Увесистый, в пятьсот с лишним страниц, том назван по очерку, в котором журналист и писатель Александр Гаррос пытается разобраться, почему русские больше не пишут мировых бестселлеров. Впрочем, эта тема только одна из отправных точек для авторских рассуждений. «За последние десятилетия мы аккумулировали страшный и страшно интересный опыт, — пишет Гаррос в заглавном тексте. — И мне кажется правильным суметь увлекательно рассказать о нем остальным. И кажется также, если этот рассказ будет услышан и оценен, станет гораздо легче полагать, что твое ощущение принадлежности к большому, сложному и общему пространству не самогипноз, а так оно и есть на самом деле».
Сам Гаррос идентифицирует себя как «советского человека» и не имеет гражданства ни одной страны мира. В паспорте — слово alien, означающее статус негражданина с латвийским видом на жительство, — неисчерпаемый источник шуток про «чужого». Неудивительно, что тема принадлежности его так занимает. Нарочно или случайно, Гаррос выбирает таких же, как он сам, незаземленных собеседников. Летает по миру — от Нижегородской области до французского острова Ре, от Перми до Швейцарии — и создает ростовые портреты в подробнейших интерьерах. В сумме получается каталог разных жизненных сценариев, которые Гаррос называет «утопиями».
Гаррос выбирает таких же, как он сам, незаземленных собеседников. Летает по миру — от Перми до Швейцарии — и создает ростовые портреты в подробнейших интерьерах
Полуочерки-полуинтервью, составляющие книгу, были написаны в 2009—2015 годах и за прошедшее время стали только интереснее. Неторопливая глянцевая избыточность и редкая наблюдательность автора законсервировали детали и дух недавнего времени. Здесь Алексей Герман еще жив и «Трудно быть богом» еще не смонтирован; Захар Прилепин еще пьет водку с либералами и работает в «Новой газете»; вокруг Теодора Курентзиса еще цветет пермская культурная революция. Если искать в «Непереводимой игре слов» сюжет, то он похож на некрасовскую «Кому на Руси жить хорошо?». Правда, несмотря на то что герои этой книги говорят преимущественно по-русски, счастливо и вольготно им живется в основном не там, где они родились.
Гаррос — идеальный Другой для тех, кто отрывается от земли без лишней рефлексии. Собственная же неприкрепленность оборачивается для него болезненной силой притяжения — к социальным сетям с их диванными войнами; к песням Летова с их всепобеждающей смертью; к бессмысленным и беспощадным, наконец, спорам о русской литературе. Он упорно ищет точки входа для русского опыта в опыт мировой, но находит или абсолютных культурных космополитов, вроде Славы Полунина и Гидеона Кремера, или тех, кто слишком по-русски упрям, чтобы конвертироваться в международные ценности. В результате принадлежность к большому и сложному так и повисает на уровне самогипноза. Утопия Александра Гарроса еще в проекте.