Лев Толстой плакал по разным поводам: из-за ссор с женой и жалости к людям, от гнева и раскаяния, когда чувствовал радость жизни и когда вспоминал о неизбежности смерти. В книге «100 причин, почему плачет Лев Толстой» собраны лишь некоторые эпизоды из насыщенной биографии великого писателя. Однако, считает Эдуард Лукоянов, и их достаточно, чтобы узнать что-то новое о русской литературе в ее самом актуальном виде.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Катя Гущина. 100 причин, почему плачет Лев Толстой. М.: А+А (Ад Маргинем Пресс, ABCdesign), 2022

Книги бывают своевременными и не очень. Книга «100 причин, почему плачет Лев Толстой», выпущенная «А+А» (коллаборация «Ад Маргинем» и студии ABCdesign), относится к разряду не просто своевременных, но попавших в самый нерв эпохи — это несомненная удача, выпадающая на долю считаных единиц авторов и издателей. Подобные удачи и в размеренном прошлом были исключительной редкостью, а в наши дни, когда мир может измениться до неузнаваемости, пока книга едет из типографии в магазин, — это и вовсе маленькое, но чудо.

Материалом для этой предельно актуальной книги стали свидетельства о том, как и по каким поводам Лев Николаевич Толстой позволял себе пустить слезу или даже разрыдаться. Причины для этого создатели графического эссе находят самые разные: посещение дома терпимости, ссора и примирение с братом, изжога, собственные книги, проигрыш в карты и так далее и тому подобное.

«Такая чувствительность и восприимчивость к чужой боли помогла ему не только создать свои самые известные произведения, но и спасти многие жизни, — говорится в миниатюрном предисловии к книге. — В 1891 году засуха вызвала неурожай и небывалый голод в Рязанской губернии. Толстой видел, что правительство не справляется с проблемой и стремится ее замять. Тогда он, в возрасте семидесяти лет и будучи уже известным писателем, сам отправился на помощь голодающим деревням».

Катя Гущина / A+A
 

Доверчивый читатель наверняка решит, что это синопсис дальнейшего повествования, однако упомянутый в нем сюжет появится лишь в одной из ровно сотни сценок, составляющих основной корпус книги. Сами же лубочные сюжеты представляют собой череду стрипов, выполненных в смешанной технике рисунка и фотоколлажа. Их сопровождают ироничные и крайне ироничные диалоги и авторские комментарии: «Царская охрана расстреляла рабочих, шедших к царю, чтобы рассказать о своих нуждах. Против мирной толпы было поднято оружие! Это расстроило и напугало Толстого». Или: «Желая своими глазами увидеть Бородинское поле, граф отправился туда, оставив дома жену с детьми».

В общем, Лев Николаевич предстает не человеком, а до зубовного скрежета знакомым штампом, в который его век назад превратили недруги и доброжелатели: он — непрерывно мечущийся в духовных поисках и сам себе потому противоречащий, абсолютно оторванный от реальности домашний тиран и совратитель крестьянок. Читатель, хотя бы приблизительно знающий Толстого, не получит от этой книги ничего нового; читатель же, для которого имя Толстого — новость (подыграем издателям и допустим, что их творение действительно адресовано детям), даже примерно не поймет, чем же интересен этот бородатый эксцентричный старик, всю жизнь посвятивший стыду, плачу, издевательству над близкими и заботам о несчастном народе.

Катя Гущина / A+A
 

Концептуальные истоки «100 причин, почему плачет Лев Толстой» лежат на поверхности: комикс наследует Псевдо-Хармсу («Веселым ребятам» Владимира Пятницкого и Натальи Доброхотовой-Майковой и их бесчисленным подражаниям). Псевдо-Хармс был искренней и потому легко ушедшей в народ реакцией на опустошение культуры в условиях тоталитаризма. Творение издательства «Ад Маргинем» и студии ABCdesign — его полная противоположность. Это памятник добровольному интеллектуальному каплунству — неофициальной идеологии той части российского общества, что претендует на роль субъекта производства смыслов.

«100 причин, почему плачет Лев Толстой» — даже не злая, а откровенно злобная операция по превращению важного в незначительное, нужного — в бесполезное. Например, важнейшим оказывается следующий факт: у Льва Николаевича Толстого не было зубов. Вот только почему-то за кадром остается то, как он их потерял, — равно как и весь этап жизни Льва Николаевича, который сделал его таким, каким мы его знаем. Чем руководствовались создатели книги, когда принимали такое неординарное повествовательное решение? Беспокоились, что кто-то спросит, чей Крым? Не хотели лишний раз печатать слово «война»? Все это таинственно и непостижимо.

Катя Гущина / A+A
 

Все это таинственно и непостижимо, если не вспомнить дидактическое произведение Толстого с замечательным заглавием «Разрушение ада и восстановление его». С этой вещью, написанной Львом Николаевичем на закате земного пути, не знакомят ни в школах, ни в университетах. В ней Толстой доходчиво объясняет, почему все написанные им книги не только не заслуживают прочтения, но и вовсе вредны для человеческой души.

В одной из сцен «Разрушения ада» Вельзевул собирает вокруг себя разных зловредных демонов и требует от них отчитаться о проделанной работе. В толпе торжествующей нечисти читатель встретит, например, такого персонажа: «Выступил дьявол книгопечатания. Его дело, как он объяснил, состоит в том, чтобы как можно большему числу людей сообщить все те гадости и глупости, которые делаются и пишутся на свете».

И далее: «Дьявол культуры объяснил, что внушает людям то, что пользование всеми теми делами, которыми заведуют дьяволы технических усовершенствований, разделения труда, путей сообщения, книгопечатания, искусства, медицины, есть нечто вроде добродетели и что человек, пользующийся всем этим, может быть вполне доволен собой и не стараться быть лучше».

Катя Гущина / A+A
 

Таковы, согласно Толстому, все книги, что когда-либо были и еще будут изданы. Мысль болезненная, но «100 причин...» ее как будто подтверждают своей невыносимой своевременностью. Упорное нежелание автора и редактора потратить две секунды на то, чтобы узнать, сколько Льву Толстому было лет в 1891 году или кто такие духоборы (нет, это вовсе не адепты «религиозного учения, отделившегося от православной церкви», как нас любезно просвещают в примечаниях) — вот подлинный цайтгайст отечественного книгоиздания, прямо-таки образцово никудышная трата бумаги и типографской краски. При более рациональном распределении производственных ресурсов эта книга могла бы стать неплохой обувной коробкой или ножкой крепкого стула. Вместо этого она вынуждена выполнять роль подставки под текст издателя Александра Иванова «Дар слезный», в котором автор «исследует толстовские слезы» и обнаруживает, что герои Толстого иногда плачут.

Катя Гущина / A+A
 

И все же есть в этом продукте «Ад Маргинем» и ADCdesign один уникальный и вызывающий трепет момент. Эта книга заставляет думать не только и не столько о своем содержании, сколько о том, кто и как ее будет читать. Его эмоциональное состояние легко вообразить: листающему это творение в компании приятелей (в одиночестве это совсем уж невообразимая мука) не смешно, но он смеется, демонстрируя окружающим межзубные зазоры. Какие тайны явятся в них, в этих зазорах на границе с Богом? Что мы разглядим в этой кромешной тьме? Налет от табачного дыма? Размякшие от слюны волокна сельдерея? Капли свекольного сока, делающие зримыми каждую трещинку в эмали?

Кто знает, быть может, мы увидим в них самих себя. Но страшно не только это, по-настоящему страшно другое. Дело в том, что если долго, годами, десятилетиями всматриваться в межзубные зазоры, то межзубные зазоры неизбежно начинают всматриваться в тебя.