistened darkly in the wet, the dim lamps flickered with each gust, the rain splashed steadily into the puddles and trickled down the water-spouts into the running gutters. A few soaked wayfarers hurried past, crouching beneath their dripping umbrellas, the women holding up their skirts.
«Well,» said Harris, reaching his hand out for his glass, «we have had a pleasant trip, and my hearty thanks for it to old Father Thames — but I think we did well to chuck it when we did. Here’s to Three Men well out of a Boat!»
***
Подробнее о переводах
Самое главное при переводе «Троих в лодке» — сохранить живой разговорный стиль и юмор сюжетного повествования и контрастный, более высокий слог лирических и исторических отступлений. Помимо этого, сложности возникают с передачей шуток и английских реалий конца XIX века: нужно решать, что сохранять как в оригинале, что можно потерять, что убрать в комментарии. Но без передачи атмосферы дружеской беседы Джерома даже самый точный перевод будет обречен на провал.
С точки зрения стиля наиболее удачными из дореволюционных переводов представляются работы Зинаиды Журавской и Еликаниды Кудашевой; в других переводах персонажи разговаривают излишне церемонно, иногда на «вы». Из современных все переводы следуют авторскому стилю. Перевод Михаила Салье чуть более суховат, а перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой — легче и разговорнее. Реалии лучше всего сохранены и откомментированы в работе Гая Севера.
Дореволюционные переводы, следуя норме того времени, часто доместицируют текст, превращая английские реалии в их русские эквиваленты — причем не всегда последовательно. Самые распространенные реалии — деньги, расстояние, еду и спиртные напитки — переводчики старались оставлять как есть, но иногда не выдерживали и сбивались на русские аналоги; в итоге возникает ощущение разнородной смеси. Так, уже в приведенных отрывках про дядюшку Поджера видно, что дюймы превращаются в сантиметры и вершки; кляча, внезапно учуявшая запах сыра, мчится со скоростью четыре версты в час; гостиница обходится незадачливому покупателю сыра в пятьдесят рублей, хотя выше по тексту превосходно себя чувствуют шиллинги и пенсы. Алкогольные напитки подвержены более сильной доместикации: бренди на полкроны, которое заказывает сосед Джея по купе в сценке с сыром, почти у всех превращается в водку, а иногда — и в полбутылки коньяка; пиво биттер становится «английской горькой» или почему-то портером. Яичница-болтунья из сцены с Гаррисом-поваром в лучшем случае становится просто яичницей, в худшем — загадочным блюдом «яичное тесто»; из старых переводов лучше всего выходит у Кудашевой с мешаной яичницей. Ирландское рагу из знаменитого эпизода сохраняют почти все, разве что у Жаринцовой оно внезапно становится шотландской похлебкой. Приход, где располагается могила дяди Поджера, переводят как «околоток»; предложение жены Тома дать человеку соверен, чтобы тот закопал пресловутый сыр, превращается в «три рубля мужику», но такие аберрации скорее редкость.
Сложна для перевода самая первая сцена повести — Джей обнаруживает у себя почти все болезни справочника, кроме housemaid’s knee, воспаления коленного сустава, возникающего у много работающих на коленях служанок и потому у Джея немыслимого. Приходится подбирать русскоязычный аналог, который создаст схожий комический эффект. Вдобавок при чтении Джеем подряд медицинского справочника (упоминаются «все 26 букв алфавита») возникают соответственно подобранные болезни — ague (малярия) и zymosis (в общем смысле инфекционная болезнь).
Переводчики справлялись с этой задачей очень по-разному. Сравнительно часто использовались абстрактные «женские болезни» или буквальный перевод «опухоль в колене», «колено домашней служанки», «хроническая язва голени». Е. Тихомандрицкая вставляет пояснение в текст: «специальная болезнь колена, бывающая у служанок». Встречается также «бледная немочь» (М. Энгельгардт). У Михаила Салье в редакции 1939 года — «вода в колене», а в поздней редакции — «воспаление коленной чашечки»; так же и у Гая Севера. Пожалуй, самый известный вариант — «родильная горячка» Донского и Линецкой.
С алфавитом решения разделились примерно поровну: многие оставили «26 букв», кто-то ушел от проблемы, сказав просто об алфавите или алфавитном порядке. Современные переводчики постарались также подобрать болезни на первые и последние буквы алфавита: анемия у Донского и Линецкой, атаксия у Салье; из вариантов болезней на последние буквы — ячмень, ящур, ятрогенный зимос (Север). У дореволюционных переводчиков встречается zymosis без перевода, а также «дзымозис» (у Н. д’Андрэ). У Гая Севера и болезни по ходу чтения также идут по алфавиту: болотная лихорадка, Брайтова болезнь, дифтерия, холера.
Еще одна сложная сценка вставлена в восьмую главу: Гаррис поет комические куплеты. Пожалуй, без подробного комментария современному читателю будет мало понятно, что, собственно, происходит. Гаррис путает ключевые номера из двух комических опер «H.M.S. Pinafore» («Корабль ее величества „Пинафор“», 1878) и «Trial by Jury» («Суд присяжных», 1875) композитора Артура Салливана и либреттиста Уильяма Гилберта. За 25 лет сотрудничества Гилберт и Салливан написали четырнадцать комических опер, получивших огромную популярность и ставших частью англоязычной культуры. Поэтому как читатели повести, так и герои сцены прекрасно понимают происходящее. Несколько приземленным аналогом в русской культуре последних десятилетий была бы вставка строчек из «Зоопарка» «Гражданской обороны» в текст песни «Все идет по плану».
Названия опер обычно переводили буквально — «H.M.S. Pinafore» (англ. «передник») становится «Передником» или «Детским передником», у Севера — «Слюнявчиком». Тексты песенок в оригинале везде написаны четырехстопным ямбом, как запев, так и припев с хором, и Гаррис, вспоминая их, сначала сохраняет размер строки, а потом, забыв текст, пытается попасть в него. Михаил Салье переводит тексты стихами, но размер запева и припева у него разный, причем в первой строчке запева и в припеве не тот, что в оригинале; у Донского и Линецкой размер оригинала соблюден везде, кроме первой строчки, но рифма не мужская, а женская. У Гая Севера начало стихов и припев взяты у Донского и Линецкой, а середина переведена наново правильным размером. Из дореволюционных переводов у М. Энгельгардта стихи переведены амфибрахием (практически «Когда я на почте служил ямщиком»), у Кудасовой есть рифма, но размер дан вразнобой. В части переводов вообще нет стихов.
Комментарии есть в примечаниях самого Михаила Донского и, конечно, в переводе Гая Севера. Сами номера схожи не только размером стихов, но и музыкальной формой (чередуются реплики персонажа и хора) и даже мелодией, в чем легко убедиться, прослушав архивные записи опер (песенка адмирала, песенка судьи). Так что Гарриса вполне можно извинить.
⦁ Оригинал:
When I was young and called to the Bar
When I was young I served a term
As office-boy to an attorney’s firm
I swept the windows and I swept the door...
I cleaned the windows of the big front door
And I polished up the floor...
And I diddle-diddle-diddle-diddle-diddle-diddle-de,
Till now I am the ruler of the Queen’s navee.
⦁ Перевод Михаила Салье:
Когда, в дни юности, я адвокатом стал
В дни юности в конторе я служил,
Рассыльным у поверенного был
Я окна мыл, и пол я натирал...
Я стекла на парадной начищал
и пол до блеска натирал...
И я, тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла,
Теперь во флоте королевском адмирал.
⦁ Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой:
Я в мальчиках почтенным стал судьей
Я в мальчиках когда-то
Служил у адвоката
Я мыл в конторе окна,
И вот случилось вскоре...
Я окна мыл в конторе,
И вскоре...
И я в сраженья, тра-ля-ля,
Теперь веду флот короля.
⦁ Перевод Гая Севера:
Я в мальчиках почтенным стал судьей
Я в мальчиках когда-то
Служил у адвоката
Я стекла чистил, двери тер...
Я стекла на парадном мыл
И натирал полы...
И я в сраженья, тру-ля-ля,
Теперь веду флот короля.
Наконец, в хорошем переводе требуется отразить особенности речи персонажей. Мальчики-посыльные, квартирная хозяйка миссис Попитс, кладбищенский сторож должны говорить в переводе с определенной долей просторечия; в оригинале они говорят «They ain’t a-going to starve, are they?» (мальчики) и «All right, sur, I’m a-coming, I’m a-coming.» (сторож), в переводах это пытаются учесть: «Они, видать, не помрут с голоду, а?» (Салье) и «Сию минуту, сэр! Бегу, бегу!» (Донской, Линецкая).
Перевод Надежды Жаринцовой (1896)
Перевод значительно сокращен, выпущено многое из того, что не требуется для развития сюжета, например большая часть разговора Джея с кладбищенским сторожем о могилах и памятниках. Есть неточности и ошибки — дядюшка Поджер приземляется на колени поденщицы вместо мозолей, а в описании ночевки в палатках (глава 2) герой говорит: «Родители, это ты?!», когда в оригинале просто «Oh, it’s you, is it?». Есть и вольности с добавлениями. В первой же фразе повести («Нас было четверо...») аккуратно уточняется, что Монморанси — пес, тогда как Джером держит интригу еще несколько страниц; а в последней, когда Монморанси тявкнул в одобрение тоста Гарриса, переводчик добавляет: «Монморанси... залаял, а мы с Джорджем нашли, что поездка принесла Гаррису несомненную пользу: он начал выражаться не только литературно, но даже понятно».
Перевод критиковали за обилие страдательного залога и стилистическое однообразие, сглаживающее живую речь персонажей. Евгений Брандис в предисловии к детгизовскому изданию «Троих в лодке» 1959 года упоминает, что «...все ее [Жаринцовой] многочисленные переводы рассказов Джерома были до того беспомощны и так далеки от оригинала, что позднее встретили резкое осуждение в печати». Тем не менее такая оценка все же кажется слишком резкой. Переводы XIX века вообще часто бывали довольно вольными, а в искренности Надежды Алексеевны Жаринцовой и приложенных ею усилий по популяризации Джерома в России сомневаться не приходится.
Перевод Зинаиды Журавской (1899)
Перевод полный и хорошо читается, в том числе потому, что переводчик не всегда сохраняет границы предложений и легко подбирает аналоги для английских идиом, удачно и со вкусом. «Нервы совсем развинтились», «что за гнусность», «его это, понятно, взорвало», «корчились в три погибели». Только иногда Журавская чуть пережимает — дядюшка Поджер говорит: «Уж мне эти бабы» на месте «Oh! You women». Можно найти некоторые неточности и шероховатости синтаксиса (например, при описании приключения Гарриса в лабиринте «...Сам он нарочно раз поехал в Гэмптон-Корт — показать лабиринт кузену ... Он, т. е. Гаррис, изучил лабиринт...»). Не переведены авторские сноски к тексту (хотя их всего две), а банджо Джорджа названо гитарой (впрочем, в некоторых других переводах тоже так). Джей везде назван Джеромом, как и в ряде других переводов. Перевод выглядит менее устаревшим, чем остальные дореволюционные, — скорее за счет построения фразы, а старой лексики в нем минимум. Возможно, поэтому он также переиздавался и в наше время.
Перевод Н. д’Андре (1899)
В отличие от других дореволюционных изданий, текст предваряется предисловием переводчика, в котором тот объясняет, почему сделал повторный перевод: «Есть одна переводчица, ярая Джеромистка [речь явно идет о Н. А. Жаринцовой]. Преклоняясь и отдавая честь ее блестящим литературным талантам, тем не менее я не могу не выразить своего удивления, почему ей пришла фантазия сокращать и коверкать подлинник... Случайно попался мне в руки этот перевод... Стал читать и о ужас: целые главы выпущены, многие остроумные места вовсе не переведены или переделаны на свой лад... Крайне сожалея об этом факте, я и решился познакомить читателей с полным сочинением Джерома».
Такой зачин требует в дальнейшем полного соответствия оригиналу перевода самого Н. д’Андре. И действительно, он читается легко и крупных купюр в нем нет, но довольно много мелких пропусков и неточностей, которые, быть может, не так бы бросались в глаза, если бы не было предисловия. Прямо в первой главе выпущена зарисовка о том, как шурин Джея продавал свой обратный билет на морскую прогулку, а его знакомый не смог съесть оплаченные на корабле обеды и ужины: сразу после «...единственной его заботой было перепродать кому-нибудь этот обратный билет» идет «Итак, я был против морской прогулки».
Во второй главе лирическое отступление о реке, луне и юности мира (кстати сказать, в оригинале весь абзац, заключающий это отступление, является одним длинным предложением, что не сохранено ни в одном русском переводе) кончается так: «...мы встаем ... и, убаюкиваемые плеском воды... ложимся спать, любуясь звездами и мечтая о том, что мир так вечно молод и хорош». Тогда как в оригинале (не говоря уж о том, что речь идет о сне, а не о мечтах) дальше следует еще добрая половина абзаца: «...and dream that the world is young again — young and sweet as she used to be ere the centuries of fret and care had furrowed her fair face, ere her children’s sins and follies had made old her loving heart...» — и еще несколько строк в том же духе. Там же, когда говорится, что Гаррис совсем не поэтичен и если у него на глазах слезы, то он просто налил слишком много вустерского соуса, у переводчика: «...если глаза его полны слез... он... налил на свою котлету слишком много сои „cabul“». Тетушка Мария превратилась в Аннет, а Джей заменен на Джерома. В издании есть только одно примечание, почему-то это пояснение слова «йомены».
Перевод Л. Соколовой (1900)
Перевод легко читается, но использует более высокий стиль, чем оригинал, и содержит много мелких недочетов. Например, в начале одиннадцатой главы Джордж вешает часы на стену (и потом срывает их со стены), тогда как оригинал более точен — «he...hang it up over his pillow», т. е. «у изголовья». В седьмой главе в сцене катания на лодке разодетых дам про энергично гребущего приятеля Джея сказано, что «He ... made the whole crowd sit up straight in no time», т. е. все в лодке застыли; в переводе «...все, кто только в ней [лодке] был, мигом вскочили с места». Форель из рыбацкой байки семнадцатой главы оказывается «сделанной из гипса и привезенной из Парижа», тогда как она всего лишь «plaster-of-Paris», т. е. просто сделана из определенного вида гипса.
Отличия в стиле, помимо интонации, проявляются в отсутствии резкой лексики и разговорных выражений оригинала. Слова «old fool», сказанные про дядюшку Поджера, превращаются в «старого безумца», а выражение «I crawled out a decrepit wreck» из первой главы (Джей выходит из библиотеки, обнаружив, что болен практически всеми болезнями) превращается в «когда выходил..., то переступал с большим трудом, как человек с совершенно расстроенным здоровьем». Тем не менее в этом переводе, в отличие от других дореволюционных, найдена и откомментирована цитата из «Гамлета» в одиннадцатой главе.
Из забавного отметим, что Монморанси в переводе Соколовой — собака (а не пес), что разъяснено сразу же в начале повести (как и у Жаринцовой); поэтому Монморанси оказывается женского рода. Последняя фраза перевода: «При этом Монморанси, стоявшая на задних ногах и ... смотревшая на темную улицу, залаяла...».
Иллюстрация И.М. Семенова из издания 1957 г. (перевод Михаила Салье)
Перевод М. Энгельгардта (1901)
Перевод без купюр, но также менее разговорного стиля, чем оригинал. Персонажи здесь общаются друг с другом на «вы», тогда как почти во всех остальных переводах они говорят «ты». Типичный пример: «Вы, Джимъ, возьмите клочокъ бумаги и пишите; а вы, Джорджъ, достаньте прейсъкурантъ колоніальной лавки, да дайте мнѣ кто-нибудь карандашикъ; я составлю списокъ» (Джером здесь ошибочно назван Джимом, а в остальном переводе, как и у Журавской, его зовут Джером, а не Джей; grocery оригинала превратилось в колониальную лавку). Затруднительные для перевода шутки сглажены или опущены. В конце первой главы Гаррис говорит, что идея поездки на лодке ему нравится: «Harris said, however, that the river would suit him to a „T.“». В разных переводах шутка сохраняется: «на все сто» (Салье), «попадает в точку» (Донской и Линецкая), «в тютельку» (Север); у Энгельгардта просто «Гаррисъ замѣтилъ, что поѣздка по рѣкѣ вполнѣ по его вкусу».
Тем не менее перевод старается следовать синтаксису подлинника, что особенно хорошо видно, например, в первой главе, где Джей пытается посчитать свой пульс — все короткие предложения оригинала сохранены: «...Я попытался произвести діагнозъ надъ самимъ собою. Пощупалъ пульсъ. Сначала вовсе не могъ найти пульса. Потомъ онъ какъ-то сразу явился. Я досталъ часы и сосчиталъ. Пульсъ оказался 147 въ минуту. Потомъ я попытался отыскать сердце. Но не могъ найти своего сердца. Оно совсѣмъ перестало биться...»
Перевод Е. Тихомандрицкой (1907)
Издавался с очень хорошими рисунками А. Бену. Особенных сокращений в переводе нет, однако это все, за что его можно похвалить. Стилистически перевод очень далек от оригинала, друзья говорят друг другу «вы» и общаются максимально церемонно. Например, в начале двенадцатой главы Джордж с сарказмом говорит Джею, что если, дескать, он достаточно отдохнул, то не соизволит ли он помыть посуду. В переводе же Джордж совершенно серьезно говорит: «Соблаговолите принять участие в мытье посуды, когда вы вполне отдохнете». Тетя Мария говорит дяде Поджеру: «Тогда я заблаговременно заберусь к своей матери и пробуду у нее всю неделю, пока вы окончите свое мудреное предприятие».
Помимо стилистических промахов, многое переводчиком добавлено от себя. Необычно для современного читателя то, что переводчик в примечаниях к тексту не только комментирует — довольно выборочно — реалии повести, скажем, кто такой коридорный old boots или как называют лодочных гребцов, но и высказывает свое отношение к происходящему. Когда в конце четвертой главы Гаррис спрашивает Джея, где он хочет спать, внутри или с краю, а Джей шутит, что хочет спать внутри кровати, переводчик не только не передает шутку, но и делает следующее примечание: «Гаррис иногда возвращается до такой степени утомленным, что, не имея сил лечь в постель, довольствуется тем, что спит поверх постели». В сцене с сыром после того, как жена Тома замечает, что она еще с Томом поговорит, следует примечание: «„Берегись, бедняга!“ — подумал я».
Еще одной особенностью является довольно непоследовательное использование настоящего времени в сценах описания действия героев. В той же сцене упаковки вещей: «...даем список вещей Жоржу, который ... принимается за работу», «Эта мысль нам нравится, мы соглашаемся», «...мне пришлось все вынуть... я принялся перебирать вещи... заделываю чемодан снова... тут Жорж спрашивает... говорим мы Жоржу, он молчит, мы подходим к нему...». Остальные переводы, как правило, в этих местах применяют прошедшее время.
В качестве бонуса: Монморанси в переводе внезапно превращается в Дика.
Иллюстрация А. Бену (перевод Е. Тихомандрицкой)
Перевод Еликаниды Кудашевой (1912)
Перевод княгини издавался в собрании сочинений Джерома в 1912 году. В 1928 году он был переведен в современную орфографию, несколько отредактирован и издан «Молодой гвардией» без указания переводчика. Наконец, перевод также многократно переиздавался после дополнительной редактуры издательством АСТ. Редактура убрала очевидные ошибки и архаизмы, но не все. Например, «задние ножки» Монморанси оригинального издания превратились сначала в «задние лапки» в издании 1928 года, а потом в «задние лапы» современного издания; «лодка с покрышкой» в последней редакции стала «лодкой с тентом», а «катар желудка» остался неизменным во всех изданиях. Перевод добросовестный, почти без ошибок и, в отличие от других дореволюционных переводов, сохраняет стиль и интонацию оригинала, часто не без выдумки. Используется лексика вроде «глумимся» или «дружище»; дядюшка Поджер говорит «дело в шляпе» и «эх вы, бабье» (несколько за гранью). «Homely home and simple pleasures», которые остальные переводили с потерей повтора, княгиня перевела как «простой очаг с простыми радостями». Конечно, можно найти и недостатки, но в обаянии этому переводу сложно отказать.
Перевод Михаила Салье (1939, 1957)
Первый по времени из двух наиболее популярных переводов повести. Михаил Александрович Салье (1899—1961) прежде всего известен как переводчик «Тысячи и одной ночи», но переводил он и рассказы Конан Дойла, и Гауфа, и «Таинственный остров» Жюля Верна.
Установить дату выхода перевода Салье оказалось нелегко. Обычно перевод датируется 1957 годом со ссылкой на выпущенный Гослитиздатом двухтомник избранных произведений Джерома; «Трое в лодке» были опубликованы в первом томе под редакцией Марии Лорие. Тем не менее в 1939 в Ленинграде вышел анонимный перевод «Троих в лодке», позднее перепечатанный в Кирове в 1956 году. Нетрудно убедиться, что перевод, изданный в 1939 году, — это предыдущая редакция перевода Михаила Салье (ниже показаны несколько выборочных цитат из обоих переводов). Почему перевод вышел анонимно — вопрос отдельного исследования; в биографии Салье, которую можно найти в сети, сказано, что в 1939 году он переехал в Ташкент, и неясно, что именно случилось. По всей видимости, более корректно указывать дату публикации перевода Салье как 1939 г. На основе издания этого года выполнены и микрофонные материалы Всесоюзного радиокомитета для радиопостановки повести, изданные в 1941 году.
⦁ Анонимный перевод (1939):
«Внезапность, с которой он прикасается головой и всем телом к клавишам, создает действительно замечательный музыкальный эффект».
«После этого тетя Мария говорит, что она не может позволить детям стоять здесь и слышать такие выражения».
⦁ Перевод Михаила Салье (1957):
«Внезапность, с которой он прикасается головой и всем телом к клавишам, создает поистине замечательный музыкальный эффект».
«Тетя Мария говорит, что она не может позволить детям стоять здесь и слушать такие выражения».
⦁ Анонимный перевод (1939):
«Сколь многие, вечно рискуя затопить свой корабль, нагружают его целым ворохом ненужных вещей, которые кажутся существенными для удовольствия и комфорта в пути, а на самом деле являются бесполезным хламом».
⦁ Перевод Михаила Салье (1957):
«Сколь многие, рискуя затопить свой корабль, нагружают его всякими вещами, которые кажутся им необходимыми для удовольствия и комфорта в пути, а на самом деле являются бесполезным хламом».
⦁ Анонимный перевод (1939):
«Он изучал лабиринт по плану, который казался простым до глупости, так что жалко было двух пенсов платы за вход. Харрис полагал, что этот план был повешен в насмешку, так как он ничуть не был похож на подлинный лабиринт и только путал».
⦁ Перевод Михаила Салье (1957):
«Он изучал лабиринт по плану, который казался до глупости простым, так что жалко было даже платить два пенса за вход. Гаррис полагал, что этот план был издан в насмешку, так как он ничуть не был похож на подлинный лабиринт и только сбивал с толку».
Михаил Салье очень аккуратно обходится с подлинником, стараясь сохранять структуру фразы и авторские повторы. Уже в первой главе: «Что касается меня, то у меня не в порядке печень. Я знал, что у меня не в порядке печень...», соответствующее оригинальному «With me, it was my liver that was out of order. I knew it was my liver that was out of order...»; «Я попытался найти свое сердце. Я не мог найти у себя сердца» и «I tried to feel my heart. I could not feel my heart». Пояснения, убранные у Джерома в скобки, остаются там же и в переводе. Получается сохранить игру слов, например, «Students would have no need to „walk the hospitals,“ if they had me... All they need do would be to walk round me» переведено как «Студентам не было бы нужды „обходить клиники“ ... Им достаточно было бы обойти вокруг меня». В описании неудавшегося морского путешествия «„What can I get you, sir?“ „Get me out of this“» превращается в «„Что прикажете принести, сэр?“ „Унесите меня отсюда“».
Так же аккуратно выполнена архаизация: используется лексика вроде «сам того не ведая», «услужить», «воротится», «именьице», «выворотить из чемодана», но она не выпирает из текста и смотрится естественно.
Салье избавляется от страдательного залога даже там, где он есть в оригинале. Например, в начале второй главы в рассказе о прелестях ночевки на воздухе говорится: «...Then we run our little boat into some quiet nook, and the tent is pitched, and the frugal supper cooked and eaten». Это переходит в «Мы укрыли нашу лодку в тихой бухточке, поставили палатку, сварили скромный ужин и поели», причем посреди абзацев в настоящем времени, сохраненном в переводе, внезапно возникает прошедшее время. Например, в переводе Энгельгардта здесь также убран страдательный залог, но настоящее время сохранено: «Мы причаливаемъ къ какому-нибудь укромному уголку, раскидываемъ палатку и варимъ на кострѣ скромный ужинъ».
Неточностей в переводе совсем немного. В сцене ночевки друзей в Дэтчете (глава 12) «a 2ft. 6in. truckle bed» переведено как «складная кровать длиной в два фута и шесть дюймов» — конечно, имеется в виду ширина. Во второй главе «had been summoned by the man next door but one» превратилось просто в «моего соседа» (впрочем, как и во многих других). Положа руку на сердце, это скорее придирки. Перевод просто прекрасный. Часто он воспринимается читателем как более тяжелый и сухой по сравнению с переводом Донского и Линецкой как раз за счет менее вольного обращения с оригиналом.
Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958)
Пожалуй, самый популярный перевод, превосходящий по количеству изданий и перевод Салье — с 1958 года более сорока изданий. Оба переводчика — настоящие мастера; Михаил Александрович Донской (1913—1996) переводил прежде всего поэзию и пьесы: Гюго, Шекспира, Мольера, Лопе де Вега. Эльга Львовна Линецкая (1909—1997) переводила с французского, английского, немецкого, испанского как поэзию, так и прозу. Михаил Донской также написал примечания, публиковавшиеся в ряде изданий перевода.
Такова общепринятая версия возникновения этого перевода. Но настоящая история, как и в случае перевода Салье, сложнее. Перевод был выполнен совместно Михаилом Донским и Натаном Евсеевичем Линецким, первым мужем Эльги Линецкой, ученым, инженером, переводчиком. По воспоминаниям Аллы Борисовой, дочери Натана Линецкого, Эльга Линецкая передала ему заказ на перевод «Троих в лодке»: человеку после лагерей и ссылки такую важную работу бы не доверили. Марк Донской и Натан Линецкий поделили книгу на две части, перевели их и отредактировали друг друга. Именно Натан придумал упоминавшуюся выше «родильную горячку», ушедшую в фольклор. Гонорар за перевод получил Натан Линецкий, а официально авторство принадлежало Донскому и Линецкой — именно под их именами сейчас известен этот перевод, и для удобства читателей так он упоминается и в нашем тексте. Но хотя бы здесь мы можем и должны написать все так, как было на самом деле.
Этот перевод выигрывает в глазах читателей благодаря легкости, достигающейся несколько более свободным обхождением с оригиналом, и удачному выбору разговорной лексики, не скатываясь при этом в отсебятину. Вот несколько примеров, взятых из первой главы, в сравнении с переводом Салье: «пустячная» и «пустяковая», «наиопаснейшая» и «злокачественная», «здоров как бык» и «всегда все в порядке», «на высказываниях лежит печать» и «всегда выражается, как», «расхаживаете» и «разгуливаете», «неслыханная» и «огромная». По сравнению с оригиналом некоторые повторы в переводе не сохраняются, а фразы перестраиваются исходя из сказанного в соседних предложениях. Например, упоминавшиеся у Салье повторы про сердце здесь переведены так: «Я стал искать у себя сердце. Я его не нашел». В сцене посещения Гаррисом лабиринта в Хэмптон-Корте у Джерома: «He said he went in once to show somebody else the way» и в конце абзаца: «It was a country cousin that Harris took in». Переводчики, сохраняющие эти предложения как есть, затрудняются объяснить читателю, что речь идет об одном и том же человеке. Например, у Салье: «Сам он ... заходил туда один раз, чтобы показать кому-то, как лучше пройти ... Гаррис повел туда одного своего родственника из провинции». У Донского и Линецкой: «Он сказал, что однажды зашел туда, чтобы показать его одному своему родственнику ... Гаррис повел туда своего кузена, приехавшего из провинции».
Бывают и случаи, когда переводчики все же «докручивают» Джерома. Например, в описании встречи лодки с паровым катером (тринадцатая глава) лаконичное предложение «On would come the launch, whistling, and on we would go, drifting» переведено как «Куда нетерпеливо сворачивает катер, туда безмятежно дрейфуем и мы». Там же «irritating the aristocratic type of steam launch» соответствует «доводить этих аристократов до белого каления». Впрочем, такие примеры не повсеместны, да и опытный читатель понимает, что постоянно балансировать на грани точности и легкости даже выдающимся профессионалам удается не всегда.
Перевод Гая Севера (2014)
Самый новый перевод, примечательный прежде всего попыткой воспроизвести «специфический сухой „британский юмор“». Переводчик много консультировался с английским Джеромовским обществом для передачи британских реалий в тексте; иллюстрации издания, выполненные Владимиром Рыловым, также учитывали эти консультации. Печатную книгу нам раздобыть не удалось, однако перевод доступен на сайте переводчика. Поэтому сразу следует оговорить, что отмеченные ниже особенности текста относятся именно к его веб-версии.
Прежде всего обращают на себя внимание богатые, прекрасные комментарии к тексту, где пояснены все исторические реалии, в том числе места, где Джером ошибался, культурные реалии Англии XIX века, истории упомянутых брендов и пр. Найдены и откомментированы скрытые цитаты из Шекспира и Библии; к сожалению, при использовании цитат не указаны их русские переводчики (М.Л. Лозинский и авторы синодального перевода).
С точки зрения точности перевода, как представляется, желаемый результат достигнут.
Из недостатков чувствуется отсутствие надлежащей редактуры. Видны кальки и не совсем удачные по стилю выражения, например, «It is a most extraordinary thing...» переведено как «Самое странное дело, но стоит мне...»; «frozen with horror» — как «замороженный ужасом»; «funny tomb» при описании погребения миссис Томас — как «веселая могила»; «the assembly put on its hats» — как «собрание надело шляпы»; «by backing him to kill rats against time» — как «сколько крыс Монморанси прикончит в контрольный срок». Неловко сказано «вытащил его ... из ста четырнадцати уличных драк» (у Салье — «вытащен ... из сточетырнадцатой драки», у Донского и Линецкой — «сто четырнадцать раз вытаскивать ... из уличных драк»). Несколько неуклюже звучит «иль духи скорбные то плачут песнь утопленникам в водорослей гуще бледным» как перевод «sad spirits, chanting dirges for white corpses, held by seaweed». На грани неточности — такие места в переводе, как «Я осязал это» оригинального «I felt that», «переплыть Атлантический океан в лодке» на месте «to cross the Atlantic in a small boat», «нам становится страшно, как детям в пустом тихом доме» как перевод «we get frightened, like children in a silent house».
Архаизирован перевод тоже не всегда уместно и часто излишне. «...Расхаживаете по палубе, будто вы и капитан Кук... и Христофор Колумб одним ликом», «исполнив сей долг», «батюшка Гарриса», «в грядущем нам было суждено узнать», «молвил», «погребение» выпирают из текста. Выражения вроде «разгрохали чашку» или «лодка хряснулась о берег» грубоваты. Эти и другие огрехи несколько скрадывают впечатление от большой и добротной работы. Представляется, что при должной редактуре перевод мог бы послужить основой для хорошего комментированного издания.
И немного личного
Мое любимое место повести — это размышления Джерома о том, как нужно устраивать жизнь; вы наверняка его помните по известной цитате из перевода Донского и Линецкой: «Выбрось этот хлам за борт, старина!». Случайно я заметил, что в этом абзаце в переводе неточность: в ладью своей жизни нужно взять «...ту, которая тебя любит и которая тебе дороже всех», тогда как в оригинале «Let your boat of life be... packed with only what you need — ... someone to love and someone to love you». Как видно, Джером вполне допускает, что тот, кого вы любите, и тот, кто любит вас, могут быть разными людьми. В переводе за счет единственного дополнения «ту», к которому относятся оба поясняющих предложения, этот оттенок скрадывается. Просмотрев все остальные переводы, я обнаружил, что у всех переводчиков, кроме одного, в этом предложении одно дополнение и потому та же неточность. Только у Еликаниды Кудашевой написано «... кого-нибудь, кого любить, и кого-нибудь, кем быть любимым». Но сделано ли это из-за стремления к буквализму или по причине личного опыта, узнать уже невозможно.
***
Издания
Современные издания в основном являются перепечатками переводов Салье (редакции 1957 года) или Донского и Линецкой, с преобладанием последних. Эти основные переводы, наново выполненный перевод Гая Севера, а также дореволюционные переводы М. Энгельгардта и Еликаниды Кудашевой доступны в интернете, остальные переводы можно достать в библиотеках. Аудиокниги также делаются в основном по переводам Салье и Донского и Линецкой.
Иногда старые переводы перепечатываются в наше время. С указанием авторства перепечатаны переводы Кудашевой (АСТ, ежегодно с 2020 года), Энгельгардта (Профиздат, 2009), Журавской (Искателькнига, 2016). Но нередки и анонимные перепечатки. Перевод Кудашевой анонимно переиздан в 1928 году в современной на тот момент орфографии и после некоторой редактуры; перевод Жаринцовой переиздавался без указания имени переводчика несколько раз — издательством «Эксмо» в серии «100 главных книг» (2015 и другие годы) и «Всемирная детская классика (2006). Анонимный перевод последнего издания также критиковался в статье А. В. Уржи — без атрибуции перевода, но приведенных в статье отрывков достаточно, чтобы установить его авторство. Более того, «Эксмо» успешно издало все тот же перевод Жаринцовой в серии Pocket book, указав как переводчика Теодора Грица (1905—1959), литературоведа, переводившего с английского Фенимора Купера. Как видно, традиции пиратских перепечаток, на которые жаловался еще Джером, вполне в ходу.
Повесть часто издавалась с примечаниями, из заметных назовем примечания Льва Хвостенко (Лениздат, 1958 и 1980), Евгения Брандиса (Детгиз, 1959), Михаила Донского. При этом комментировались факты английской истории, некоторые культурные реалии (у Хвостенко в том числе — про оперы Гилберта и Салливана), обычно приводились и выдержки из предисловия Джерома ко второму изданию (1909). Примечания Донского перепечатывались без указания авторства (например, в издании Мещерякова). В издании «Золотой фонд мировой классики» (АСТ, 2003, 2006) в качестве автора примечаний указана А. Романова, однако сами примечания представляют собой расширенные комментарии Льва Хвостенко. Как уже было сказано, наиболее полные примечания есть в переводе Гая Севера.
Как сами «Трое в лодке», так и ее переводы много раз были темой научных исследований. В упомянутой статье А. В. Уржи приведены ссылки на диссертации по Джерому; в НИУ ВШЭ Татьяна Дё написала диплом о сравнительном анализе переводов Салье и Донского и Линецкой.
Перевод Надежды Жаринцовой (1896)
⦁ Джером К. Джером. Втроем по Темзе. СПб.: М.М. Ледерле и К°, 1896
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Эксмо, 2018
В книге указано, что автор перевода — Т. Гриц, но в действительности опубликован перевод Жаринцовой.
Перевод Зинаиды Журавской (1899)
⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке. СПб.: Шиповник, 1911
Перевод романа входит в двухтомник «Избранные рассказы» Джерома.
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Искателькнига, 2016
Оформление художника А. Симанчука
Перевод Н. д’Андре (1899)
⦁ Джером К. Джером. Забавные приключения холостяков. СПб.: М.В. Попов, 1899
Н. д’Андре написал собственное предисловие к этому изданию.
Перевод М. Энгельгардта (1901)
⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке (кроме собаки). М.: «Польза» В. Антик и К°, 1911
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке (не считая собаки). Перевод М. А. Энгельгардта. М.: Профиздат, 2009
Перевод Е. Тихомандрицкой (1907)
⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке (не считая собаки). 2-е изд. СПб. — М.: Т-во М. О. Вольф, 1914
Издание включает 20 рисунков А. Бену.
Перевод Еликаниды Кудашевой (1912)
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке (кроме собаки). М.: Т-во И.Д. Сытина, 1912
Перевод повести включен в собрание сочинений Джерома К. Джерома.
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: АСТ, 2020. (Серия «Лучшая мировая классика»)
Было несколько переизданий.
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: АСТ, 2022. (Серия «Эксклюзивная классика»)
Было несколько переизданий.
Перевод Михаила Салье (1957)
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки Москва // Джером К. Джером. Избранные произведения в 2 т. Т. 1. М.: Гослитиздат, 1957
Двухтомник составил Симон Маркиш, он же написал к нему предисловие. Издание снабжено иллюстрациями Ивана Семенова. В первый том, помимо повести «Трое в лодке», входят рассказы Джерома.
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Мартин, 2021. (Серия «Малая избранная классика»)
⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке, не считая собаки. М.: Эксмо, 2016. (Серия «100 главных книг»)
⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке, не считая собаки. М.: Лабиринт, 2021
Книга снабжена иллюстрациями Артура Фредерикса, которого издатели ошибочно назвали Альфредом Фредериксом.
Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958)
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке (не считая собаки). Л.: Детгиз, 1959
Автор вступительной статьи и примечаний — Евгений Брандис, рисунки — Георгия Фитингофа.
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: АСТ : Пушкинская библиотека, 2006. (Серия «Золотой фонд мировой классики»)
В состав издания входят другие произведения Джерома: «Трое на четырех колесах», «Как мы писали роман», рассказы.
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Издательский дом Мещерякова, 2019
Издание снабжено иллюстрациями Варвары Григорьевой.
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Вече, 2022. (Серия «100 великих романов»)
⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Нигма, 2021
Издание снабжено иллюстрациями Александры Семеновой.