Ярослав Гжендович. Владыка ледяного сада. Ночной Странник. М.: АСТ, 2017. Перевод с польского Сергея Легезы
Завязка романа «Владыка ледяного сада. Ночной Странник» обманчиво проста — такие истории когда-то записывали на полях конспектов во время скучных лекций мечтательные студенты. Человечество только что преодолело световой барьер и с энтузиазмом неофита принялось за поиски братьев по разуму. Увы, лишь на одной планете удалось обнаружить гуманоидную цивилизацию, по уровню социального и технического развития примерно соответствующую земному средневековью. Но вот беда: на поверхности планеты по непонятной причине отказывает любая электроника, выживают только сложные биологические системы. И когда от участников первой исследовательской экспедиции перестают поступать сигналы, экипажу звездолета, застрявшему на орбите, не остается ничего иного, кроме как отправить спасательную миссию в составе одного человека. Вуко Драккайнен, адреналиновый наркоман, авантюрист с искусственно прокачанными рефлексами, блестящий фехтовальщик, не связанный по рукам и ногам этическими ограничениями, высаживается неподалеку от заброшенной земной станции «Мидгарт-2» — и сразу сталкивается с тем, что в нашем мире назвали бы магией.
Конечно, роман Ярослава Гжендовича не так прост, как поначалу кажется. Так и подмывает упрекнуть во вторичности — но есть один нюанс. И в повести братьев Стругацких «Трудно быть богом», и в романе Урсулы Ле Гуин «Планета Рокканона», и в многочисленных сочинениях Йена М. Бэнкса из цикла о Культуре эмиссары сверхцивилизации, вооруженные новейшими достижениями исторической науки и марксистско-ленинской философии, прекрасно разбираются в механизмах, которые управляют жизнью средневекового общества. У Гжендовича все иначе: Вуко Драккайнен по прозвищу Ночной Странник движется вслепую, на ощупь, как в густом тумане. Аборигены Мидгарда не настолько непостижимы, как разумный океан планеты Солярис, — но и земные исторические аналогии срабатывают в этом мире прихотливо, через раз. Короче говоря, перед нами образцовый авантюрно-приключенческий роман: сюжетные повороты непредсказуемы, интрига закручена, рефлексия уместна, а финал переворачивает историю с ног на голову. К сожалению, автор так и не дал ответа на главный вопрос: какая судьба ждет Вуко и все человечество, если жестокие чудеса Мидгарда не получат рационального объяснения? Придется читать второй том, никуда не денешься.
Новая книга ужасов: Повести, рассказы. Составитель Стивен Джонс. М.: АСТ, 2017. Перевод с английского С. Резника, А. Агеева, А. Давыдовой, Д. Приемышева и др.
У этого сборника солидная предыстория. Двадцать с лишним лет назад британский редактор и литературный критик Стивен Джонс получил от издателей заманчивое предложение: взяться за серию ежегодных антологий, посвященных литературе ужасов. Никакой цензуры, никаких ограничений кроме финансовых: знай себе отбирай лучшие рассказы и повести, вышедшие на английском за минувший год, договаривайся с авторами и печатай. Почти сразу обнаружилось, что Джонс обладает чутьем на одаренный молодняк, дипломатичностью, не переходящей в угодничество, недюжинной настойчивостью и хорошим вкусом. То есть мощным составительским даром — а это штука куда более редкая, чем писательский талант. Первый сборник из серии «The Mammoth Book of the Best of Best New Horror» вышел в Англии в 1989-м. Ну а в рецензируемой книге собраны лучшие повести и рассказы, напечатанные Джонсом за два десятилетия.
По логике вещей уже на втором-третьем тексте у неподготовленного читателя должно начать рябить в глазах от кровавых мальчиков и откровений маньяков, но любопытная штука: оказывается, главный в англоязычном мире эксперт по хоррору не очень-то любит «ужастики». Да, в повестях и рассказах, собранных на этих страницах, сплошь и рядом происходят пугающие сверхъестественные события, а герои находятся под чудовищным психологическим давлением. Но в произведениях, прошедших сито двойного отбора, практически нет трэша, который обычно ассоциируется с понятием «хоррор». Если в повести Харлана Эллисона «Мефистофель в ониксе» герой-экстрасенс оказывается на электрическом стуле, то интересуют автора не малоаппетитные подробности казни, а конфликт, который привел осужденного на лобное место. Если в «Обратной стороне полуночи» Кима Ньюмана серию убийств в альтернативно-историческом Голливуде 1980-х расследует симпатичная вампирша, то писателя увлекает постмодернистская игра с иконами мирового кинематографа, а вовсе не стоны жертв. И так везде: для любимых авторов Стивена Джонса хоррор лишь инструмент, рычаг, который помогает сдвинуть историю с места, завести двигатель сюжета. По крайней мере, именно такие вещи по вкусу самому составителю.
Судя по этому сборнику, подобный подход вполне устраивает писателей: на страницах юбилейной антологии Джонс собрал весь цвет англо-американского хоррора, от Стивена Кинга и Клайва Баркера до Рэмси Кэмпбелла и Танит Ли. Да и хранители жанровых традиций явно голосуют «за»: порукой тому двенадцать Британских премий фэнтези и пять премий Брэма Стокера, выстроившиеся в ряд на каминной полке Стивена Джонса.
Джош Малерман. Птичий короб: Роман. М.: АСТ, 2017. Перевод с английского Аллы Ахмеровой
На самом деле напугать современного читателя очень непросто: мы все повидали, везде побывали, старые добрые ужасы XX века давно никого не шокируют. Ходячие мертвецы доели мозги, до которых сумели добраться, и вымерли от голода, «великие монстры Голливуда» оживляют своим присутствием диснеевские мультики, Ктулху спит на дне океана сладким сном без сновидений. И все же прорывы случаются.
Музыканту Джошу Малерману удалось как следует встряхнуть пресыщенную публику — но для этого ему пришлось окунуться в коллективное бессознательное по самую маковку. В его дебютном романе «Птичий короб», вошедшем в шорт-лист премии Брэма Стокера, подробно описана гибель человечества — но по версии Малермана цивилизацию уничтожили не зомби или жукоглазые пришельцы, не война, эпидемия или экологическая катастрофа. Все гораздо проще: в один прекрасный день люди просто начали сходить с ума — и убивать себя и своих близких. Как выясняется, единственный способ сохранить жизнь и рассудок — занавесить окна, запереть двери, а перед выходом на улицу завязать глаза плотной повязкой. Именно так сумела пережить крах старого мира главная героиня этой книги, вслепую сплавляющаяся по реке вместе с двумя четырехлетними детьми — и вспоминающая первые месяцы апокалипсиса. Но и для нее, и для читателей остается загадкой, что именно доводит персонажей до буйного помешательства и неизбежного суицида.
Ловкий ход: мало чего мы боимся так сильно, как опасности, которую не можем увидеть, оценить, понять. Тревожная неопределенность пугает больше, чем зубастый монстр под кроватью или кровожадный маньяк в маске из человеческой кожи. Джош Малерман нащупал не только мощный запоминающийся образ, но и сильную метафору: реальность сводит с ума и убивает, единственный способ спасения — добровольная слепота, затворничество, бегство от мира. Этот очевидный подтекст выводит его постапокалиптический квест с флешбеками на уровень философского обобщения, превращает легкомысленный «ужастик» в полновесную притчу. «Птичий короб» — из тех книг, о которых с полным правом можно сказать: «это обо мне», «это о каждом из нас». Иными словами, роман, обреченный на успех, вопреки специфике жанра.