«Просветитель» в «Горьком»: человеколикая саранча, усталый ягненок и расстроенные драконы — разбираемся в апокалиптической образности вместе с иллюстрированным путеводителем по «Откровению Иоанна Богослова».

Софья Багдасарова. Апокалипсис в искусстве. Путешествие к Армагеддону. М.: Бомбора, 2018

Как ни кощунственно это может прозвучать, но в детстве я бы наверняка захотел стать Иоанном Богословом, если бы знал о нем чуть побольше. Ведь рядом с ним всегда сидит орел, а я мечтал быть орнитологом и наблюдать за огромными хищными птицами.

Но это гипотетическое, а вот чего я точно хочу — так это сериала по «Откровению Иоанна Богослова». Не с какими-нибудь отсылками, а чтобы прямо по тексту: вот саранча с человечьими лицами и гудящая, как бронетанковая дивизия. Вот третья часть вод делается кровью. Вот в воду падает жернов, и волна от него затапливает Вавилон. А людишки бегают и не понимают, что происходит.

Но вообще, конечно, в апокалиптических образах недостатка в современной культуре нет. Если мы начнем вспоминать все картины, фильмы, песни, компьютерные игры и книги с апокалиптическими образами, получится непредставимо гигантский список.

Особенно, конечно, если дело касается XX века и далее. Наверное, за это время было создано больше художественных произведений, так или иначе эксплуатирующих «Откровение», чем за все предшествующие века. Я, например, очень люблю логотип организации Seele из аниме-тайтла «Евангелион» (семь прекрасных глаз Агнца) и хилиастические песни Егора Летова. А с полгода назад на «Нетфликсе» вышел первый сезон «Мессии», где препарируются тревоги и ожидания современности в свете то ли второго пришествия Христа, то ли просто появления очередного лидера большой секты (тут без спойлеров) или марионетки, за которой стоят влиятельные кукловоды.

Впрочем, книга Софьи Багдасаровой практически не касается этой эпохи. Например, в ней всего два абзаца про отечественную апокалиптику после 1920-х годов — в несколько раз меньше, чем про Серебряный век. Да и про красную эсхатологию — почти ни слова. Автор полагает, что произведения XX века, как правило, слишком много говорят о личности автора и слишком мало — собственно об «Откровении», что они обычно недостаточно иллюстративны, поэтому не очень вписываются в концепцию книги. Впрочем, в ней есть приложение с апокалиптическими стихами Бунина, Гумилева, Гиппиус, но здесь тоже все обрывается на 1920 годе.

«В основном XX и ныне XXI век использует книгу „Откровения” как полигон для выражения своих собственных художественных фантазий и душевных терзаний. Если же говорить не об изобразительном искусстве, а иных жанрах, то „Откровение” становится, наоборот, скорее источником, откуда творцы новой эпохи черпают сюжеты и образы».

Как бы то ни было, структура «Апокалипсиса в искусстве» вполне логична для вхождения в тему: вот вам стих из «Откровения», вот картинка к нему, вот краткий комментарий, о чем тут вообще речь и почему на картинке мы видим то, а не иное.

Картинки, конечно, это самое интересное. Повторюсь, заканчивается все XX веком, но даже работ из XIX века мало: иллюстрации в книге по большей части относятся к Средним векам и Возрождению, чуть в меньшей степени представлены Новое время и поздняя Античность. Тут и таинственный полуночник Христос со «Светоча мира» Уильяма Холмана Ханта, и «Христос во славе» (с лицом одобряющего Иисуса из мемов, не хватает только поднятого большого пальца) из пражского собора святого Витта, и грустный усталый ягненок Бенноццо Гоццоли, и «Четвертый ангел вострубил» Стефануса Гарсии, где автор тщательно делит солнце и луну на сектора, чтобы аккуратно затемнить их трети. И, конечно, просто ворох иллюстраций, подходящих для «Страдающего Средневековья» — со всеми этими чудо-зверями, расстроенными драконами, душкой Аваддоном и, опять-таки, человеколикой саранчой.

Отображение событий книги Иоанна Богослова отечественными художниками — отдельная тема. Не секрет, что «Откровение» — не самая популярная в православии книга. Например, первая икона соответствующей тематики была написана у нас только к концу XV века. Тяга к эсхатологии у нас всегда была подозрительным маркером раскольничества, самые заметные апокалиптические православные движения — это все-таки в той или иной степени радикалы, от хлыстов и до каких-нибудь батюшек в окружении ветеранов Донбасса. Но иллюстрации из русских манускриптов в книге, конечно, тоже представлены.

Ганс Мемлинг. «Иоанн Евангелист на Патмосе» (фрагмент). Створка «Алтаря
святого Иоанна», ок. 1479 г. Госпиталь святого Иоанна (Брюгге)

«А ведь если эту книгу читают с особенным вниманием, значит, наступили пугающие времена», — пишет Багдасарова. Наверное, так: интерес к эсхатологии и поиск знамений последних времен это верный признак кризисных состояний общества, революций и вообще перемен. Неспроста главные всплески эсхатологических ожиданий в России пришлись на церковный раскол, революцию и Гражданскую войну, раскулачивание и рубеж восьмидесятых и девяностых годов двадцатого века. Сейчас мир, кажется, опять готов к изменениям, давайте рисовать свои иллюстрации к Откровению, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни.

«Книга „Апокалипсис”, или „Откровение св. Иоанна Богослова”, — самая загадочная, устрашающая и сложная для понимания часть Нового Завета. Эта книга состоит из видений и пророчеств, она наполнена чудищами и катастрофами. Богословы, историки и лингвисты написали множество томов с ее толкованиями и комментариями. А искусствоведы говорят, что уникальность „Откровения” в том, что это „единственная книга Библии, в которой проиллюстрирована каждая строчка или хотя бы абзац”. Из этой фразы и родилась идея данного издания — напечатать такое „Откровение св. Иоанна Богослова”, в котором действительно были бы проиллюстрированы каждая строчка или хотя бы абзац».