Оскар Санчес-Сибони. Красная глобализация. Политическая экономия холодной войны от Сталина до Хрущева. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2022. Перевод с английского К. Фомина. Содержание. Фрагмент
Оскар Санчез-Сибони — молодой и нарочито дерзкий историк: в предисловии он даже особо оговаривает, что его научная руководительница Шейла Фицпатрик не должна нести ответственность за его воинственный тон и возможные фактические ошибки. Замысел автора этой книги действительно амбициозен: он намерен полностью пересмотреть историю Советского Союза как в национальных рамках, так и с точки зрения его всемирно-исторической роли, и точкой опоры для его ревизионистского рычага является статистика внешней торговли СССР: именно поведение страны на мировом рынке, как утверждается, проливает свет на истинные намерения советского правительства в разные периоды его существования. Что же, собственно, такого обнаружил наш герой, изучая историю торговли между оплотом мирового социализма и его враждебным капиталистическим окружением? Вкратце выводы его такие:
1. Никакой сталинской автаркии 1930-х годов не существовало. Во время Великой депрессии сокращение внешней торговли и тенденция к импортозамещению промышленных товаров были мировым трендом; СССР для этого требовались импортные технологии, которые можно было приобрести лишь продавая зерно, хлопок, дерево и т. д. Сталин разгромил левую и правую оппозиции, свернул НЭП и взялся за коллективизацию, сопровождавшуюся насильственным изъятием зерна на экспорт, сразу после того как мировые цены на зерно упали и крестьянам стало невыгодно его продавать. После этого СССР только наращивал экспорт сельхоз- и лесной продукции и импорт промышленного оборудования, в то время как по всему миру торговля находилась в упадке. Короче говоря, идея построения самодостаточной экономики, во-первых, была привнесена извне, во-вторых, к ее принятию вынудила невозможность нормальной торговли, в-третьих, как ни парадоксально, путем к автаркии стала интенсификация внешнеторговых отношений.
2. Хрущевская оттепель, в экономическом смысле означавшая увеличение производства потребительских товаров, произошла не только благодаря реформаторским инициативам, кризису сталинской системы и т. д., но в первую очередь — благодаря новому, стабильному и открытому к торговле международному порядку. Смерть Сталина позволила советскому руководству проявить инициативу и воспользоваться моментом, но не случайно, что благоприятная рыночная конъюнктура 1950-х вызывала у советского правительства желание торговать.
3. Холодная война не была противостоянием равновеликих держав во главе равновеликих лагерей. На самом деле в послевоенном мире экономическая мощь США была беспрецедентно огромной, и дальнейшая глобализация проводилась под американским флагом и по американским правилам. СССР не только охотно принял эти правила, умело торгуясь с капстранами и разжигая между ними конкуренцию за свой рынок, но и следовал мировым экономическим трендам.
4. Социалистический блок не мог и не пытался претендовать на мировую политическую власть. Среди деколонизированных стран, которые «ввели» у себя социализм или какие-то его элементы и тем самым получили репутацию просоветских, на поверку могли понимать под социалистическим курсом что-то очень далекое от советской политической доктрины. Более того, решение в пользу присоединения к социалистическому блоку зачастую было продиктовано не убежденностью в грядущей победе мирового коммунизма, а выгодными условиями торговли с Советским Союзом в текущей рыночной конъюнктуре. Наконец, ориентация на сотрудничество с третьим миром, хорошо вписывающаяся в образ СССР как плацдарма мировой революции, имела весьма узкие экономические пределы: «К середине 1960-х годов доля торговли со странами третьего мира в общем объеме советской внешней торговли стабилизировалась на уровне около 10–13 %, в то время как доля торговли с Европой, Японией и Соединенными Штатами продолжала расти».
О степени убедительности, которой Санчезу-Сибони удается достичь в отстаивании этих тезисов, вы можете прочитать в обстоятельной рецензии Михаила Липкина, опубликованной в журнале «Российская история». Мы же попробуем, не вынося окончательных суждений, поразмышлять скорее о том, может ли «Красная глобализация» действительно, как она того хочет, сущностно изменить наши представления об истории XX века.
Полемический задор, с которым автор противостоит, например, идее, будто СССР стремился к мировому господству и даже стоял в шаге от него, прямо скажем, не вполне понятен российскому читателю, да и сомнительно, чтобы западный любитель истории все еще мыслил идеологемами времен холодной войны. С другой стороны, теория Санчеза-Сибони, будто исход внутрипартийной борьбы в ВКП(б) во второй половине 1920-х определялся мировыми ценами на зерно в большей степени, чем внутриэкономическими процессами в СССР, политической культурой большевиков, их прогнозами относительно будущего Версальской системы и т. п., выглядит, откровенно говоря, притянутой за уши. Иными словами, некоторые из открытий Санчеза-Сибони сегодня могут показаться трюизмами, другие — риторическими преувеличениями; но это касается далеко не всех из них.
Наиболее неочевидным и вместе с тем хорошо обоснованным в книге выглядит тезис о бессмысленности определения политической ориентации той или иной страны третьего мира без учета таких факторов, как потребности деколонизированных стран в быстрой индустриализации и диверсификации экономики, заточенность существующих там предприятий под внутренний рынок империи, к которой они прежде принадлежали, а также условия, на которых эти государства могли бы торговать с тем или иным политическим блоком. «Красная глобализация» подробно останавливается среди прочих на примере Индии, которая после введения в 1951 году пятилетних планов стала иногда рассматриваться как предмет советской экономической и политической экспансии. Индия охотно брала кредиты и у СССР, и у его противников — ее правительство в конечном счете больше волновало собственное благосостояние, чем религиозные войны ядерных держав. Как утверждает Санчез-Сибони, несмотря на это, «одна только западногерманская помощь Индии превосходила всю советскую до 1980-х годов — где же исследования, посвященные „наступательной помощи” Западной Германии? Советскую помощь лучше всего рассматривать с точки зрения главного стратегического приоритета СССР: его вхождения в мировую экономику в качестве крупного торгового партнера, особенно в странах третьего мира».
Мне трудно представить, насколько дерзко подобные тезисы об укорененности советского проекта модернизации в мировой экономике звучат для современной западной историографии, но кажется, что компаративистские и транснациональные исследования тех или иных сторон жизни советского общества вовсе не являются диковинкой. Можно вспомнить, например, переведенную еще в 2005 году на русский язык книгу французского историка и демографа Алена Блюма «Родиться, жить и умереть в СССР», где доказывается, что демографические тренды в европейских советских республиках с небольшим запозданием повторяли тренды западноевропейские, а динамика населения среднеазиатских республик была больше похожа на динамику их соседей по ту сторону советской границы.
Возможно, конечно, что экономической истории эти поветрия коснулись в меньшей степени. В любом случае, было бы ошибкой сводить содержание книги Санчеза-Сибони к разоблачительному пафосу, хотя порой он тут действительно становится определяющим мотивом. «Красная глобализация», особенно в главах, посвященных послевоенной торговле, довольно подробно описывает, как промышленно-развитые и аграрные, социалистические и капиталистические, империалистические и только освободившиеся от колониальной зависимости страны втягивались в водоворот нового, уже по-настоящему глобального рынка. Она наглядно демонстрирует, насколько мало значения в этом движении придавалось вопросам прав человека и бесклассового общества, когда на горизонте брезжили пароходы, груженые дешевым каучуком.