Мысли о скором апокалипсисе преследовали человечество всегда, но все же в нашей истории бывали и относительно спокойные периоды. К сожалению, текущий исторический момент точно не из таких — уровень беспокойства в мире как будто бы повышается с каждым днем, а про ближайшее будущее страшно даже подумать. В этом плане выход книги ирландского журналиста Марка О`Коннелла выглядит как никогда своевременным. О`Коннелл не пытается делать никаких прогнозов относительно завтрашнего дня (и это несомненное достоинство книги) — вместо этого он анализирует разные причины и проявления нашей экзистенциальной тревоги, путешествуя по миру и разговаривая с людьми, которые тем или иным образом готовятся встречать конец света. По просьбе «Горького» Иван Козлов выбрал из этой книги десять любопытных фактов.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Марк О’Коннелл. Динозавры тоже думали, что у них есть время. Почему люди в XXI веке стали одержимы идеей апокалипсиса. М.: Бомбора, 2023. Перевод с английского Евгении Цветковой. Содержание

  1. Место в постапокалиптическом военизированном сообществе можно купить себе уже сейчас

Марк О'Коннелл называет бизнесмена Роберта Вичино одной из самых выдающихся и успешных фигур в сфере подготовки к Судному дню и «магнатом недвижимости на случай конца света». В этом есть изрядная доля правды. Многие слышали и хорошо знают про специфическую бизнес-индустрию по продаже бункеров и бомбоубежищ на случай войны или потенциального катаклизма, однако несколько крупных бизнесменов довели эту идею до логического предела и предложили своим клиентам по-настоящему масштабные и крупные проекты — и Вичино стал самым заметным среди таких дельцов. Компания, которую он основал, называлась Vivos.

«Флагманское место Vivos располагалось под кукурузными полями Индианы. Во время холодной войны это было правительственное убежище с роскошно обставленной столовой, домашним кинотеатром, медицинским центром с операционной и дефибрилляционной, питомником для домашних животных и миниатюрной гидропонной фермой для выращивания свежих фруктов и овощей. Комплекс Vivos также мог похвастаться единственным в мире частным хранилищем ДНК, которое Вичино позиционировал как „следующий ковчег человечества“».

Еще один проект Vivos под названием xPoint предполагал размещение от шести до десяти тысяч человек и должен был стать «самым большим лагерем для постапокалиптического выживания на Земле». Фактически Vivos предлагала не только потенциальным клиентам, но и всему человечеству видение постгосударственного будущего. Правда, автору книги подобное видение постапокалипсиса показалось далеко не впечатляющим. «По сути это было государство, раздетое до звериных, нелицеприятных правых основ: военизированный аппарат безопасности, нанятый на основе контрактных соглашений для защиты частного богатства». При этом, учитывая, что даже в таком отталкивающем виде подобные проекты вряд ли будут реализованы, О'Коннелл прямо называет деятельность Vivos «мошенническим бизнесом».

  1. Создатель «ковчега человечества» начинал с гигантских надувных кукол

До того момента как сколотить состояние на чужих страхах перед будущим, Роберт Вичино занимался совершенно другими вещами и даже, можно сказать, оставил на заре карьеры след в человеческой культуре. Работая в рекламе, он, в частности, придумал «гигантские надувные фигуры».

«Его звездный час настал в 1983 году, когда в пятидесятую годовщину выпуска первого фильма „Кинг-Конг“ он закрепил огромную надувную гориллу на стене Эмпайр-стейт-билдинг. Снимок с гориллой попал на первую полосу „Нью-Йорк Таймс“, и это была первая реклама, размещенная на первой полосе газеты».

Кроме того, Вичино отметился созданием реквизита для фильма «Аэроплан» с Лесли Нильсеном — в одной из сцен там тоже есть надувная кукла. Такие вот своеобразные витки карьеры. Впрочем, автору книги они не кажутся такими уж неожиданными — по поводу Роберта Вичино и всей его деятельности О'Коннелл испытывает заметный скепсис, справедливо считая, что сейчас предприимчивый бизнесмен занимается ровно тем же, что и сорок лет назад, — рекламой и созданием спецэффектов.

  1. Солнце может разрушить привычный нам мир, и относительно недавно такое почти произошло

Залог успеха бизнеса людей, которые продают богачам элитные убежища, заключается в многообразии худших вариантов развития событий, которыми можно запугать потенциальных клиентов. Самый популярный из них, конечно, ядерная война, но этот сценарий далеко не единственный.

«Также существовала перспектива, что хакеры, движимые политическими целями или простым демоническим озорством, запустят вирус в системы, контролирующие национальную сеть, и уничтожат всю технологическую инфраструктуру общества. Фигурировали и массивные солнечные вспышки, которые происходили периодически и могли с легкостью сделать то же самое без участия человека. Не преминул рассказчик и упомянуть о так называемом событии Кэррингтона — „солнечном супершторме“ рубежа прошлого века, который вывел из строя электросистемы по всему миру».

Событие Кэррингтона имело место в период с 28 августа по 2 сентября 1859 года. Комплекс явлений, оставшихся в веках под этим названием, включал как мощнейшую за всю историю наблюдений геомагнитную бурю, так и вызвавшие ее явления на Солнце. Первого сентября британский астроном Ричард Кэррингтон зафиксировал беспрецедентно яркую солнечную вспышку, которая вызвала крупный корональный выброс массы, достигший Земли за 18 часов.

Полтора века назад последствия этого выброса оказались не столь значительны, поскольку электросистемы были не сильно распространены, но сегодня уничтожение электросети приведет к неизбежному краху сложных структур, на которых держатся мировые системы. И этот вариант, в отличие от многих других, более чем реален.

 

  1. Американские богачи считают Новую Зеландию современным Араратом

«По данным Министерства внутренних дел Новой Зеландии, за два дня после выборов 2016 года число американцев, посетивших страничку о процессе получения гражданства официального сайта ведомства, увеличилось в четырнадцать раз по сравнению с тем же днем в предыдущем месяце», — сообщает О'Коннелл.

Идея того, что именно Новую Зеландию можно использовать как спасительный островок, на котором можно переждать крушение американской экономики и прочие глобальные кризисы, возникла у американцев не на пустом месте — ее развили сверхбогатые бизнесмены, которые уверовали в эту неочевидную идею настолько, что за несколько лет потратили огромное количество денег на различные связанные с ней проекты.

«„Нью-Йоркер“ опубликовал статью о том, что сверхбогачи готовятся к грандиозному цивилизационному краху. Говоря о Новой Зеландии как о „привилегированном убежище на случай катаклизма“, Рид Хоффман, основатель LinkedIn, утверждал, что „сказать, что вы покупаете дом в Новой Зеландии, — это все равно что подмигнуть в стиле „ни слова больше!““. А еще был Питер Тиль — миллиардер, венчурный инвестор, один из основателей PayPal и один из первых инвесторов Facebook».

Именно Питер Тиль и стал главным публичным проводником этого странного тренда. Он купил обширную собственность на берегу озера Ванака с намерением обустроить место для отступления, если Америка станет непригодной для жизни из-за экономического хаоса, гражданских беспорядков или какого-либо другого апокалиптического события. Он даже договорился с одним из своих коллег, что в случае системного коллапса они оба сядут на частный самолет и улетят в Новую Зеландию: «План состоял в том, чтобы переждать крах цивилизации, а затем появиться вновь, чтобы обеспечить начальное финансирование, скажем, рынка протеиновых смесей на основе насекомых».

«Спасутся те, кто сможет позволить себе роскошь спасения, — иронично констатирует О'Коннелл, — И Новая Зеландия в этой истории стала современным Араратом — местом укрытия от грядущего потопа».

  1. «Марсианское общество» не просто действует на Земле, но и имеет политический вес

Идея освоения Марса и возможного переселения человечества на другие планеты для нас сегодня связана в основном с именем Илона Маска — так уж вышло благодаря его скандальности и повышенному вниманию медиа к любым его заявлениям. Однако в США Маск — далеко не единственный апостол колонизации Марса, хорошо известный широкой публике. Пожалуй, даже более деятельной и одиозной личностью в этом отношении можно назвать Роберта Зубрина — бывшего инженера аэрокосмических систем оборонного подрядчика Lockheed Martin.

В 1998 году Зубрин основал организацию под названием «Марсианское общество», выступавшую за заселение Марса людьми. Со временем количество сторонников организации стало исчисляться сотнями тысяч, а ее отделения были открыты в двадцати восьми странах. «Марсианское общество» одновременно было общественной организацией и политической лоббистской группой, оно владело двумя исследовательскими станциями в пустыне Юта и в Арктике, деньги на которые дал Илон Маск. По словам О'Коннелла, именно Зубрин сделал Маска марсианским адептом и стал для него кем-то вроде Иоанна Крестителя.

При этом, несмотря на всю масштабность и амбиции «Марсианского общества», О'Коннелл описывает его с явной иронией, очевидно, считая его основателей и участников пустыми прожектерами. В частности, вот каковы его впечатления от посещения одной из конференций общества:

«Было много разговоров о том, с какими трудностями могут столкнуться колонисты на Марсе, от стихийных бедствий до подростковой преступности и отсутствия четко определенных законов, которые регулировали бы права собственности в космосе в соответствии с действующим американским и международным правом. Звучало даже выступление одного лютеранского епископа под названием „Является ли исследование Марса благочестивым деянием?“. С учетом того что лютеранский епископ был одним из основателей „Марсианского общества“, думаю, ответ был утвердительным».

  1. Покинуть Землю было бы слишком патриархально

О'Коннелл идентифицирует сам себя как писатель и журналист левого толка, поэтому некоторые апокалиптические аспекты он рассматривает в соответствующем ключе. Так, например, ссылаясь на мнение своих коллег, он приводит любопытный тезис о том, что в самой идее покинуть Землю и переселиться на какую-нибудь другую планету заложено нечто сугубо патриархальное и принципиально мужское. Вот как это объясняется:

«Культурный критик Сара Шарма говорила о понимании ухода как об осуществлении патриархальной власти, „привилегии, которая вершится за счет культивирования и поддержания условий коллективной автономии“. Это сила, которую она противопоставляет более традиционной материнской ценности „заботы“».

Шарма отмечает, что вопрос ухода женщины практически никогда не возникал, учитывая, что женщина исторически не могла выбирать, когда ей уходить, и не могла вступать в неравную борьбу с существующим соотношением сил. Именно поэтому стремление «остаться и заботиться» о мире куда более характерно женской природе, чем мужской, склонной к серьезным и в то же время безответственным авантюрам вроде переселения из одного мира в другой.

По мнению автора книги, вся риторика, сложившаяся вокруг колонизации Марса, похожа на рекламный дирижабль, который парит над грязным неоновым адским пейзажем центра Лос-Анджелеса в одной из ранних сцен «Бегущего по лезвию»:

«Гигантский экран показывает сообщения „Лучшее будущее“ и „Дыши спокойно“, в то время как из динамиков вовсю ревет голос, обращаясь к пропитанным кислотным дождем существам внизу: „Новая жизнь ждет вас в колониях за пределами мира, шанс начать все сначала в золотой стране возможностей и приключений“. Голос мужской. Уверенный, жизнерадостный и ободряющий. Голос самого американского капитализма».

  1. Туризм в Припяти будет существовать до первого мертвого американца

В одной из глав своей книги О'Коннелл отправляется в Чернобыльскую зону отчуждения — во многом для того, чтобы ощутить себя в ситуации «после конца света», но в первую очередь затем, чтобы увидеть, как устроен бизнес чернобыльских гидов, зарабатывающих на жизнь организацией экскурсий в Припять.

Эта глава книги в итоге оказывается не самой информативной — во-первых, потому, что сама по себе эта бизнес-индустрия давно и подробно описана и ничего принципиально нового в ней в последние годы не происходит, а во-вторых, потому, что большую часть главы автор решает посвятить рассуждениям общего характера. Он буквально заставляет себя испытать интерес к происходящему, однако в нем в итоге побеждает брезгливость и пренебрежение к бизнесу, который кажется ему одновременно вульгарным и циничным.

Тем не менее кое-что из этой главы мы все же узнаем. В частности, год от года подобные экскурсии становятся все менее и менее законными, поскольку конкуренция слишком высока и турфирмы буквально вынуждены водить своих клиентов по домам и постройкам (официально это запрещено), потому что кто-нибудь другой все равно это сделает. О'Коннелл ссылается на слова гидов, которые прямо говорят, что берегут своих клиентов, оглядываясь на их национальность, учитывая международный резонанс при несчастном случае: «Пострадает американец — всё, больше никаких туров в Зону. Финита». А вероятность такового все увеличивается, потому что интерес туристов к Зоне, подогреваемый медиа, не ослабевает год от года:

«По словам гида, в 2016 году Зону посетили тридцать шесть тысяч человек благодаря ее популяризации в медиа. Припять рисовали как постапокалиптическую реальность такие фильмы, как «Запретная зона и „Крепкий орешек: Хороший день, чтобы умереть“ (A Good Day to Die Hard), телевизионные шоу, такие как „Жизнь после людей“ (Life Aft er People) канала History (целая серия фетишистского изображения восстановления природной среды после исчезновения человеческого вида), и видеоигры, такие как S. T. A. L. K. E. R., Fallout 4 и Call of Duty: Modern Warfare».

 

  1. Вожделение к руинам — это нормально

Размышляя о плюсах и минусах своей экспедиции в чернобыльскую зону, О'Коннелл, явно недовольный ее итогами (и, более того, ощущающий собственное пребывание там как нечто странное и глубоко неправильное), успокаивает себя тем, что его предприятие вполне вписывается в контекст давно сложившейся культурной традиции.

И действительно, получение удовольствия от созерцания руин только относительно недавно стало ассоциироваться с индустриальным туризмом, но при этом было популярным занятием на протяжении многих веков. В немецком языке для этого есть специальное слово — Ruinenlust. Это переводится как «вожделение к руинам» или «страсть к руинам» и является одной из тенденций в немецком романтизме конца XVIII — середины XIX века.

«Начиная с конца семнадцатого века молодая элита Британии начала совершать свои гранд-туры: обычно после Оксбриджа посещали культурные объекты континентальной Европы, центральным элементом которых были греческие и римские руины. Таким образом им напоминали, что даже величайшие цивилизации, величайшие империи в итоге становились развалинами. Размышления о скоротечности и непостоянстве легли в основу искусства и литературы восемнадцатого и девятнадцатого веков».

Здесь О'Коннелл вспоминает «Салон 1767 года» Дидро, где тот, в частности, писал, что фундаментом «поэтики руин» было время, проведенное в таких местах, где человек задумывался о том, что места его собственного обитания неизбежно придут к забвению: «В своем воображении мы разбрасываем по земле обломки тех самых зданий, в которых мы живем; в этот момент вокруг нас царят одиночество и тишина, мы единственные выжившие из той нации, которой больше нет».

  1. Статуи с острова Пасхи могли стать причиной краха цивилизации

Это не точно. Однако такая красивая гипотеза существует и пользуется популярностью, хотя, по замечанию О'Коннелла, яростно оспаривается историками. Суть ее в том, что гибель некогда процветавшей островной цивилизации была напрямую связана с главной достопримечательностью острова Пасхи — гигантскими антропоморфными статуями моаи.

«Когда первые полинезийские поселенцы прибыли на остров в тринадцатом веке, это была богатая и покрытая густым лесом местность. Однако вместе с ростом населения и развитием сельского хозяйства ухудшалось состояние окружающей среды, что привело к ожесточенной борьбе за ресурсы и межплеменным конфликтам».

С этим историки не спорят. Их сомнения вызывает неподтвержденный тезис о том, что конфликты и экологическая ситуация значительно усугубились из-за неустанного строительства моаи, ради которого пришлось вырубать все больше и больше леса — и само строительство, и транспортировка статуй и материалов для них требовали очень большого количества древесины. Так местное население довело экологию своего острова до коллапса, желая воздать дань уважения предкам и собственным представлениям о мироустройстве.

О'Коннелл приводит эту историю, поскольку такая версия гибели цивилизации острова Пасхи стала очень популярна в среде людей, практикующих бушкрафт — выживание в дикой природе с минимальным набором инструментов. По их мнению, ситуация, сложившаяся на острове Пасхи, — хорошая метафора для описания того глобального кризиса, с которым сейчас столкнулось все человечество.

  1. У нас всегда конец света

Это, пожалуй, главный вывод книги, который автор формулирует еще в первой ее части. При этом он ссылается на Блаженного Августина, который творил в пятом веке и, в частности, замечал, что еще как минимум за три столетия до него самые ранние христиане были охвачены апокалиптическим пылом и уверены, что живут в последние времена. И если уж тогда дни были последними, то теперь, по мнению Блаженного Августина, они тем более последние.

Речь, напомним, идет о рассуждениях многовековой давности. Подражая ему, автор продолжает эту восходящую апокалиптическую последовательность и пишет:

«Вся наша цивилизация покоится на фундаменте потопа и огня. Но что если теперь это особенно конец света, то есть еще больший конец света: реальный, всамделишный и самый конечный конец (или что-то очень близкое к тому)? Тогда что же подразумевать под концом света? Потому что, по правде говоря, разве сама эта идея не абсурдна?»

В действительности О'Коннелл оказывается большим оптимистом. Чтоб подтвердить свою идею об абсурдности самой концепции конца света, например, он пишет: «Глобальная ядерная война, правда, теоретически могла бы уничтожить всю органическую жизнь на планете, но на момент написания книги это кажется весьма маловероятным».

Книга «Динозавры тоже думали, что у них есть время» была дописана и опубликована всего два года назад — в две тысячи двадцатом.