Автор исторических детективов из Нижнего Новгорода Николай Свечин рассказывает «Горькому» о том, в каком жанре он на самом деле пишет, почему терпеть не может сравнения с Акуниным (признан властями РФ иностранным агентом), объясняет, как писатель может прокормить себя на литературные гонорары, и дает советы будущим коллегам.

Расскажите, есть ли какой-то символический смысл в вашем псевдониме?

Моя настоящая фамилия Инкин кажется мне неудобоваримой на слух. «—Ин! Кин!» — какая-то китайско-корейская история получается. Кроме того, я раньше работал в банке, там не приветствовалось бумагомарательство. Надо было взять псевдоним, правильный, точный. Я хотел назваться Арсентьевым в честь деда, который погиб на войне, но у нас уже есть Елена Арсеньева. Я подумал-подумал и взял «Свечин». Псевдоним простой, лаконичный, спокойный, без понтов, без амбиций, без претензий на лишний аристократизм. И еще он в честь Александра Андреевича Свечина — это наш русский военный теоретик и практик, генерал, герой Первой мировой войны, расстрелянный в 1937 году. Я сейчас думаю, что Свечин даже лучше Арсентьева, короче на слух. А вот никаких тайных смыслов в фамилию я и в помине не закладывал.

У моего главного героя — сыщика Лыкова — тоже фамилия неслучайная. Мне нужно было что-то противоположное по духу Эрасту Фандорину. Было такое понятие «лыковая машина», или «липовая машина», то есть лапти, их же плели из лыка. «Поехал в Москву на лыковой машине» — значит дошел пешком в лаптях. Что-то совсем простецкое, Лыков же у меня сыщик из народа. Его отец получил Владимирский крест, который тогда еще давал право потомственного дворянства, но так-то он из небогатых мещан.

Сразу вспоминается поговорка «Не лыком шит».

В первых книгах он как персонаж как раз и был лыком шит. «Сила есть — ума не надо». Лыкову повезло с наставником, его Благово всему научил. У меня были учителя, которые мне помогали по жизни, и я это перенес на книжный тандем Благово-Лыков. По себе знаю, как это полезно: встретить в молодые годы человека, который намного умнее, мудрее тебя, и при этом хочет из тебя что-то путное сделать. Был в нашем Нижегородском университете Александр Давидович Белявский, историк. Я учился на экономическом, но историей всегда интересовался, и он на меня много времени потратил. Мне это очень по молодости помогло, с мозгами стало получше. Я-то вообще был балбес. Мы учились с моим другом Стасом: у него на курсе было первое место по непосещаемости, а у меня — второе. Попали мы на экономический случайно, и вышел я оттуда никаким не экономистом, а необразованным человеком. Так и считаю, что я человек без образования.

Получается, что для создания исторических детективов необязательно быть историком, достаточно глубокого интереса?

Получается, что так. Я не историк, не регионовед, я дилетант — но дилетант уже неплохой! Со мной в каких-то узких вопросах — например, в фене [специальный тайный язык странствующих торговцев, а позже блатной жаргон] — специалисты будут разговаривать почти как с ровней. Нечего стесняться дилетантства, я много лет уже в исторической теме. Потенциал у исторического детектива огромный. У нас такая история обалденная! Пиши не хочу. Другое дело, что надо правильно выбрать эпоху: чтобы и тебе нравилась, чтобы про нее писать было легче и чтобы она при этом и читателю была интересна. У всех свои «комфортные» эпохи. Введенский пишет про 30-е и 70-е годы XIX века, Погонин дошел до Первой мировой войны, я к ней тоже понемногу приближаюсь, Акунин закончил на Гражданской войне. Мне кажется, что мой Лыков тоже пропал в Гражданскую войну. Я до этого еще не дошел и не так скоро дойду, но если разобраться, то это самое вероятное развитие событий. Исторический детектив опирается на настоящую историю, а это кладезь сюжетных идей. Масса загадок осталась в прошлом!

Есть риск, что вас осмеют профессионалы?

Историки на меня, слава богу, внимания не обращают. Они думают, что это просто еще один графоман. А у меня есть всякие любопытные предположения! Вот в книге «Охота на царя» я придумал, что покушение на Александра II прикрывали офицеры из Рущукского отряда, которым на войне с турками командовал цесаревич (будущий император Александр III). Государь влюбился в то время и совсем голову потерял, перестал заниматься делом, мечтал только сидеть рядом с Екатериной Долгоруковой и созерцать ее. У них было трое детей, один из них — мальчишка, Георгий. И уже шли слухи, что государь посылал доверенного человека в Москву за обрядом коронации Марты Скавронской. Вот как Петр I ее короновал в Екатерину I, так и Александр II хотел поступить со своей новой женой. А результат был бы какой? Изменение престолонаследия. Вместо старшего сына Александра государь назначил бы цесаревичем Георгия. Такая опасность была реальной.

Николай Свечин

Конечно, это грозило бы полным переформатированием власти, и я думаю, что военные такого не желали. Особенно те, кто воевал с цесаревичем. Много загадок в том покушении, всякое могло быть. Странно, что полиция никак не могла обнаружить подкоп на Садовой, хотя дважды заходила в магазин сыров, откуда он был сделан. Там несколько тонн земли лежало, а они ее не заметили. Странно, что начальник царской охраны капитан Кох не увез государя с места покушения после первого взрыва, а позволил гулять там, пока не прилетела вторая бомба. Одна случайность, другая — и всё наводит на мысль, что они неслучайны.

Или вот другая теория в книжке «Узел». Я взял реальный уголовный эпизод и его развил. У меня получилось, что жулики и бандиты, которые грабили товарные станции в Москве, — это была подстава для полиции. Декорация для отвода глаз. Им сначала дали порезвиться. А потом поймали, чтобы свалить на них огромные хищения, которыми на самом деле занималось железнодорожное начальство. Когда я это написал, то пришел к выводу, что именно так, скорее всего, и было на самом деле. Пойманных повесили, кого-то послали на каторгу, а похищенное так нигде и не нашли. Никакие шайки мелкого жулья не могли украсть столько. По некоторым оценкам, там утащили добра на девятнадцать миллионов рублей. Огромная цифра для того времени. С угадыванием у меня иногда получается весело. Однажды поехал в Казань, а по дороге придумывал мини-сюжеты, заготовки, которые можно использовать в книге. В 1905–1906 годах в стране часто воровали оружие с армейских складов, это был бич тех лет.

И я начал фантазировать. Придумал банду беглых каторжников, которые таскали винтовки, а потом отправляли их на Кавказ. Причем в почтовых посылках! Вот, думаю, здорово выдумал. Приехал в Казань, пришел в архив — и все свои идеи там обнаружил в документах. Так что в книге даже у членов банды имена подлинные, кроме одного. Такая банда в самом деле существовала, состояла именно из беглых каторжников, и похищенное оружие они посылали на Кавказ аккурат через почту. Во мне проснулось чувство просто неописуемое. Я наворотил у себя в голове целых три сюжетных фактора, и мне они показались хорошей идеей. Эффектно! Беглые каторжники, Лыков с ними дерется, ух! А оказалось, что ничего-то я и не придумал, — все настоящее. То ли радоваться, то ли огорчаться… Хотя всегда говорю про свои книги: «Я пишу о том, что было или могло быть. Чего не могло, о том не пишу».

Лыков практически в каждой книге едет в новый город. Я знаю, что читатели постоянно спрашивают у вас, когда Лыков приедет к ним. Как работать с такой сложной географией?

Всегда есть конкретные точки назначения. Вот я недавно был в Казахстане, на китайской границе, там друг другу противостоят разведки четырех разных стран. В апреле, бог даст, полечу в Иркутск. Это ссыльный район, там огромная уголовная среда. И там, и там есть чем заняться сыщику. А когда пишут откуда-нибудь из мирной местности — там-то что Лыкову делать? Туда он никогда не приедет. Еще я пытаюсь в каждом городе найти историков, экспертов, которые могли бы вычитать мою писанину на предмет краеведческих ошибок. Во всех городах такие историки находятся, кроме почему-то Ростова-на-Дону. Мне там четыре специалиста один за другим отказали в консультации. Я говорю: «Ну вам же не хочется, чтобы о вашем родном городе написали какую-то глупость?» А им все некогда, некогда, и я читаю между строк: «Шел бы ты лесом». Я рассердился: «Ну и ладно, напишу без вас». А у меня есть приятели в местном ГО ЧС [гражданская оборона и чрезвычайные ситуации]. Говорят: «Тебе нужны краеведы? Будут. У нас такая система! Сейчас звонок сделаем ростовским коллегам, они историка вызовут и дадут ему команду». Я не поверил. Через два дня мне сообщают: «Напиши вот этому человеку, ему велено тебе помочь». Работает система! Я историку написал, он нехотя вычитал, куда деваться, раз команда дана. Сделал полезные примечания. Но в Ростов-на-Дону я все равно не поехал.

Или вот еще один из плюсов моей профессии — мне часто попадаются интересные люди. По Тифлису меня водил Борис Пашаев. Он подполковник российской милиции, который боролся с этническими группировками и ворами в законе. Сейчас Пашаев в России в розыске, поэтому он живет в Грузии. Вот он со мной ходил по улицам и рассказывал, где были притоны, где казармы, где полицейские участки. Очень обаятельный человек и знаток криминального Тифлиса. Люди с некоторого времени стали мне помогать — и теперь гораздо легче собирать информацию. А если есть забытая информация, книга становится лучше.

Я часто получаю такие письма: «Я историк уже 20 лет, но из твоей книги узнал о своем родном городе кое-что новое. Как это у тебя получается?». А я просто в поиске материала зарываюсь узко, но глубоко. И могу случайно накопать факты, которые давно нигде не всплывали. У меня сейчас в книгах становится все больше реально существовавших людей, и я стал получать письма от их потомков. Вот читатель из Киева: есть у вас в книге некто Лещ, это мой прадедушка, а вы пишете, что он скупщик краденого. Реально был такой старьевщик, он же мошенник-барыга, или это ваша выдумка? А я взял о нем данные в газете, в хронике происшествий. И Лещ был барыга, скупщик краденого, и в таком качестве действительно попался полиции, а человек за прадедушку обижается. И таких историй все больше и больше. Из всего этого появляется задник, фон мира, по которому будет ходить твой сыщик и твои персонажи. Если сыщик зашел в трактир на такой-то улице — значит, там действительно был трактир с таким названием, и хозяина этого трактира звали именно так. А еще лучше в мемуарах найти про его длинные усы или глубокие залысины.

Сколько времени уходит на такую подготовку и вообще на написание книги?

Я пишу три книги в год, получается, что на одну книжку уходит четыре месяца. Первая фаза — сбор материала — самая длинная и самая трудоемкая. Это я приеду в город, о котором пишу, буду сидеть в архивах, гулять по улицам с историком, читать прессу, путеводители, календари, обдумывать сюжет. Потом интернет, потом выписки, календари, статистические отчеты, научные монографии. Уходит где-то месяц с хвостиком по инструкции выше.

Вторая фаза — я пишу текст, сижу за компьютером, бешено стучу по клавишам. Легче пишется с утра. Вечером уже лень-матушка, башка болит, хочется бросить. Оптимальный режим — с 9 утра до 16, это если без форс-мажоров. Потом уже шарики за ролики заходят. 10 авторских листов один роман занимает, а еще лучше с запасом на редактуру — 11 листов, считай, что это больше 400 тысяч знаков (с пробелами). При форс-мажоре иногда приходилось и по 11 часов в день за клавиатурой сидеть.

Третья фаза — роман идет по инстанциям, и я вычищаю текст до блеска, оценивая все замечания и пожелания. Отсылаю издателю и неделю отдыхаю — футбол смотрю, пиво пью, гуляю. Только потом начинаю думать о следующей книжке. И всё по новой.

Что это за «инстанции»?

Нас вообще трое коллег: Валерий Введенский, Иван Погонин и я. Три человека, которые пишут исторические детективы и при этом дружат. Мы читаем все книги друг друга еще в рукописи, ищем «блох». У Погонина их почти нет, он их сам у кого хочешь найдет, а у меня и Введенского бывают. Впрочем, Введенскому трудно у меня что-то поймать, я знаю историю не хуже его. Зато он гораздо лучше знает законы детектива как жанра. Если находит что-то вопиющее, сразу говорит. Его замечания концептуальные, а у Ивана — исторические. Я слушаю всех, но решаю всегда по-своему. Если пытаться всем угодить — потеряешь себя. Иван и Валерий — два фильтра. Потом книгу читают историки того города, о котором я рассказываю, — третий фильтр. А потом — мой личный редактор Екатерина Кузнецова, я ей из собственного кармана плачу за работу. Другие редакторы в мой текст не лезут и не придираются. Она филолог и настоящее золото. Даже если я с ее правками не согласен, то всегда понимаю мотивацию. Екатерина меня и на исторических ошибках иногда ловит, а это надо постараться!

Но самый первый и самый важный фильтр — это мой друг Стас. Он читает сырую рукопись раньше всех. Я постоянно боюсь написать плохую книгу, но самому этого не понять. Так что я отдаю текст ему, и, пока читает, хожу и трясусь. Через полтора-два дня он обычно звонит, тяжело вздыхает и выносит вердикт. Самые худшие его слова пока были: «Ну, это не совсем провал». Так что это такой лакмус, чтобы я не написал халтуру. Надеюсь, что доведу Лыкова до 1917 года без снижения марки.

В семнадцатом году серия про Лыкова закончится?

Да, это логический шлагбаум. Лыков — чиновник департамента полиции. Для чекистов он человек, которого надо как можно быстрее поймать и поставить к стенке. Поэтому Алексей Николаевич должен будет от них бегать. Тут два варианта: либо Лыков добрался до Парижа и остался у дочки, либо исчез и лежит прикопанный где-то под кустиком. Второй более вероятен, но меня постоянно дергают люди умные, мнение которых я уважаю, и говорят: «Ты не можешь убить Лыкова. Он слишком нужен читателям, и это герой, который должен всегда спасаться». Но вдруг это будет фальшиво и неправдоподобно? Сколько более умных и сильных людей под кустиками зарыты, а он взял и спасся? Не знаю, что решу. Пока у меня есть время подумать. Сейчас на моем писательском календаре апрель 1909 года. Я вообще часто хожу с готовым сюжетом в голове, просто его время по хронологии еще не пришло. Вот сейчас точно знаю сюжеты примерно пяти своих будущих книг. Интересные идеи могут простаивать годами, например, «Лучи смерти» про доктора Филиппова 7 лет ждали, что я их напишу. Гибель изобретателя и суть его идеи — одна из исторических загадок. И я все боялся, что кто-нибудь идею подберет и раньше напишет. Вот сейчас еще три сюжета есть, которые теоретически могут у других появиться. Авось я успею первый про них рассказать.

У вас ведь еще есть одна книга про другого героя, Ахлестышева, «Московский апокалипсис». Вернетесь к нему?

Есть такая книга, но она всего лишь одна и действие происходит в другой период, гораздо раньше «лыковского». Тяжело было ее писать, поскольку время не мое. Я не смог даже найти карту допожарной Москвы. А тогда я еще был не такой опытный, писал тяжело и долго, искал материал хуже. Прямо сейчас повторять такой трудный опыт не хочется, да и к тому же придется тогда отодвигать книги про Лыкова. Хотя есть хорошие идеи для второй книги. Может быть, когда-нибудь в будущем и напишу еще про Ахлестышева. Не могу пока что бросить Лыкова.

Когда ты пишешь — ты весь там, даже ботинки не высовываются, с головой ушел в то время, иначе его не передать. Родные смотрят: папашка за компьютером, трогать не будем. Вообще, для меня всё, что связано с электронными устройствами, — проблема. Мне намного комфортнее жить в XIX веке, чем в XXI. Гаджеты, телефоны, электронная почта, вайбер какой-то. У меня телефон-то старый, кнопочный. А вот компьютер полезный, редактировать на нем удобно, да и писать куда быстрее, чем ручкой по бумаге. К тому же я с читателями переписываюсь: на все письма отвечаю, кроме совсем уж дурацких. Без обратной связи писателю работать глупо, мне на это времени не жалко. Всегда важно знать, что волнует читателей, что им интересно, а что не очень.

Почему вы пишете именно по три книги в год?

Если писать меньше, то не получится содержать себя писательством. К тому же идей много, они так и лезут из меня. Я счастливый человек, потому что занят делом, которое мне нравится и которое меня при этом кормит. Большая часть людей ходят на работу с ненавистью, они знают, что понедельник — день тяжелый, а пятница — веселая. А для меня все дни одинаково хороши. Так легко было, конечно, не всегда. Только в сорок пять лет смог отыскать себя. Мне вообще повезло. Кажется, что три книги — это много. Но другие и по пять могут писать — главное, чтобы их издавали. А для того надо писать так, чтобы твои книги покупали. Тут у многих загвоздка.

Меня недавно местные нижегородские писатели спросили: а как сделать так, чтобы можно было обеспечить себя писательским трудом? Я честно сказал: «Не знаю». Мне повезло в том, что я сочиняю детективы, беллетристику. Если бы писал стихи или серьезную прозу, никуда бы не пробился. Получается, я интуитивно и по любви выбрал жанр, у которого есть определенные преимущества. Читателям детективов их только подавай — чем больше, тем лучше. Но я больше трех в год не могу написать, это уже будет халтура, донцовщина. К сожалению, серьезным писателям я помочь не в силах. И менее всего советом или паролем. Понимаю, что они пишут глубже и лучше, чем я, но коммерческий успех по моей схеме у них никак не получится. Я им так и говорю: «Вы настоящие писатели, а я развлекаю людей». Как ни крути — низкий жанр, все мои книжки не сравнятся, например, с «Обителью» Прилепина. Совсем другой уровень таланта.

Николай Свечин. «Фартовый город»

Я делаю, что должен: пишу детективы и стараюсь, чтобы они были качественные. С той стороны, которая мне важна, — с исторической. Чем я могу помочь серьезному писателю? Дать мейл редактора? Давал несколько раз, а что толку? В издательствах — конвейер, и необходимо вписаться в требования этого конвейера. Там бизнес, который должен давать доход. Нужны серия, модная тема, обязательства писать столько-то книг в год… Работать с теми, кто не вписывается в эти рамки, у редактора нет ни времени, ни желания, ни выгоды. Получается, что писать книги для удовольствия — легко, а вот издавать их — очень тяжелый труд.

Вы сами думали писать в другом жанре?

Меня все устраивает в том жанре, в котором я пишу. Кстати, вот мы все говорим «исторический детектив», а мне кажется, что это не совсем он. Когда я сдал первые книжки в печать, критики стали надо мной глумиться. Дескать, Свечин пишет странные вещи: какой же это детектив, нет никакой загадки, ложных ходов и прочего. Стали придумывать разные умные слова — этнодетектив, регионалистский ретродетектив, что-то там еще.

А потом Лев Данилкин и говорит: «Ребята, все вы дураки, ничего не надо сложного придумывать. Этот жанр давно известен, он называется „полицейский боевик”». Авантюрная вещь, howcatchthem, — все знают убийцу, но его надо как-то поймать и прищучить. Вот он меня и спас! Я до этого сам думал: что же это я пишу такое? А теперь всё понятно, отстаньте от меня. Хотя читатели, я так думаю, находят меня именно по словам «исторический детектив». Такое ощущение, что Акунин своими книгами вспахал целину, и многие теперь узнали, что хотят именно что-то подобное. И вот эта аудитория шарит наугад по всем книжкам, которые хоть чуть-чуть похожи на Акунина, и натыкается на меня.

Вас раздражает сравнение с Акуниным?

Еще как раздражает! «Нижегородский Акунин»! Слышал и читал это десятки раз. Почему так, что за шаблон мышления? Только потому, что пишем в похожем жанре? Сразу приходит на ум, что я его эпигон, а ведь ничего подобного. Жанр, может быть, и один, но книги совсем разные. Есть же другие авторы исторических детективов: Иван Погонин, Валерий Введенский, Антон Чиж, Иван Любенко, Андрей Добров — и в этом же ряду Николай Свечин. Писать исторические детективы довольно сложно, так что в нашем жанре пишут единицы. Надо хорошо знать материал, это много работы. Сгонять нас всех в один табун и припечатывать Акуниным — просто глупо, это обличает леность ума и шаблонность мышления. Хотя, когда мне нужен совет умного человека, я пишу Григорию Шалвовичу.

Еще связь с Акуниным есть через Игоря Сакурова, который рисовал фандориаду. Он написал мне: «Хочу делать иллюстрации к вашим книгам». Хорошая мысль! Но решаю не я, свел его с издательством, долго обсуждали. Решили было, что Сакуров сделает только обложку, а из текста вообще иллюстрации уберем. Игорь нарисовал обложку, учел мои замечания, но в итоге так ничего и не вышло, начальство решило, что будет по-другому оформлять серию. Жалко! Я вообще за издание своих книг очень беспокоюсь. Больше всего хочу, чтобы они стоили дешевле и читатель мог себе позволить их купить. Пусть и на бумаге похуже и в покете — главное, текст. Времена сейчас трудные, многим книги не по карману.

Бонус: Инструкция от Николая Свечина, как подготовить антураж ретродетектива

Шаг 1. Найти карту города, где происходит действие, при этом обязательно того времени. По ней прикинуть, как выглядел город, как передвигались герои, где располагались важнейшие здания и точки.

Шаг 2. Прочитать архивы полицейского управления. В них видна общая криминальная обстановка в городе, указан состав полиции и другие важные сведения.

Шаг 3. Изучить городские газеты того времени. Информации в газетах больше всего, а хранятся их подшивки в городских архивах и библиотеках.

Шаг 4. Поднять краеведческую литературу. Зачастую историки уже много написали про этот период задолго до вас, можно брать и пользоваться.

Шаг 5. Посмотреть старые фотографии города и важнейших городских лиц.

Шаг 6. Пролистать путевые заметки и научные монографии по конкретным вопросам того или иного исторического детектива.

Читайте также

«Два еврея всегда не согласны друг с другом»
Амос Оз о себе, Иисусе и Иуде
13 июля
Контекст
«Деревянные глазищи, почему вы на меня смотрите?»
Интервью с итальянским историком Карло Гинзбургом
5 февраля
Контекст
«Донцову нельзя. Она так подробно расписывает криминальный сюжет, что прям учебник»
Как передают книги в тюрьму и что читают заключенные
28 сентября
Контекст