Марсель Дюшан. Беседы с Пьером Кабанном. М.: Ад Маргинем Пресс, Музей современного искусства «Гараж», 2019. Перевод с французского А. Шестакова
Марсель Дюшан, автор едва ли не самого радикального жеста в искусстве XX века, практически не давал интервью. Однако за два года до смерти, в 1966-м, он провел пять обширных бесед с художественным критиком Пьером Кабанном, в которых прояснил, как сам видит собственное творчество и жизнь. Из этих познавательных текстов складывается образ немногословного и невозмутимого мудреца, презревшего суету художников-живописцев и выбирающего осознанное бездействие. Впрочем, это не должно вводить в заблуждение (после смерти Дюшана оказалось, что он, вопреки заявлениям, последние 20 лет в тайне работал над инсталляцией), но должно прояснить, почему куратор Роман Минаев называет Дюшана «художником, который всех ****** [одурачил]».
«— Но разве возможно общество без искусства?
— Нет, но все дело в том, что искусство объявляют искусством те, кто на него смотрит. Я убежден, что люди, вырезáвшие деревянные ложки из Конго, которыми мы любуемся в Музее человека, делали их не для того, чтобы ими любовались их современники-конголезцы.
— Но, помимо ложек, они делали фетиши, маски...
— Да, только эти фетиши имели религиозное назначение. Это мы дали предметам культа имя «искусство». У первобытных людей даже такого слова не существовало. Мы выдумали его для себя, для нашего собственного удовлетворения, для нашего собственного уникального употребления. Это немного сродни мастурбации. Я не особенно верю в существенность искусства. Можно было бы создать общество, не нуждающееся в искусстве: русские были не так далеки от этой цели. Между прочим, это не смешно, но что было, то было. Но сегодня, для десятков государств нынешнего мира, то, что попытались осуществить русские, уже невозможно: слишком много контактов, слишком много точек соприкосновения между странами».
Уход в лес. Сибирская гамсуниана: 1910–1920-е годы. М.: Common place, 2019
В этой странной книге собрана дюжина рассказов и повестей семи напрочь забытых сибирских писателей начала XX века. Помимо географического происхождения их объединяет принадлежность к числу авторов не то что второго, а примерно третьего-четвертого ряда, а также явная подверженность влиянию Кнута Гамсуна. На выходе имеем эдакий сборник литературного блэк-метала в лучших традициях жанра: кривобокое подвальное качество, стылая таежная романтика, дичь, антиурбанизм и народность. Атмосферу книги, которую нужно не столько читать, сколько к ней припадать, конгениально поддерживают черно-белые фотографии. На них, разумеется, сибирский лес.
«Вот и конец. След перешел в чуть видные бороздки отпечатков, вывел на полянку и растаял. Я предоставлен самому себе. Ужас одинокого замерзания и тут же, в нежном пухе снега, алеет гроздь рябины, словно коралл кровавый. Мимоходом ловлю я этот редкостный контраст цветов, как забирают в рот щепотку снега на ходу, как люди, задумавшись, жуют травинку. Расходятся деревья. Передо мной обширное пространство гарей. Здесь, опушенный снегом, перепутался кустарник в завалах бурелома. От выдернутых корней — провалы ям, поросшие колючей бояркой и малинником и редко иглами горелыми чернеют листвяги, покосившиеся и мрачные, как мертвецы, вставшие из могил и созерцающие свое кладбище. Пробраться здесь невозможно».
Дебра Нейлз. Люди Платона. Просопография Платона и других сократиков. М.: Издательство «Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина», 2019. Перевод с английского А. В. Белоусова, А. М. Квитки, А. О. Корчагина, Е. А. Завалишиной, А. И. Золотухиной под общей редакцией А. И. Золотухиной
Английское издание «Людей» позиционируется как первое с 1823 года исследование, посвященное сугубо идентификации персонажей, фигурирующих в корпусе текстов Платона и других сократиков, а также изучению отношений между ними — что невозможно без прояснения исторического контекста. На русском работа подобного характера и объема публикуется впервые, она должна войти в число предметов первой необходимости для всех, кто всерьез интересуется греческой философией. Дело в том, что герои платоновских диалогов — это не вымышленные лица, а персонажи, хорошо известные его современникам. Следовательно, для полноценного понимания текста нужно представлять, какие житейские особенности характеров остаются за кадром. Дотошнейшее исследование щедро иллюстрировано схемами, таблицами и, скажем, картой Афинской агоры.
«В эротическом плане Главкон IV во время Государства ориентирован на мужчин. Его любовника (erastēs, R. 368a) резонно отождествляют с Критием IV s.v. (Schleiermacher 1973), и в этом отрывке нет и намека на то, что эти отношения позорны. Когда была составлена элегия, незадолго до действия Государства, Главкон IV был erōmenos. Предположительно, сексуальная ориентация Главкона IV отмечена специально по сравнению с другими присутствующими, потому что это предмет подшучиваний; он любовник (erastēs) мальчиков (...) Но обычаи греческого общества того времени устанавливали, что юноша не может больше называться erōmenos после того, как у него вырастает борода — стандарт, зависящий от индивидуальных особенностей созревания. (...) Впрочем, неясно, продолжал ли Довер придерживаться столь строгого мнения о последнем пункте, так как его постскриптум 1989 года добавляет к оригиналу 1978-го: „Я недооценил свидетельства против предположения... Платона и Ксенофонта, что eromenos не испытывает наслаждения при совокуплении” (1989: 204). Ко времени битвы Главкон IV мог гордиться званием erōmenos, но он не мог быть сильно старше двадцати лет и всё еще не иметь бороды, так что в этом свидетельстве нет ничего, что заставило бы нас отказаться от датировки битвы 409 годом, а рождения Главкона IV — 429-м».
Арли Рассел Хокшилд. Управляемое сердце: коммерциализация чувств. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2019. Перевод с английского И. Кушнаревой
Социолог Арли Рассел Хокшилд предложила термин «эмоциональный труд», чтобы описать зачастую невидимый и плохо рефлексируемый менеджмент собственных чувств, который практикуют представители бесчисленных профессий, подразумевающих контакт с другими людьми (среди них, вполне возможно, и ты, дорогой читатель). В своем классическом исследовании автор рассматривает труд бортпроводниц и коллекторов: профессия требует, что первые должны улыбаться, вторые — давить на клиентов, а «что на самом деле они испытывают» волнует руководство в последнюю очередь (а в итоге испытывают они отчуждение от собственных чувств). Книга полезна хотя бы тем, что может вдохновить на чуть более сдержанное отношение к незваным телефонным собеседникам, предлагающим купить что-нибудь ненужное. Они так стараются быть приветливым, а это тяжкий эмоциональный труд.
«Главное достоинство фокусирования на правилах для чувств состоит в том, что оно ставит новые вопросы. Например, как изменение правил для чувств меняет чувства, испытываемые невестами во время свадьбы? В обществе, в котором растет число разводов, а вместе с ним и идея того, что брачные обязательства случайны, невеста может получать непроизвольные напоминания от своих друзей о том, что к церемонии нужно относиться с большим легкомыслием и вести себя так, словно она на неформальной вечеринке. Если у нее есть некоторые представления о религиозной торжественности этого события, ее, возможно, попросят держать их при себе. Если ей необходимо показать, что она разделяет правила для чувств своих идущих в ногу со временем друзей, ей придется сделать вид, что она немного стыдится своих старомодных представлений о браке. Даже если стремление избегать боли и поиск выгоды продолжают действовать как постоянные принципы эмоциональной жизни, правила для чувств могут меняться».
Шон Байтелл. Записки книготорговца. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2019. Перевод с английского И. Левченко
Доктор Хаус от книготорговли, человек, расстрелявший читалку Kindle, Шон Байтелл написал сиквел к своим «Дневникам» и, пожалуй, это тот случай, когда продолжение практически не уступает оригиналу. Формат не изменился: владелец книжного магазина, обаятельный мизантроп, остроумно жалуется на тяжкие трудовые будни и несносных посетителей, попутно упражняясь в британской самоиронии, которую невозможно отличить от высокомерия. Мизантропия, конечно, показная и для куражу — Байтелл если не рубаха-парень, то наверняка любопытный собеседник, с которым каждый захочет приятельствовать и рассуждать об уходящей библиографической натуре.
«В полдень появился старик в ковбойской шляпе, который тяжело дышит в отделе эротики. Ростом он чуть больше 180 см, носит черные нейлоновые брюки со стрелками и стеганую куртку. Сегодня на нем вместо любимой ковбойской шляпы была плоская кепка. Первые десять минут он всегда неумело притворяется, что его интересуют антикварные книги перед прилавком, а потом неизменно проводит минимум час в отделе эротики. Каждые несколько секунд оттуда доносятся тяжелые выдохи, хрюканье, фырканье или свист. А еще он барабанит пальцами по обложкам книг. Сегодня он рассказал мне, что ему пришлось оставить свою машину „наверху” из-за непогоды, однако в Уигтаун его подвезли. Он собирался зайти к Кристиану, переплетчику (живет за 4 мили от нас), однако не мог добраться к нему без машины. После долгих рассказов обо всем этом выяснилось, что на самом деле он хочет воспользоваться моим телефоном, чтобы позвонить Кристиану и сказать ему, что не сможет приехать. Он еще не разобрался, как пользоваться своим новым мобильным телефоном, и я дал ему позвонить по стационарному. Он разговаривал с Кристианом по меньшей мере двадцать минут и все это время щелкал ручкой. Как только я было обрадовался, что этот бесконечный бредовый разговор вот-вот завершится, он грохнул телефон на пол и пошел пить кофе, оставив все свои сумки на прилавке. В нем странно смешаны некоторая высокомерность и панибратство, и вместе это сочетание создает такое чувство, как будто он думает, что я хочу быть его другом и должен считать себя благодарным за то, что он уделяет мне внимание».
Филипп Дж. Дюбуа, Элиз Руссо. Удивительная философия птиц. Как ласточки относятся к смерти, горлицы сохраняют романтику в отношениях, а утки спасаются от стресса. М.: Эксмо, 2019. Перевод с английского Л. Мерзон
Это не столь масштабное и захватывающее сочинение, как недавно вышедшая книга Тима Беркхеда «Удивительный мир птиц», но тоже заслуживает внимания. В отличие от довольно аккуратного в рассуждениях поведенческого эколога Беркхеда, орнитологи Филипп Дж. Дюбуа и Элиз Руссо эксплицитно рассматривают пернатых как учителей жизни, у которых двуногим стоит взять некоторые уроки. Например, уроки независимости, гендерного равенства и умения жить в гармонии с природой. Предприятие может показаться несколько неловким, если бы не сопутствующие натуралистические наблюдения — признаться, довольно увлекательные.
«Женщины стали независимыми, и теперь они самостоятельно распоряжаются своей жизнью и выбирают себе спутников. Результаты исследований наглядно показывают, что бета-самец в конечном счете надежнее и он более внимательно относится к своей подруге. Интересно почему? Возможно, потому, что он знает, что возможности выбора у него не велики? Это хорошо усвоили некоторые птицы, в частности, чернозобики, от-носящиеся к ржанкообразным. У них самка скорее выберет не крупного и жирного самца, а мелкого. Почему так? Потому что мелкие самцы — они всегда живчики, лучше защищают территорию и птенцов, чем жирные, которые и летают тяжело, и хуже противостоят хищникам. Так кого стоит выбирать — бета-самца или альфа-самца? Тут все зависит от вашей жизненной стратегии».