Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Люси Мод Монтгомери
Избранные отрывки из дневников
Перевод — Зарина Дзарасова, Дарья Попова, Дарья Васильева, Анна Котова, Елизавета Елистратова
Редактор — Светлана Арестова
Перевод выполнен по изданию: The Selected Journals of L.M. Montgomery, Vol. 1: 1889—1910. Oxford University Press, 2000
Фото: Хироко Сузуки***
Кавендиш, остров Принца Эдуарда
21 сентября 1889 г.
Я начинаю совершенно новый дневник. Тот, старый, я завела, когда была девятилетней мелюзгой. Но сегодня сожгла его. Понаписала таких глупостей, даже совестно. И читать его скучно. Я как одержимая вела его каждый день и разглагольствовала о погоде. Обычно мне нечего было рассказать, но я считала, что не написать ни строчки — настоящее преступление, все равно что не прочитать молитву или не умыть лицо. Сейчас я собираюсь начать все сначала и писать только тогда, когда будет о чем. Жизнь моя становится увлекательней: скоро мне исполнится пятнадцать — в последний день ноября. В новом дневнике я не стану описывать, какая стоит погода — если только она не удивит меня. И последнее, но немаловажное: я спрячу дневник под замок! По правде говоря, писать сегодня не о чем. Уроков не было, поэтому я забавлялась пересадкой гераней. Мои славные, как я их люблю! Их прародительница — почтенная, пожилая герань Милочка. Мне она досталась очень давно, два или даже три года назад, когда всю зиму я гостила у тети Эмили, возле бухты Мальпек. Мэгги Эбботт, девочка, жившая по соседству, держала маленький черенок герани в жестянке и на прощание мне его подарила. Я назвала герань Милочка (обожаю, когда у вещей есть имена, даже если это только герань). И люблю я ее почти так же сильно, как моих котиков. Наконец черенок превратился в величественное растение с прелестными листочками, по краям которых вьется бурый поясок. А цветет как в последний раз! Даже не сомневаюсь: у старой герани есть душа!
Воскресенье, 22 сентября 1889 г.
Кавендиш, остров Принца Эдуарда
В силу привычки я чуть не написала: «день был хмурый и холодный, постоянно лил дождь». Но не стала! Вчера вечером приходила Пэнси и пригласила меня в гости с ночевкой. Пэнси Макнилл (в Кавендише кто не Симпсон, тот Макнилл, но чаще принадлежит к обеим фамилиям) — моя кузина, она живет в миле отсюда. Пэнси намного старше меня, ей почти восемнадцать, но мы задушевные подруги. Ночевать у нее всегда весело. Мы чудесно проводим время: гуляем вдоль побережья, собираем ягоды и древесную смолу, бегаем на пляж и играем с кошками в амбаре. Сегодня мы ходили в церковь, а после обеда отправились на похороны мисс Клемми Макнилл.
Перевела Зарина Дзарасова
* * *
Вторник, 24 сентября 1889 г.
Нынче в школе большое веселье. Молли не пришла сегодня, и мне было ужасно одиноко. Молли — это моя лучшая подружка. Ее настоящее имя Аманда Макнилл, но мальчишки прозвали ее Молли, а меня Полли. Мне нравится, когда меня называют Полли. Мы с Молли сидели за одной партой, еще когда были совсем крохотными девчушками. За нами сидят Клемми Макнилл (не та, которую хоронили вчера, а другая) и Нелли Макнилл. Противные девчонки. Мы в размолвке и не разговариваем друг с другом. Да я и не желаю говорить с ними. Однако же они не прочь помириться, о чем сообщили Люси (это моя кузина; ее дом на другом конце поля, и она тоже Макнилл). Они сказали, что согласны снова дружить со мной, если я подойду к ним первая. И не подумаю! Они сами раздули скандал, вот пусть сами и делают первый шаг или дуются дальше — мне безразлично. Все равно мне не больно хочется любезничать с такими, как они. Им нельзя доверять. Сегодня мы весело провели время с Пифом. Пиф (и надо же мне было сжечь старые дневники, теперь придется заново рассказывать обо всех друзьях) — это Нейтан Локхарт. Его отчим — баптистский священник, они живут в доме при церкви. Мы с Молли зовем Нейтана Пиф, а его соседа по парте и приятеля Джона Лэрда — Паф. Пиф славный, мы с ним хорошие друзья. Он так же, как и я, обожает читать. Мы обмениваемся книгами и обсуждаем прочитанное. Остальным ученикам это не нравится, потому что они не понимают наших разговоров.
Вторник, 22 октября 1889 г.
Завтра нас будут экзаменовать в арифметике, что за морока! Я не люблю арифметику. Сегодня я писала сочинение про Клеопатру. Сочинения писать я люблю. Мисс Гордон задает их нам каждую неделю. Мисс Гордон — это наша учительница, и очень хорошая. Мне она невозможно нравится*Хатти Гордон Смит посвящена вторая книга из серии про Энн Ширли — «Энн из Эвонли»..
Четверг, 24 октября 1889 г.
Сегодня Нейт принес мне «Ундину», и я читала ее, спрятав под крышкой парты, а мисс Гордон думала, что я занимаюсь историей. Было так захватывающе, — я про «Ундину», а не про историю. Мне никогда не придет в голову назвать историю захватывающей! Я люблю книги. Надеюсь, когда вырасту, смогу собрать у себя большую библиотеку.
Вечером я ходила на молитвенное собрание, и это было совершенно уморительно. За мной увязалась Топси — это моя кошка, — и, как я ни старалась прогнать ее домой, все без толку. Она залезла куда-то в подпол церкви, а я сидела будто на иголках и боялась, как бы в ее вздорную головку не взбрело пробраться внутрь и заявиться на службу.
Перевела Дарья Попова
Л. М. Монтгомери в 14 лет. Архивы Гуэлфского университета* * *
Среда, 13 ноября 1889 г.
Давненько уже не делала я записей, но и писать до вчерашнего вечера толком было не о чем. А тут в клубе выступал преподобный Каррутерс из Шарлоттауна. Еле упросила бабушку с дедушкой отпустить меня. Я договорилась заночевать у Молли, и на выступление мы отправились вместе. Людей было видимо-невидимо, речь оказалась восхитительной. Я смеялась как никогда в жизни. Когда все закончилось, мы с Молли стали пробираться к выходу, но из-за столпотворения еле ползли. Я заметила позади Пифа. Он торопливо проталкивался вперед, но, добравшись до нас с Молли, ослабил рвение и спешить перестал. Выйдя из клуба, <...> мы с Молли решили подождать, пока не разъедутся повозки: дорога шла в гору и была такой темной, что хоть глаз выколи. Когда мы наконец пустились в путь, Нейт с Нилом Симпсоном оказались прямо за нами. На вершине холма Нил свернул к своей калитке. Пиф тоже было взял курс домой, но вдруг обратился к нам:
— Смею надеяться, белые лошади в потемках не мелькнут?*В повести Фридриха де Ла Мотт-Фуке «Ундина» герои встречают на своем пути белых лошадей в сопровождении погонщика, который оказывается коварным водяным Кюлеборном, обращает лошадей в пену и пытается затопить дорогу.
— Не должны, — ответила я.
— Иначе я непременно бы вызвался вас проводить.
Молли прыснула.
— Нет необходимости, — сказала я, но Пиф задумчиво возразил:
— Пожалуй, все равно провожу.
— Ты слышала?! — восторженно шепнула мне Молли.
И он действительно проводил нас до самого дома. Вы даже не представляете, каково мне было шагать вдоль дороги рука об руку с Нейтом. Забавлялись мы от души: вспомнили все свои секретные шуточки, ведь дорога, если не считать нашу развеселую троицу, оставалась пустынной. Потому было весьма огорчительно, спустившись по склону до нижней калитки Уильяма Симпсона, обнаружить прямо перед собой Клемми Макнилл и Эмму Тобин. <...>
— Вот ведь напасть, — прошептала я. — Завтра эта змея Клемми разнесет сплетни по всему Кавендишу.
— И что с того? Людям же надо что-то обсуждать, — беззаботно сказал Пиф.
Пусть так, но пересудов о нас я вовсе не желала. Наконец К. и Э. дошли до калитки Джона Макнилла и должны были свернуть. Но они просто стояли и глазели на нас. Наверняка и зубами скрежетали, ведь обе сохнут по Нейту. Мы прибавили шагу, чтобы оторваться от толпы мальчишек позади, и, только оказавшись на спасительной тропе к дому Молли, наконец выдохнули и пошли спокойно. Само собой, после такого мы с Молли долго не могли сомкнуть глаз и проболтали полночи. Дурочки, что тут скажешь, но нас ведь впервые провожал молодой человек, к тому же было ясно, что Клемми и Нелли будут клокотать от злости. Так и вышло: в школе они только об этом весь день и судачили. А Нейт вообще не пришел; быть может, Клемми и Эмма подкараулили его по дороге домой и прикончили?!
Понедельник, 20 января 1890 г.
Мы с Молли совершили одно неожиданное открытие личного характера. Какое — писать не буду, это страшный секрет. Нейта мы посвящать в него отказались, но намеками распалили его любопытство до предела. Когда-нибудь рассказать придется, но пусть сперва капельку помучается.
Макс забрался на стол и страшно мне докучает. Макс — мой кот, раскрасавец, серый с тигриными полосками. Кошек я просто обожаю. Еще у меня живет серо-белая старушка Топси, готовая каждого одарить своей лаской.
Перевела Дарья Васильева
* * *
Понедельник, 17 февраля 1890 г.
Сегодня Нейт тайком передал мне записку в учебнике латыни — и она грозит обернуться для меня сущим мучением. Придется долго объяснять что да как.
У нас в школе есть примета: если девять ночей кряду находить в небе по девять звездочек, то первый мальчик, которому ты затем пожмешь руку, и станет твоим суженым. Поймать эти девять ночей не так-то просто. Мы с Молли взялись за дело в начале ноября, но пока у нас ничего не вышло, хотя, если погода не испортится, сегодня ночью у меня непременно должно получиться. А вот у Нейта получилось уже давным-давно. Мы с Молли все выпытывали у него, кто его суженая. Думали, это Зелла Кларк, здоровенная нескладеха из Бэй-Вью. Нейт не сознавался, и тогда мы с ним условились: как только у меня все решится, мы расскажем друг другу, кому пожали руку.
Но вскоре я сообразила, что так могу прождать целую вечность, ничего не разузнав о Нейте. Вот я и начала приставать к нему по новой. Тут мы с Молли как раз и сделали наше «открытие».
Тогда я сказала Нейту, что, если он прямо сейчас поведает мне имя своей Прекрасной незнакомки, я поделюсь с ним нашим секретом — в придачу к обещанному рассказу о том, кому я пожму руку, если сложатся звезды. Нейт всячески увиливал и долго брыкался. Наконец он все же уступил, но при условии, что я должна ответить — прямо и без уверток — на любой его вопрос. Взамен я могла спросить у него что мне только вздумается, а он клятвенно обещал дать ответ.
Поначалу я колебалась, но любопытство оказалось сильнее благоразумия, и в итоге я сдалась — так отчаянно мне хотелось выяснить, что у него за таинственный вопрос. И вот в ту пятницу мы обменялись записками с нашими секретами, и, когда я прочла, что девочкой, которой он пожал руку, была я, со мной чуть не сделался припадок, ведь мне такое даже в голову не приходило. Но я тотчас же позабыла про изумление и вообще про все на свете, увидев его роковой вопрос. (Спасите нас, о неба серафимы!*Цитата из шекспировского «Гамлета» (акт 4, сцена 1), пер. А. Кронеберга.)
Нейт спрашивал: «Кто из твоих друзей-мальчиков нравится тебе больше всех?»
Вот ужас! Этого я себе и представить не могла! И что мне было делать? Конечно же, больше всех мне нравится Нейт — тут нет ничего удивительного. Он очень славный, и мы всегда прекрасно ладили. Но признаться в таком начистоту — совсем другое дело. И потом, он может вообразить, что это признание значит гораздо больше, чем на самом деле.
В момент полной растерянности меня осенила гениальная идея — по крайней мере, тогда она виделась мне гениальной. Почему бы не задать Нейту тот же вопрос про его подружек? Я была уверена, что ему не захочется отвечать, и он согласится позабыть об этой затее. Я написала о своем решении, и на следующий день, в субботу, когда он явился за почтой*Дедушка и бабушка Люси заведовали почтовым отделением Кавендиша, устроенным прямо у них дома., вручила ему письмо. Он ушел его читать, а когда вернулся, вид у него был преглупейший. Как я и надеялась, он тут же предложил обо всем забыть.
У меня совсем было отлегло от сердца, пока этим утром снова не «блеснуло откровение»*Цитата из поэмы «Торквемада» Г. Лонгфелло, пер. Б. Томашевского. в виде письма от Нейта, где он сообщал, что передумал. Он ответит на мой вопрос, а я должна ответить ему.
Вот я влипла. Со злостью я подумала: поделом мне, раз я настолько глупа, чтобы согласиться ответить на вопрос, не представляя, каков он. Я попробовала отвертеться, но напрасно — Нейт не отступался. Знать бы наверняка, что больше всего ему нравлюсь я, тогда бы я так не упорствовала, но ведь я нисколько не была в этом уверена. На самом деле я полагала, что он выберет Молли, потому что она всегда была с ним просто паинькой, тогда как я вечно изводила его своими шуточками.
Наконец я согласилась выполнить свою часть уговора, но только если он сперва позволит мне прочесть его признание. Я видела, что Нейту идея пришлась не по душе и он, верно, подозревал какую-то хитрость, но в итоге все-таки уступил.
Ну и в переплет я попала. Я взяла листок бумаги и сочинила весьма изящное послание: «Ты несколько умнее, чем остальные мальчишки Кавендиша, а ум я ценю. Пожалуй, больше всех мне нравишься ты, хотя после твоей выходки стоило бы переменить свое мнение».
Если Нейту больше всех нравлюсь я, тогда вручу ему эту записку, и пусть радуется сколько влезет. Если же речь не обо мне, я порву ее и напишу, что мне нравится Джек, — будь то правда или нет! «На крепкий сук — острый топор».
Впрочем, это не будет лукавством. Если Нейт скажет, что ему больше всех нравится кто-то другой, я его возненавижу!
Перевела Анна Котова
Нейтан Локхарт. Архивы Университета Акадия* * *
Вторник, 18 февраля 1890 г.
Уверена, этот день я не забуду никогда! Я пришла в школу утром в полном смятении. Нейт вручил мне записку еще до полудня и выглядел при этом необычайно глупо. После урока чтения я отпросилась на прогулку и побежала на любимую полянку под большим кленом в школьной роще. Я всегда хожу туда или в небольшой ельник вниз по тропинке читать письма от Нейта. Первое, что я увидела, — свое имя! А дальше — не знаю, как это взбрело в его дурацкую голову, — он написал, что я не просто нравлюсь ему больше всех, но что он любит меня!
Возвращаясь в школу, я чувствовала себя настоящей идиоткой — верно, я и выглядела ею. Даже не взглянув на Нейта, я вгрызлась в дроби, словно для меня не было ничего важнее.
В полдень я передала Нейту учебник французской грамматики с вложенным в него признанием и поспешила домой. Он весь день потом пребывал в приподнятом настроении, но я была холодна как лед.
Я жалею, что все так обернулось. Боюсь, эти внезапные откровения погубят нашу дружбу. Кроме того, я не испытываю к Нейту ничего похожего — ну правда! Я вижу в нем лишь замечательного друга и не собираюсь потакать его нелепым фантазиям.
И все же, должна признать, я ловлю себя на проблесках странного, ребячливого торжества. Я часто задумывалась, стану ли я кому-нибудь по-настоящему небезразлична, и теперь такой человек есть.
Привожу ниже копию письма Нейта — первого в моей жизни любовного послания и потому достойного быть запечатленным на этих страницах:
«Что ж, Полли, быть по сему. Поначалу я намеревался написать длинное послание и изложить в нем невысокое мнение о себе, о сомнительных своих личных качествах, о том счастье, или скорее блаженстве, которое я испытаю, если твоя записка подарит мне исполнение желаний, и т. д. и т. п. Однако я счел необходимым изменить свои планы и представить лишь твердые, сухие, голые факты, которые тем не менее верны как евангельские истины. Итак, приступим: из всех знакомых мне девочек, та, которая восхищает меня больше всего... нет, скажу прямо, та, которую я люблю (если это слово дозволено использовать школьнику), девочка эта — Л. М. Монтгомери, девочка, которой я пожал руку, девочка, от которой трепещет мое сердце. <...>
Н. Д. Л.».
Перевела Елизавета Елистратова
* * *
Об авторе
Люси Мод Монтгомери (1874–1942) вела дневник с девяти лет, но в четырнадцать уничтожила старые записи, посчитав их глупыми и скучными. Поэтому самые первые дошедшие до нас откровения будущей писательницы относятся к 1889 году. Люси-подросток рассказывает нам о школьных проделках, о своих заклятых врагах и задушевных подругах, о герани Милочке (которая позже появится на страницах «Энн из Зеленых крыш»*В других переводах — «Аня из Зеленых Мезонинов», «Аня с фермы Зеленые крыши», «Энни из Зеленых Мансард».) и кошке Топси. Уже в школе за ней ухаживают мальчики и молодые люди. Вот как Монтгомери характеризует себя юную, возвращаясь к ранним записям в 1910 году, в тридцать пять лет:
«Только что перечитала первые два тома дневников, и меня не покидает мысль, что, несмотря на мою откровенность и попытки самоанализа, если эти записи попадут на глаза незнакомому человеку, у него сложится ошибочное представление о моем характере и образе жизни.
Кажется, будто первый том написан легкомысленной девчонкой, для которой не существует ничего помимо внешней стороны жизни — ей бы только „позабавиться“. Однако ничто не могло быть дальше от истины. В детстве и юности у меня была необычная и богатая внутренняя жизнь, полная мечтаний и устремлений».
Детство Люси Мод Монтгомери прошло на острове Принца Эдуарда — в живописной канадской провинции на побережье Атлантического океана. Туда же она поселит героиню, которая прославит ее на весь мир, — Энн из Зеленых крыш. За свою историю остров сохранил традиции разных народов: шотландцев, англичан, ирландцев и акадийцев *Акадийцы — потомки французов, поселившихся в колонии Акадия, Новая Франция, в XVII-XVIII вв.. До колонизации это была дикая территория, которую индейский народ микмаки прозвал Абегвайт — «колыбель на волнах». Согласно семейной легенде, в 1769 году прапрадед Люси по отцовской линии Хью Монтгомери прибыл туда из Шотландии, став первым англоязычным поселенцем в бухте Мальпек. Другой ее прапрадед, уже со стороны матери, Джон Макнилл, стоял у истоков основания Кавендиша, который Люси любила всем сердцем. Оба семейства — и Монтгомери, и Макниллы — участвовали в общественной жизни острова, занимались политикой.
Люси назвали в честь бабушки, а вторая часть ее имени, Мод, заимствована у внучки английской королевы Виктории. До пятнадцати лет Люси жила у бабушки с дедушкой — Александра и Люси Макнилл. Мама, Клара Вулнер Макнилл, умерла от туберкулеза, когда Люси еще не исполнилось и двух лет. Отец уехал на запад Канады, где вновь женился. Бабушка и дедушка управляли почтовым отделением и держали ферму. Хотя самобытный Кавендиш вовсе не был центром культурной жизни, его жители, в том числе женщины, много читали, следили за последними новостями и собирались в местном литературном клубе. Горожане также организовывали лекции, дебаты, школьные концерты, ходили друг к другу в гости. Собираясь вместе, они декламировали стихи или рассказывали семейные предания.
Люси утверждала, что литературные способности перешли к ней от Макниллов, которые считали себя потомками шотландского поэта Гектора Макнилла — современника Роберта Бернса. Еще в детстве Люси отличалась впечатлительной натурой и богатым воображением. Но бабушка с дедушкой воспитывали ее с пуританской строгостью, отчего она все больше закрывалась в себе и жила в собственном мире. Когда Люси становилось одиноко, она садилась за дневник. Писательство помогало ей освободиться от невзгод и переживаний.
Люси поддерживала связь и с родственниками отца, которые жили в соседнем поселке Парк-Корнер. Она была любимой внучкой дедушки Монтгомери. А большая и дружная семья дядюшки Джона Кэмпбела и тети Энни всегда с радушием принимала Люси в своем уютном и просторном доме. С ними она чувствовала себя раскованнее и могла делать все, что душе угодно. Монтгомери из Парк-Корнера славились непосредственным и веселым нравом, в отличие от бабушки с дедушкой Макнилл из Кавендиша, которые вели размеренную и спокойную жизнь.
В 1890 году Люси переехала к отцу и его новой жене в город Принс-Альберт в провинции Саскачеван. С мачехой она не поладила. Этот непростой период описан в дневниках Монтгомери в депрессивном ключе. И все же ей и в Принс-Альберте удавалось находить поводы для радости: общение с отцом, новые друзья, живописная природа, первая публикация (в ноябре 1890 года, накануне шестнадцатилетия, ее стихотворение «У мыса Лефорс» было напечатано в газете). Еще одно важное, хоть и не особенно приятное событие того периода — первое предложение руки и сердца, на которое Люси отвечает отказом. Осенью 1891 года она возвращается в Кавендиш. В ее планах — поступить в колледж и выучиться на преподавателя.
Монтгомери вела дневники практически до конца жизни. Издательство Oxford University Press опубликовало их в виде пятитомника. Первый том вышел в 1985-м, а последний — в 2004 году.
Над статьей работали Анна Ланг, Светлана Чередниченко и Александр Зайцев