«Молил о прощении, но никто не простил. / Так и умер — с железным крестом, / выжженным на рыже-впалой груди, / и несмытой слюною Гитлера / на набрякшем от пива лице». Публикуем стихи о войне, сочиненные востоковедом Александром Мещеряковым.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

1
Помнишь ли крик «Банзай!»,
Пёрл-Харбор в дыму и огне?
Кишки китайца, намотанные
на самый длинный в мире штык
винтовки «Арисака»?
Их — миллионы,
патронов жалко.
Наша островная держава
свинцом небогатая.
Помнишь коня императора,
такого белого, как последний снег
на цветах наших несъедобных вишен,
то есть сакуры?
Самого Сёва — в круглых очках,
такого далекого и родного?
Как он сказал напоследок,
когда бомба сровняла
с уровнем моря Нагасаки и Хиросиму?
«Сынок, вынеси непереносимое».
Я был плохим сыном —
распорол живот. Ты уж прости, отец.
Больше мне просить прощения не у кого.

2
Помнишь того япошку, что подлетал на «Зеро»
к броне «Миссури»? Я видел его
глаза, узкие, как бойницы.
Я крикнул ему: «Назад!»
и нажал на гашетку.
Он упал, рассыпался в прах
и расплылся по морю охряным пятном.
Кровь у него была вроде бы человечья.
Я спал хорошо. Через пару недель
шоколадки дарил японским детям.
И сестру его, пилота то есть, трахал.
Кожа да кости, но все на месте.
Даже странно.
На матрасе, между прочим,
брошенном на пол. Варвары
все-таки. Азиаты.
А мундир с медалью на стул повесил.
Тихо звякала. От землетрясения.
Это у них, как дождь или ветер.
Умер уже потом, в солнечной Калифорнии.
Президентом тогда был Рональд Рейган.
Тоже вояка. Тоже ни о чем не жалел.
Альцгеймер его разбил.
Одного поля ягоды.

3
Помнишь газовый шлейф
над закатной Европой?
Глаза остывающие еврея
с желтым, шестипалым магендовидом
на рукаве? Красного командира
с пятиконечной звездой, въевшейся в печень?
Поляка? Русского? Белоруса? Украинца? Кто там еще?
Я и сам не помню — слишком худые.
Мумии — все на одно лицо.
Что потом случилось? Были германцами,
стали немцами.
Упав на колени, отмыкал города, совал
ассигнации в карманы поляков,
русских, белорусов, евреев, украинцев. Кого там еще?
Молил о прощении, но никто не простил.
Так и умер — с железным крестом,
выжженным на рыже-впалой груди,
и несмытой слюною Гитлера
на набрякшем от пива лице.
Лучшего, между прочим, в мире.
Только хмель, безо всякой химии.

4
Помнишь того фрица с дырищей
в спине от моего ППШ калибра 7,62?
Даю совет: а ты не драпай, подлец.
Со жратвою было, конечно, хреново.
С куревом тоже. Я «Войну и мир»
на самокрутки пустил. Роман
мне понравился. До пальцев с губами извел.
Тут-то война и кончилась.
Берлинская фрау, конечно, кобенилась.
Ну, а я, что, зря Европу протопал пешком?
Трусики у нее были розовые.
Дурно пахла, как все военное.
Меня, как русского человека,
потом Сталин очень хвалил.
Про плечи говорил мои крепкие.
Пуговицы у него золотые. Погоны с шитьем.
Это по-нашенски, по-советски.
Я по этому случаю водки выпил
и губу закусил — жрать-то нечего.
Впрочем, так даже крепче дух забрало.
Умер, конечно, на пенсии. Курил «Беломор».
Толстого собрание до корки прочел.
Вспомнить есть чего.
Фрица жалко. Да и фрау ихнюю.
Зря я тогда его. Драпал все-таки.
Зря и ее. Молодой, горячий еще.