Джефф Вандремеер. Борн. М.: Э. Fanzon, 2018. Пер. с англ. Светланы Резник
Англо-американская критика заговорила о «new weird», «новых странных», в конце 1990-х. Отечественная — во второй половине нулевых, да и то негромко, вполголоса, на маргинальных и нишевых площадках. Единственный представитель этого литературного движения, более или менее известный в нашей стране — Чайна Мьевиль, анфан-террибль британской фантастики, убежденный троцкист, автор «Вокзала потерянных снов» и «Шрама», «Рельсов» и «Октября». Но это в России — во всем остальном мире расклад иной. Американец Джефф Вандремеер («Подземный Венисс», «Город святых и безумцев» и т. д.) по популярности давно обогнал своего единомышленника. Его тиражи в США перевалили за миллион экземпляров, а в феврале 2018 года в прокат выходит картина Алекса Гарленда «Аннигиляция» по одноименному роману писателя, фильм с бюджетом 55 миллионов USD — Мьевиль такими успехами похвастаться пока не может.
Собственно, роман «Борн» стоит прочитать хотя бы для того, чтобы разобраться, за что американские читатели так ценят Вандермеера. Первым делом автор подтверждает свою репутацию weird. Для этой цели он вводит в повествование гигантского летающего медведя-убийцу размером с хорошо откормленную годзиллу — одну штуку; руинированный безымянный город — одну штуку; биотехнологическую Компанию, которая обратила полмира в развалины — одну штуку. А также средних размеров медведей, плюющихся огнем, измененных детей с клыками, когтями и осами вместо глаз, бракованных биотехов всех форм и размеров, мусорщиков и маньяков — в ассортименте. Ну и, конечно, сам Борн, который в естественном состоянии больше всего похож на сухопутного спрута.
Казалось бы, постапокалиптика в полный рост: мир погрузился в хаос и анархию, цивилизация рухнула, человечество доживает последние дни. При этом сюжет романа чуть менее, чем полностью, построен на саморефлексии главной героини. По большому счету, история, которую рассказывает Вандермеер, легко конвертируется в частную историю небольшой семьи: мама-папа, каждый со своими тараканами, приемный ребенок со странностями, запутанные взаимоотношения, родительская любовь и мужская ревность, семейные скандалы, педагогические промахи, чувство вины... Ну а то, что они еще и мир по ходу дела спасают, — это уже чистая случайность. Не возьмусь гадать, как оценят этот нетривиальный «постап» блюстители чистоты жанра — но, с другой стороны, чего вы хотели от new weird? Даже красоты перевода («традиция устраивать заборы и сторожевых собак куда лучше, чем тенты для беженцев», «Борн превратился в секрет полишинеля, встрявший между нами, будто огромный клин») вполне вписываются в этот контекст — хотя лучше бы, конечно, переводчик и редактор не злоупотребляли терпением читателей.
Тим Пауэрс. Три дня до небытия. М.: АСТ, 2018. Пер. с англ. Галины Соловьевой
Тим Пауэрс еще один американский фантаст, которому не повезло в России. Хотя для успеха есть все данные: Пауэрс — любимый ученик Филипа К. Дика, вместе с Джеймсом Блэйлоком и К. У. Джеттером стоял у колыбели стимпанка, упомянут в титрах четвертой части «Пиратов Карибского моря» (его роман «На странных волнах» вдохновил режиссеров) — иными словами, фигура крупная и влиятельная. И это не говоря о четырех премиях «Локус», трех Всемирный премиях фэнтези, двух — имени Ф. К. Дика и прочих жанровых плюшках. Но что-то пошло не так: в нашей стране писатель, конечно, «широко известен в узких кругах», но того внимания, которого заслуживает, определенно не получил.
В «Трех днях до небытия» автор раскочегаривается очень неторопливо: только странице к пятидесятой начинаешь понимать — что к чему, кто все эти люди и что, собственно, происходит в романе. А к двухсот пятидесятой осознаешь, что интрига запутаннее и объемнее, а персонажи куда сложнее, чем кажется поначалу. Сильно упрощая, «Три дня до небытия» — нетривиальный шпионско-мистический роман с путешествиями во времени, темпоральными парадоксами, роковыми красотками, джеймсбондовскими перестрелками и погонями в астрале. Основное действие разворачивается в 1987-м, объявленном идеологами «нью эйдж» годом Гармонического Сближения. Иудейские мистики из Моссада и тайный орден альбигойских натурфилософов разыскивают Машину Судного Дня, позволяющую переписывать историю. По стечению обстоятельств хитрый прибор, к созданию которого приложили руку Альберт Энштейн и Чарли Чаплин, обнаруживается в американской глубинке, среди хлама, доставшегося в наследства от покойной бабушки молодому вдовцу и его маленькой дочке.
Тим Пауэрс
Фото: mairangibay.blogspot.com
Увы, в кратком пересказе роман сильно проигрывает: Пауэрс оживляет повествование яркими абсурдистскими вставками в духе «Монти Пайтона» — и бесхитростная авантюрно-приключенческая проза оборачивается постмодернистской головоломкой. Знаете ли вы, например, как американцы на пике Холодной войны скрывали от вражеских экстрасенсов-дальновидцев свои пусковые ракетные шахты? Маскировали под развлекательные парки и цирки-шапито. Стены расписаны веселенькими кадрами из мультфильмов, всюду играют дети, офицеры на боевом дежурстве распевают дурашливые песенки. «А к ручке главного пускового ключа эпоксидкой приклеили голову клоуна». Так устроен и роман Пауэрса: голова клоуна на пусковом ключе — и поди догадайся, что для автора важнее.
Джеймс Типтри-младший. Счастье — это теплый звездолет. М.: Азбука-Аттикус. СПб.: Азбука, 2018. Пер. с англ. Александры Питчер, Александры Килановой, Екатерины Доброхотовой-Майковой, Ростислава Рыбкина, Татьяны Боровиковой, Александра Гузмана, Д. Кальцинской, Ирины Гуровой, Марины Клеветенко, Д. Бузаджи, Геннадия Корчагина
Но самая печальная история, конечно, с Джеймсом Типтри-младшим — причем печальная во всех отношениях. Алиса Шелдон, отставной аналитик Пентагона и сотрудник ЦРУ (а мы помним, что «бывших разведчиков не бывает»), начала писать фантастику в зрелом возрасте и свято блюла тайну псевдонима до тех пор, пока поклонники не вычислили ее, сопоставив факты, упомянутые в переписке. «Типтри» получил две премии «Хьюго» и четыре «Небьюлы», серьезно повлиял на целое поколение американских фантастов — но счастья миссис Шелдон это не принесло: в 1987-м, в возрасте 71 года писательница, страдавшая затяжными депрессиями, застрелила глубоко больного мужа и покончила с собой. Именем Типтри названа одна из самых престижных американских литературных премий (вручается с 1992 года за «научно-фантастическое или фэнтезийное произведение, которое исследует и расширяет тематику взаимоотношения полов»), его (ее?) прозу высоко оценивали многие титаны жанра, от Урсулы Ле Гуин до Уильяма Гибсона. Но несмотря на очевидный культовый статус, до последнего времени отечественным читателям были доступны только отдельные повести и рассказы Типтри-мл., изданные в журналах и коллективных сборниках. «Счастье — это теплый звездолет» — первый сборник автора, выпущенный в России. Как писал Виктор Пелевин в «Желтой стреле», мировая культура доходит до нас с большим опозданием.
Творчество Типтри-мл. занимает особое место в истории жанра. Это прямой мостик между наивной, жизнерадостной, оптимистичной американской фантастикой «Золотого века» и повзрослевшей, растерявшей былой пыл SF 1980–1990-х. Писательница, начинавшая с комфортных авантюрно-приключенческих историй в духе раннего Роберта Сильверберга («Рождения коммивояжера», «Счастье — это теплый звездолет»), стремительно, будто наверстывая упущенное время, переходит к проблемам, до которых фантасты, за исключением самых раскованных представителей «новой волны», доросли лет через двадцать. Биотерроризм («Последний полет доктора Аина»), психологическая и физиологическая зависимость от Чужих («И я очнулся поутру на диком склоне», «Специалист по боли»), тема гендерного неравенства («Мамочка пришла домой», «Женщины, которых мужчины не замечают», «Хьюстон, Хьюстон, как слышите?» и т. д.) — Алиса Шелдон за считанные годы обогнала на два корпуса большинство коллег и современников.
Особняком стоит повесть «Девочка, которую подключили», история о телеуправляемых знаменитостях в мире, где господствуют транснациональные корпорации: этот текст, написанный еще в 1960-х, входит во все рекомендательные списки киберпанковской прозы, а очевидные стилистические заимствования вы без труда обнаружите, например, в «Нейроманте». Сборник «Счастье — это теплый звездолет» не просто памятник эпохи: по большей части повести и рассказы, собранные под этой обложкой, могли бы быть написаны в наши дни. По совести говоря, некоторые из них сегодня звучат даже актуальнее, чем в шестидесятых-семидесятых. Может быть, потому, что Алиса Шелдон избегала хеппи-эндов и не спешила давать на сложные вопросы простые однозначные ответы в стиле известного мема: «Вот перебьем всех белых, Петька, и заживем!», чем нередко грешит современная остросоциальная НФ.