В 1922 году немецкий уполномоченный при австро-венгерской ставке командования Аугуст фон Крамон (1861—1940) опубликовал мемуары «С Австрией против России, 1914–1918. Воспоминания немецкого представителя в австро-венгерской ставке». Теперь, ровно через сто лет после выхода первого издания книги, стараниями издательства «Евразия» с этим историческим документом может ознакомиться и русскоязычный читатель. Публикуем отрывок из главы «Крушение России. Осень 1917 года».

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Аугуст фон Крамон. С Австрией против России, 1914–1918. Воспоминания немецкого представителя в австро-венгерской ставке. СПб.: Евразия, 2022. Перевод с немецкого Н. А. Власова. Содержание

В военном отношении первые месяцы нового царствования прошли без масштабных событий. На Итальянском фронте все ограничивалось обороной, на Восточном после кампании в Румынии настало относительное затишье. В феврале 1917 года ОХЛOberste Heeresleitung, верховное командование. предложило отправить одну дивизию для укрепления фронта на Изонцо. Австрийцы с благодарностью отклонили это предложение, заявив, что именно этот фронт является «личным делом австро-венгерской армии», и прибытие немецкой дивизии уязвит гордость австрийских солдат, с честью и упорством выдерживающих вражеский натиск уже на протяжении долгого времени.

В марте в России рухнул царский режим. Долгая и безуспешная война утомила русский народ и заставила правительство Штюрмера стремиться к миру. Россия грозила выйти из союза; в результате крупные силы немцев высвободились бы для Западного фронта. Этого нельзя было допустить, и английский посланник в Петербурге Бьюкенен без раздумий ухватился за революционный инструмент. Он рассчитывал, что в широких кругах российского общества падение царизма станут приветствовать как избавление, это подстегнет военный энтузиазм, а в Германии будут видеть врага вновь обретенной русской свободы и оплот реакции.

Как известно, самые лживые утверждения Антанты имели наибольший успех. В этот раз их тоже приняли на веру. Россия положилась на англичан, пожертвовала царем и получила большевизм. В неописуемых бедствиях, постигших эту страну, виновата Антанта.

Царь Николай, которому Антанта предоставила право первым высмеять и отвергнуть наши мирные предложения, погиб самым жалким образом. Антанта без колебаний бросила на произвол судьбы своего «высокого союзника»; она хладнокровно играла судьбой народов и тронов, если это шло ей на пользу. В Германии в это же время хватало колебаний отдельных партийных деятелей, чтобы затормозить принятие нужных решений. В итоге Англия победила, а мы проиграли.

После нескольких промежуточных стадий у руля в России встал Керенский. Он отдал себя в распоряжение Антанты и проповедовал войну до окончательной победы. В любом случае Америка вступила в схватку в качестве замены русским, ставшим ненадежными. Антанта не должна была проиграть войну, иначе получилось бы, что американцы поставили слишком много денег не на ту карту. Поэтому американцы и их лицемерный президент своевременно дали волю своему сердцу — разумеется, воодушевленные лишь чувством справедливости.

Русская революция сперва принесла нам существенное облегчение, поскольку снизила боеспособность русской армии. Вступление Америки в войну могло лишь месяцы спустя иметь последствия, заметные с военной точки зрения. В этом промежутке нам нужно было победить.

На русском фронте мы начали активную пропаганду мира. ОХЛ согласилось на нее с неохотой, поскольку сложно было заранее оценить ее влияние на наших собственных солдат. Австро-венгерское Верховное командование тоже сомневалось. Основные идеи этой пропаганды были согласованы на переговорах между двумя штаб-квартирами, обоим правительствам направили всю необходимую информацию. Проведение пропагандистской кампании на фронте требовало искусства и личного мужества; в процессе местами пришлось нести потери.

Русский солдат уже досыта наелся войны. Он считал, что мир близок, и хотел дождаться его заключения в окопах, не вступая в схватку. Эти настроения учитывала как наша пропаганда, так и контрмеры русского правительства, принимавшиеся под руководством англичан. Все зависело от того, в чьих руках окажутся более эффективные средства. Антанта утверждала, что мы восстановим царизм и отнимем у русского народа революционные свободы; постоянно говорилось о предстоящих немецких наступательных операциях, успех которых должен якобы стать триумфом реакции. Об Австро-Венгрии говорилось меньше, наши враги лишь утверждали, что между Центральными державами существуют глубокие противоречия. С нашей стороны подчеркивалось, что мы далеки от всякого вмешательства во внутренние дела России и что война на Восточном фронте продолжается лишь по воле Британии. Антанта активно действовала в Петербурге, не допуская даже опосредованного контакта между нами и русским правительством. В результате центром приложения наших усилий стал русский фронт; мы должны были попытаться сделать так, чтобы решение о мире принималось не в столице, а в окопах. Для этого вместо расплывчатых обещаний следовало обозначить четкие условия мира, понятные каждому и способные развеять недоверие к нашей инициативе даже у фронтовых офицеров.

Верховное командование в Бадене после произошедших на руководящих постах изменений оказалось фактически отстранено от решения всех больших вопросов. Все нити держали в своих руках император Карл и граф Чернин. Молодой монарх стремился подчеркнуть свою личную роль и роль своей державы, а также их влияние на общую ситуацию в большей степени, чем некогда Франц Иосиф. Это соответствовало распространенному в аристократической среде мнению о том, что дом Габсбургов непреклонно уходит в тень в результате возвышения Гогенцоллернов, и это вредит статусу империи. Самым надежным способом добиться признания как в собственной стране, так и за ее пределами казалось сыграть ключевую роль в достижении мира.

Кроме того, многие считали, что Центральные державы не смогут долго сопротивляться альянсу своих врагов. Один из фронтов следовало ликвидировать, и Россия казалась наиболее подходящим для этого вариантом. Об ее отходе от Антанты следовало позаботиться не после заключения мира, а уже сейчас. С другой стороны, в Вене не хотели заключать с Германией долгосрочные договоренности, которые закрепляли бы союз на период после окончания войны. В основе этих размышлений австрийцев не было намерения отделаться от Германии любой ценой. Скорее акцентировались чисто австрийские интересы: будущее Дунайской монархии не должно быть связано исключительно с Германской империей, его при необходимости следует обеспечить и без Германии. Граф Чернин называл это «держать в огне несколько заготовок». С одной стороны, он с полным правом мог заявлять о своей верности союзу; с другой — можно с таким же полным правом оспаривать это утверждение.

Нельзя отрицать того факта, что люди без глубокого немецкого национального чувства — такие как император Карл — могли на пути к успеху без особых колебаний бросить союзника на произвол судьбы. Но следует подчеркнуть, что их энергии всегда хватало только на половинчатые шаги, они оказались неспособными реализовать собственные планы и открыто объясняли стремление к миру безнадежностью собственного положения. Этим они невольно снижали ценность австрийского предательства в глазах Антанты и формировали у наших противников убеждение в том, что Германия и Австро-Венгрия могут быть побеждены одновременно. В итоге император Карл мог бы, возможно, действительно помочь своей стране, если бы энергично преследовал поставленную цель. В реальности же он лишь нанес ей еще больше вреда.

Я не раз наблюдал, как живо занимала императора Карла идея оторвать Россию от Антанты путем уступок. На аудиенции 26 апреля 1917 года он затронул перспективы сепаратного мира с Россией и спросил меня о том, какими являются немецкие условия. Последние были мне неизвестны в подробностях, поэтому я ограничился мнением о том, что Германия довольствуется обеспечением своих границ и не станет предъявлять масштабных требований. Из моего ответа монарх сделал вывод, что Германия ограничится довоенным статус-кво; он сообщил об этом Чернину, который поручил австро-венгерскому послу в Берлине немедленно связаться с германским внешнеполитическим ведомством. Сотрудники последнего очень удивились и спросили в ОХЛ, на основании каких полномочий я предоставил императору такие сведения. Меня вызвали для доклада, в ходе которого я с легкостью объяснил, что имело место взаимное недопонимание. Император Карл в качестве извинений сказал мне: «Чернин все время так спешит!»

Антанта с помощью Керенского сумела еще раз добиться своего на Восточном фронте. Ей удалось укрепить наступательный дух русских войск, и нам пришлось готовиться к отражению удара. Арц не особенно беспокоился по данному поводу, хотя и не исключал, что массированная атака русских может увенчаться успехом. Как это повлияет на настроения в русской армии, предсказать было невозможно, но следовало считаться с возможностью постепенного укрепления ее боевого духа. Несмотря на трудную ситуацию на Западном фронте, ОХЛ в июне по согласованию с верховным командованием Восточного фронта решило перебросить на всякий случай на восток определенные силы. При необходимости рассчитывали нанести удар в районе Зборова, чтобы охватить с севера южную часть русского фронта. Это означало возврат к планам, которые не осуществились в 1916 году. Однако так и не было решено, будем ли мы атаковать только в случае русского наступления или независимо от него.

Первый ход сделали русские. Их наступление началось 1 июля; вспомогательный удар наносился на севере, главный — на участке Тернополь — Станислау. Севернее Днестра русские атаки удалось частью отбить, частью остановить на ранней стадии. Южнее Днестра, в полосе 3-й австро-венгерской армии, противник прорвался, добравшись до Калуша и Ломницы. Страх перед русскими не был еще окончательно преодолен, и здесь повторились те же картины, что и у Луцка в 1916 году. Недостаточная боеспособность австро-венгерских войск вновь грозила сорвать единый контрудар германских соединений. Но опасный момент удалось преодолеть благодаря германской поддержке и быстрому угасанию наступательного порыва русских. 19 июля начался контрудар на Тернополь, который увенчался полным успехом. Искусственно поднятый боевой дух русских солдат рухнул, весь южный участок их фронта зашатался. В начале августа Галиция и Буковина были полностью освобождены, если не считать небольших участков.

Тернополь был взят прусскими гвардейцами. Император Вильгельм поспешил сюда, чтобы поблагодарить храбрых бойцов. Он вступил в город раньше, чем император Карл. Это вызвало недовольство последнего. Император Карл в кругу военных безоговорочно признавал заслуги германских соединений, однако его глубоко задела эта открытая демонстрация, показывавшая, кто играл первую скрипку в совместных операциях. В австро-венгерскую штаб-квартиру было направлено указание сообщать обо всех успехах южнее Днестра исключительно как о подвигах австрийского оружия, хотя несколько германских дивизий играли здесь решающую роль. По той же причине император Карл начал активно раздавать ордена и повышать в звании австро-венгерских генералов.

Провал «наступления Керенского» привел к падению российского правительства и приходу к власти большевиков. Последние выдвинули на первый план тезисы об «отказе от аннексий и контрибуций» и «праве народов на самоопределение». Можно было ожидать, что в Вене согласятся даже на такую формулу. Сохранение довоенных границ на востоке само по себе означало для Австро-Венгрии достаточно благоприятный исход войны. В конечном счете в Вене уже тайно готовились пожертвовать Восточной Галицией во имя мира.

Иначе обстояла ситуация в Германии и Пруссии. Борьба близилась к победоносному завершению, и немцы не могли просто взять и отказаться от своих надежд, которые к тому же целиком совпадали с пожеланиями жителей российского пограничья. Поэтому добиться принятия русской формулы сперва не удалось. И тогда граф Чернин задействовал свои «несколько заготовок».