Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Александр Р. Гэллоуэй, Юджин Такер, Маккензи Уорк. Экскоммуникация. Три эссе о медиа и медиации. М.: Ад Маргинем Пресс, 2022. Перевод c английского А. Гришиной. Содержание
Все три автора сборника в разной степени уже знакомы российским читателям. Самый известный среди них — Юджин Такер: у него на русском, кроме статей, выходил трехтомник «Ужас философии» и сборник эссе о заражении как способе коммуникации. Маккензи Уорка (редактор перевода отмечает, что в оригинале «Экскоммуникация» вышла еще до его трансгендерного перехода, поэтому об Уорке мы вслед за переводчиком будем писать в мужском роде) широкая аудитория у нас знает в основном по переписке с Кэти Акер. Александр Гэллоуэй приезжал в Москву с лекцией, но пока что в России выходили только его статьи, в том числе в соавторстве с Такером.
С самого начала Гэллоуэй, Такер и Уорк сходятся на том, что современная теория медиа зашла в тупик. Медиа в основном или понимают функционально-технически, как посредника между отправителем и получателем, или отождествляют с сообщением, буквально прочитав тезис Маклюэна «medium is the message». Если взять, к примеру, старый формат VHS, то под медиа в первом случае будут понимать видеодвойку с кассетой в ней, а во втором — записанный на кассету фильм. И то и другое понимание отчасти верно, но оба они упускают особую природу медиа как принципа отношения между чем-то и чем-то.
Чтобы ее описать, авторы решают пофантазировать на тему того, как бы работала медиация в условиях, когда коммуникация как бы есть, но при этом она уже или еще невозможна. Эту ситуацию они рассматривают как некую идеальную, фантастическую, — поэтому описывают ее в терминах мифологии, хоррор-культуры или религии, — но при этом как базовую, изначальную для коммуникации. Там, где сообщение возможно, можно представить и его невозможность. Эту ситуацию они и называют экскоммуникацией.
«Для каждого акта коммуникации есть соответствующий акт экскоммуникации. Любая коммуникация порождает возможность экскоммуникации, которая мгновенно сведет первую на нет. Любая коммуникация таит в себе тлеющее знание об экскоммуникации — и о том, что она первична, что она обусловливает и делает естественным. Экскоммуникация — до того, как было сказано хоть слово. Экскоммуникация — когда больше нечего сказать. Таким образом, мы намерены создать теорию медиации — но не в рамках коммуникации (что уже многократно делали до нас), а в рамках экскоммуникации».
Экскоммуникация — это предельная ситуация коммуникации. Изучая ее, авторы хотят приблизиться к уникальному смыслу понятия медиа, переоткрывая его в новых условиях. Экскоммуникация — это взгляд с той стороны невозможного. Настойчиво говоря о «невозможном» и «предельном», мы как будто призываем дух Жоржа Батая. И действительно, в книге чувствуется сильное влияние его мысли, пусть его имя и не всегда присутствует на ее страницах.
Представим, говорит Гэллоуэй, что слепой от рождения человек, который привык различать предметы на ощупь, внезапно прозрел. Узнает ли он теперь те же предметы при помощи зрения? Если мы можем перебросить мостик между нами и вещами с помощью осязания и зрения, то как нам соединить между собой сами осязание и зрение? И если чувства становятся медиумами между нами и миром, то каким будет медиум между разными чувствами? Отталкиваясь от этих рассуждений, Гэллоуэй набрасывает эскиз классификации режимов медиации, называя каждый из них по имени персонажей греческих мифов: Гермеса, Ириды, фурий. Гермес «отвечает» за последовательную связь, как при чтении или пути из точки А в точку Б. Ирида — это мгновенное озарение, мистический опыт, подобный включению света в темной комнате. Фурии — это триумф множественности, принцип связи одновременно доисторический и сверхсовременный, напоминающий разом и википедию, и народовольческие ячейки. Получается, что понятие медиа не удается описать через определенный тип взаимодействия, не удается свести к чему-то одному — к зрению, телевизору, пульту от телевизора, фильму или удовольствию от просмотра.
Для Такера предельным режимом медиа выступают «темные медиа», которые знакомы нам по научной фантастике и хоррорам. Когда мы смотрим на какую-то вещь, мы никогда не имеем дела с ней самой, но всегда — с ее чувственной формой. Сама вещь (та самая, которую Кант называет вещью в себе) остается принципиально непознаваемой, мы же воспринимаем ее образ — объект. Так вот темные медиа связывают не субъекта с объектом, как традиционные теория медиа и философия, и не объекты друг с другом, как объектно-ориентированная онтология (тут Такер отпускает несколько колкостей в адрес Грэма Хармана), а объекты и сами вещи в себе. Темные медиа — это медиа, которые слишком хорошо работают. Как если бы ты фотографировал любимое кресло твоего покойного дедушки, а на снимке оно оказалось бы занято его призраком.
Мир вещей — это буквально «потусторонний» мир, так как он находится по ту сторону наших познавательных способностей. Обычно связь с ним невозможна, но в предельных ситуациях эта невозможность размыкается. Для описания этой связи Такер обращается к своим любимым примерам: японским мстительным духам и лавкрафтианским чудовищам, о которых невозможно говорить, а потому следует молчать. При этом в центре внимания автора всегда находятся медиа в привычном смысле слова, но поставленные в фантастическую ситуацию. Чудовища оказываются видимы благодаря прибору, изобретенному сумасшедшим ученым, а японские длинноволосые призраки вползают в наш мир через экран телевизора. Интерес Такера к хоррорам отразился в дизайне русского издания. Открыв книгу, мы видим фотографии трех авторов, словно стилизованные под крипипасту «Вайомингский инцидент», которая прекрасно иллюстрирует теорию о темных медиа, которые вдруг начинают работать слишком хорошо и показывают не то, что надо.
В третьем эссе Уорк раскрывает политический смысл и подрывной потенциал «яростных медиа», как он называет свой вариант предельного режима средства сообщения. Как и у Такера, в центре его внимания медиа, располагающиеся между мирами — «между небом и землей, духом и плотью, бытностью и Бытием». Именно эти медиумы-«порталы» всегда хотели контролировать доминирующие идеологии, стремясь решать за других, кто достоин перехода из одного мира в другой, а кто нет. Главным примером в тексте Уорка становится христианская церковь и восстающие против нее еретические богословские течения.
«Ереси можно представить как тактические теории медиа. Это быстрые и грязные способы разоблачить установленный контроль над порталами или артефактами... Ереси разоблачают и протоколы неравной медиации, и маршруты, выстроенные вокруг них. Такие маршруты, как правило, требуют проложения отдельных путей сквозь общий лабиринт. И эти пути можно обнаружить, подключившись к стадным алгоритмам роя».
Децентрализованные еретические ячейки бросают вызов господствующей ценностной системе. Их роевой характер не гарантирует победу, но он позволяет надеяться, что в случае победы они не организуют новую церковь со своим понтификом, наводящим один-единственный мост между мирами. В современной ситуации врагом еретиков вместо христианства становится капитализм, что сильно осложняет борьбу — капитализм научился воспроизводить роевую модель, что видно на примере социальных сетей.
Нельзя сказать, что в этом сборнике авторам удалось создать новую теорию медиации, но им точно удалось придать понятию медиа глубину. Медиа — это Гермес, вестник, передающий поручения богов. Но Гермес также ворует коров и убивает стоглазых титанов, а еще сло́ва не может сказать, чтобы не приврать. Медиа — всегда посередине, но между чем и чем? Между мной и вещью, но также между тем, что я вижу, что слышу и что осязаю. Между разными вещами и между вещью и ее образом. Между мертвой японской девочкой, проклятой видеокассетой и телеэкраном. Между адом и раем, духом и плотью. Между тем, кто прячет в трусах взрывчатку, и тем, кто выкладывает в сеть дипломатическую переписку, — «и за оба действия в XXI веке можно получить клеймо террориста». И все это будут разные медиации. Конечно, в «Экскоммуникации» больше вопросов, чем ответов, но тем она и интересна, что показывает, сколько вопросов можно задать в отношении привычного вроде бы понятия.