О себе
Обстоятельства жизни забросили меня далеко от родного села.
***
Моя личная жизнь прекрасно изображена Пушкиным: «Онегин жил анахоретом».
***
Пожалуй, мне во многом в жизни везло, не везло только в любви...
***
Недели две я вообще не мог и помыслить о работе, потом стал с неврастеническим непостоянством — от времени до времени — марать листы таким жутким дерьмом, что роман вполне можно было бы переименовать в какой-нибудь «Бурелом», или «Корни», или «Когти».
***
Произведений, в которых был бы отражен Крым, у меня нет.
***
Когда я был мальчиком, мама моя, теперь такая немощная бабушка Нина, приучала меня, и сестру Таню, и брата Володю ко всем видам домашнего и сельскохозяйственного труда: мы сами пришивали себе оторвавшиеся пуговицы, клали заплатки и заделывали прорехи в одежде, мыли посуду и полы в доме, сами стелили постели, а кроме того — косили, жали, вязали снопы на поле, пололи, ухаживали за овощами на огороде. У меня были столярные инструменты, и я, а особенно мой брат Володя всегда что-нибудь мастерили. Мы всегда сами пилили и кололи дрова и топили печи. Я с детства умел сам запрячь лошадь и оседлать ее верхом.
***
Не везет мне с прогнозами погоды: только я успею предсказать хорошую, как начинаются дожди.
О «психологизме»
У некоторых глубоко наших ребят, например, как Миша Чумандрин, в процессе их учебы налипают — в противовес их основной установке — ненужные, иногда просто надуманные психологические подробности в действиях, чувствах и мыслях героев (например, в «Бывшем герое»), ибо, стремясь учиться по нашим платформам, они не всегда понимают и чувствуют, что нам не всякий психологизм нужен, что психологизм сам по себе — это, вообще говоря, скука.
О Бертране де Жувенеле дез Юрсене (из письма Горькому от 30 июня 1931 года)
Мне сказали в Международном бюро революционной литературы, что автор этой хроники — фигура социал-фашистского толка. Следовательно, его можно напечатать, только выругав его самого, покритиковав неправильное, что есть в его хронике, и мотивировав, почему, однако, мы считаем целесообразным опубликовать этот матерьял в нашей печати — что в нем полезного для нас. Верно ли, что Вы рекомендовали этот матерьял? Верно ли, что Бертран де Жувенель социал-фашист?
(Три недели спустя)
Статья Бертрана де Жувенеля печатается в 8-й книге.
О литдрязгах
Создание пролетариатом своего и нового в области искусства сопряжено с не меньшими трудностями, чем в остальных областях. И немало охотников предложить более «легкие» дорожки — или ползти на брюхе перед старым (вместо критического хозяйского усвоения его и преодоления для подъема на более высокую ступень) — или писать поверхностные стишки и очерчочки «на злобу дня», выдавая их за самоновейшее, передовое и пролетарское. Но на «легких» дорожках этих ничего действительно нового и своего и действительно большого не создашь. Если под мусором групповых склок и литдрязг (да позволено будет произвести такое слово) прощупать основу современных литературных разногласий, то довольно ясно видно, что идет борьба со всеми и всяческими любителями легких дорожек.
О театре
Были недавно в башкирском театре. В громадном помещении, построенном Аксаковым, ходили очень веселые башкиры и башкирки, чувствовавшие свое несомненное право гулять и смеяться в этом здании. Пьеса — о вредительстве на одном башкирском медеплавильном заводе. Автор — в прошлом батрак, а теперь председатель Башкирского ЦИКа, — смотрел свое зрелище наивными глазами и был, видно, рад, что все это сам придумал, вызвал к жизни весь этот веселый маскарад и грохот. Главную роль — старого крестьянина, открывшего ценные месторождения руды, которые хотят скрыть вредители, а крестьянина сжить со света, — играл глухой старик-башкирин, в прошлом уральский рабочий, 25 лет участвовавший в башкирских любительских спектаклях, теперь заслуженный артист республики. Играл, надо сказать, очень талантливо, — публика, все больше молодежь, яростно хлопала: нет никаких сомнений, что молодежь эта той породы, которая будет сама великолепно добывать и плавить руду.
О премиях
Вопреки тому, что и до сих пор многие «попуты» в тайне души думают, что буржуазия, может быть, лучше и выше ценила искусство, чем рабочий класс, — вопреки этому буржуазия эта самая со времен Возрождения, когда она (буржуазия) была в добром соку, в сущности, все последующее время держала большое искусство на задворках, развивая ежегодно скучную шумиху вокруг премий малоинтересным писателям и людям.
О Косте Рослом
Сучанский поэт Костя Рослый никогда не сотрудничал в дореволюционном владивостокском журнале «Великий океан». До революции он изредка печатался во владивостокских газетах. Талант его расцвел уже после революции, особенно в период партизанского движения, активным участником которого был Костя Рослый.
О любимом и нелюбимом чтении
Диапазон моего «принятия» — например, и Шолохов и Олеша — меня иногда просто пугает.
***
Толстой до сих пор самый великий и близкий для меня писатель.
***
Драйзер, по-моему, серое скучное сукно и не умен.
***
Органически не перевариваю Шиллера.
***
Перечел раннего Гамсуна («Пан», «Виктория» и т. д.). Читал, сморкался, смотрел на портрет автора, — все собственное казалось поразительно сухим, лишенным подлинного, волнующего чувства. Конечно, те чувства, которые должны передать мы, неизмеримо мощнее — и по объему, и по содержанию, — а все-таки...
***
Влияние Ницше на мировую литературу было действительно огромным. Не случайно Гамсун ушел к фашизму!
***
Когда за спиной человечества тысячелетия ужасной жизни, так легко и просто человеку с дарованием написать о том, как и ему еще тяжело живется на свете, сколько он испытал страданий, горя, потерь! И именно поэтому прекрасные в этом смысле вещи Дос-Пассоса, Хемингуэя, Селина — со всем их бесстрашным обнажением эгоизма и страдания — не могут быть нам примером.
***
«Читая Фауста» я, к стыду своему, еще не прочел.
***
Прочел «Читая Фауста». И надо обдумать вопрос, подходит ли эта вещь, целиком происходящая в условиях фашистской Германии, для напечатания ее в журнале? Пожалуй, не поймут или, вернее, неправильно поймут факт напечатания сегодня в периодическом издании пьесы, написанной на материале военного использования атомной энергии и бьющей не по главному врагу — американскому империализму, а вновь возвращающейся к фашистской Германии, когда сегодня уже есть демократическая Германия.
***
Русских классиков можно безбоязненно давать читать детям: при всей жестокой правдивости в изображении темных сторон жизни, русские классики не скатываются к грубому натурализму, к физиологии, что характерно, к примеру, французскому реализму со времен Золя. Я пишу об этом не потому, что я русский, а потому, что это — правда.
О поэзии
Лучшим поэтом мира был Пушкин. Ни Шекспир, ни Гете, ни Байрон, как они ни велики, не достигали такой предельной искренности, простоты и многообразия чувств и мыслей.
***
Какая может быть поэзия, если такие поэты, как Твардовский, Симонов, Тихонов, Бажан, Самед Вургун, Грибачев, Исаковский, Кулешов, Венцлова, Сурков, Рыльский, Щипачев и некоторые другие работают не на тысячи и тысячи отпущенные им господом богом поэтических сил, а на те две собачьи силы, которые удается освободить из-под бремени так называемых общественных нагрузок.
О староверах
Мичурин, Лысенко, Цицин и их последователи, таланты и возможности которых смогли полностью развернуться при колхозном строе, в отношении подлинного свободолюбия (в смысле поисков нового, открытий, радости и плодотворности настоящего творческого труда) дадут сто очков вперед любому из самых свободолюбивых староверов, староверам это и не снилось.
О том, как обращаться к адресатам писем
Дорогая товарищ Кузьмина!
***
Дорогой товарищ и собрат по перу Рене Лир!
***
Уважаемая товарищ Эренбург!
***
Милый мой Дмитрий Николаевич!
***
Уважаемый товарищ Амбеликопуло!