Надежда Дурова — писательница и кавалеристка, участница Отечественной войны 1812 года, из любви к военной службе решившаяся на социальное изменение своего пола и ставшая Александром Андреевичем Александровым. Вокруг имени Дуровой сложилось множество мифов, и многие из них развенчиваются в недавно изданной книге Елены Приказчиковой «„Дивный феномен нравственного мира“: жизнь и творчество камской амазонки Надежды Дуровой». По просьбе «Горького» об этой работе и ее героине рассказывает Мария Нестеренко.

Елена Приказчикова. «Дивный феномен нравственного мира»: жизнь и творчество камской амазонки Надежды Дуровой. Екб.: Кабинетный ученый, 2018

Многие если и не читали «Записок кавалерист-девицы», то хотя бы слышали имя Надежды Андреевны Дуровой (она же Александр Андреевич Александров), кавалеристки, офицера Русской императорской армии, участницы Отечественной войны 1812 года. Дурова — одна из самых мифологизированных женских фигур в русской истории. Еще в XIX веке произошло полное отождествление героини «Записок» с их создательницей, хотя следует отметить, что долгое время они действительно были чуть ли не единственным источником сведений о ее биографии. Например, Екатерина Некрасова, автор очерков о писательницах XIX века, отмечала, что «в „Записках” мало вымысла. Автор по преимуществу рассказывала то, что с ней было, — это прекрасная автобиография, с указанием мест, имен, событий», и шла на поводу у рассказчицы. Ее биография стала крайне удобным материалом для интерпретаторских нужд: вот Дурова — патриотка, участница наполеоновских войн; вот — авантюристка, сбежавшая в армию за возлюбленным; наконец, вот Александр Андреевич Александров — трансгендер, заложник собственного пола.

Книга доктора филологических наук Елены Приказчиковой — чуть ли не первая попытка рассмотреть жизнь и творчество Надежды Дуровой как целостное явление, развенчать мифологию, сформировавшуюся вокруг кавалерист-девицы. Один из самых устойчивых мифов, созданный самой Дуровой, — отчуждение и нелюбовь, которую испытывала к ней мать (к слову, в «Записках» она нигде не называет ее имени). «Дурова настойчиво подчеркивает строгий, неусыпный надзор матери, не дозволяющей ей ни одной „юношеской радости”», — пишет Приказчикова. Исследовательница углубляется в историю семьи и показывает, что ее мать была «красавица-малороссиянка, оставившая ради бедного, незнатного армейского офицера богатство, почет, спокойный обеспеченный образ жизни», сбежала с ним из дома в возрасте шестнадцати лет и очень скоро разочаровалась в семейной жизни. Переезд в Сарапуль (после кочевой военной жизни с мужем), где Дуров вышел в отставку и сделался городничим, частые болезни, смерти детей, измены мужа действительно ожесточили ее характер. Из «Записок» известно, что до шестилетнего возраста юная Надежда находилась на руках отцовского ординарца Астахова, ставшего для нее «дядькой». Причиной послужил эпизод, также описанный Дуровой:

«В один день мать моя была весьма в дурном нраве; я не дала ей спать всю ночь; в поход вышли на заре, маменька расположилась было заснуть в карете, но я опять начала плакать, и, несмотря на все старания няньки утешить меня, я кричала от часу громче: это переполнило меру досады матери моей; она вышла из себя и, выхватив меня из рук девки, выбросила в окно! Гусары вскрикнули от ужаса, соскочили с лошадей и подняли меня всю окровавленную и не подающую никакого знака жизни; они понесли было меня опять в карету, но батюшка подскакал к ним, взял меня из рук их и, проливая слезы, положил к себе на седло».

Приказчикова пишет, что именно «в этот период юная Дурова и приобрела те „гусарские” замашки, которые будут так сердить в дальнейшем ее мать и окажут такое большое влияние на последующую жизнь „кавалерист-девицы”». Анализируя документы, относящиеся к раннему периоду жизни Дуровой, и сличая их с «Записками», исследовательница приходит к выводу, что «в воспоминаниях Дуровой чувствуется настойчивое желание подчинить все факты своей биографии одной единственной цели — оправданию ухода в армию. Этому, без сомнения, служит и описание ее жизни в родительском доме как постоянной цепи страданий от деспотизма матери». Правоту исследовательницы подтверждают уже первые строки «Записок»:

«Мать моя страстно желала иметь сына и во все продолжение беременности своей занималась самыми обольстительными мечтами; она говорила: „У меня родится сын, прекрасный, как амур! Я дам ему имя Модест; сама буду кормить, сама воспитывать, учить, и мой сын, мой милый Модест будет утехою всей жизни моей…” Так мечтала мать моя; но приближалось время <…> Кровь пустили, и вскоре после этого явилась на свет я, бедное существо, появление которого разрушило все мечты и ниспровергнуло все надежды матери. <…> Но увы! Это не сын, прекрасный, как амур! это дочь, и дочь богатырь! Я была необыкновенной величины, имела густые черные волосы и громко кричала. Мать толкнула меня с коленей и отвернулась к стене».

Дурова, с одной стороны, подчеркивает, что именно мальчик был желанен, с другой — как новорожденная девочка она тоже не оправдала надежды, была «дочерью-богатырем». Так мемуаристка как бы намекает, что судьба ее была предрешена уже в этот момент. Приказчикова указывает на интересную деталь — несмотря на все вышесказанное, мать также воспринимается Дуровой как романтическая бунтарка: «Повествование о детстве „начинается и заканчивается эпизодом женского бунта и побега из родительского дома”. В первом случае из дома бежит ее мать, чтобы против воли отца соединить свою судьбу с Андреем Дуровым, во втором случае — сама Надежда Андреевна бежит из дома, чтобы избавиться от ставшей ненавистной для нее обычной женской судьбы».

Следующий миф, который разоблачает Приказчикова, гласит, что Дурова сбежала в армию вслед за возлюбленным, есаулом казачьего полка. Мемуаристка пишет, что ушла из дома в возрасте шестнадцати лет, хотя на самом деле не так. В этом возрасте Дурова вела размеренную жизнь девушки на выданье, и она не упоминает о своем замужестве с дворянским заседателем сарапульского Нижнего Земского суда Василием Степановичем Черновым. В 1803 году у четы родился сын Иван, но «брак Дуровой был неудачным с самого начала. Чернов оказался совсем не тем человеком, за которого он выдавал себя перед невестой. Если в Сарапуле он еще сдерживал себя, опасаясь гнева отца жены, то, отправившись в длительную командировку в Ирбит, куда поехала с ним и Дурова, он, видимо, решил привести супругу к повиновению. Возможно, он даже поднял на нее руку, как это происходит и с героиней повести „Елена, т-ская красавица”. <…> Дурова, видимо, скоро начала настоящую войну со своим супругом». Лишь после краха надежд, связанных с браком, как пишет Приказчикова, будущая кавалерист-девица «начинает серьезно думать об изменении своего гендерного статуса, о возможности социального изменения своего пола». 17 сентября 1806 года, в день двадцатитрехлетия, Дурова уезжает из дома родителей, воспользовавшись присутствием в окрестностях Сарапула казачьего полка, присланного для борьбы с разбойничьими шайками. Понимая, что ее побег породит массу слухов, девушка имитирует собственное утопление, оставив платье на берегу Камы. Уход вместе с казаками и дал почву для появления разного рода домыслов и романтических версий.

В массовом сознании также существует представление о том, что Дурова ушла в армию исключительно из патриотических чувств. Приказчикова пишет, что главными причинами были все же любовь к военной службе и разочарование в женской судьбе. Дурова открыла еще один альтернативный сценарий женской судьбы. Обычно девушка, не желавшая выходить замуж, то есть приступать к своим главным обязанностям, выполнения которых ждет от нее общество, могла добровольно остаться в «старых девах» либо решиться на более радикальный шаг — уйти в монастырь (подобно Лизе Калитиной из тургеневского «Дворянского гнезда»). В предисловии Дурова сочувственно обращается к своим читательницам:

«Вам, молодые мои сверстницы, вам одним понятно мое восхищение! Одни только вы можете знать цену моего счастья! Вы, которых всякий шаг на счету, которым нельзя пройти двух сажен без надзора и охранения! Которые от колыбели и до могилы в вечной зависимости и под вечною защитою, бог знает от кого и от чего! Вы, повторяю, одни только можете понять, каким радостным ощущением полно сердце мое при виде обширных лесов, необозримых полей, гор, долин, ручьев, и при мысли, что по всем этим местам я могу ходить, не давая никому отчета и не опасаясь ни от кого запрещения, я прыгаю от радости, воображая, что во всю жизнь мою не услышу более слов: ты, девка, сиди. Тебе неприлично ходить одной прогуливаться!»

Еще при жизни Дуровой оформилась идея, что она автор лишь одного произведения — «Записок кавалерист-девицы». Безусловно, это самый известный текст, вышедший из-под пера писательницы, но не единственный. «Записки» действительно поражают необычностью описываемых событий, и, кроме того, к их изданию приложил руку Пушкин, что обеспечило внимание со стороны читательской публики.

Первое произведение Дуровой вызвало всеобщий интерес, однако и критику, порой весьма ревностную, как в случае с Денисом Давыдовым, который, прочитав книгу, «отзывается о Надежде Андреевне в весьма пренебрежительном тоне как о женщине, посмевшей вторгнуться в сугубо мужской военный мир, более того, выражать свое, чисто женское, отношение к этому миру». Приказчикова приводит несколько отзывов Давыдова — даже не о книге, а о самой писательнице: «Впоследствии [в 1812 г. — Е. П.] я ее видел на фронте, на ведетах — словом, во всей тяжелой того времени службе, но много ею не занимался, не до того было, чтобы различать, мужского или женского она роду».

Литературная карьера Дуровой длилась с 1836-го по 1840 год: «от первой публикации отрывка из записок о 1812 годе в „Современнике”  А. С. Пушкина в 1836 г. (полное название „Записки кавалерист-девицы, издаваемые А. С. Пушкиным”) до повестей „Клад”, „Угол”, „Ярчук — собака-духовидец” 1840 г., вызвавших жесткую критику В. Г. Белинского». Дурова также опубликовала произведения: «Кавалерист-девица. Происшествие в России» (1836), «Елена, т-ская красавица» (1837), «Граф Мавриций» (1837), «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения» (1838), «Записки Александрова (Дуровой). Добавление к Девице-кавалерист» (1839), «Гудишки» (1839), «Нурмека. Происшествие, случившееся в царствование Иоанна Васильевича Грозного, вскоре после покорения Казани» (1839), «Серный ключ (Черемисская повесть)» (1839), «Павильон» (1839), «Два слова из житейского словаря» (1840), «Оборотень» (1840). Характеризуя творчество Дуровой, Приказчикова отмечает, что она «почти всегда отдает предпочтение исключительному, сверхъестественному, возвышающемуся над уровнем обыденной жизни. Ужасное и фантастическое, зачастую в духе готических романов, влекло ее к себе с непреодолимой силой».